Путиноведение
Татьяна Становая
Политическую дивергенцию спровоцировало политическое отсутствие Путина, а подпитывается она общим страхом перед неизвестным будущим, неясностью путинских планов, грядущих конфигураций. Режим приходит в движение, но действия его элементов потеряли былую однозначность, когда за что бы ни взялась ФСБ, было ясно – Путин санкционировал, пересмотра не ждать. В новой реальности и сам президент оказывается ведомым: сегодня ему принесли одну папку – за этим следует арест, через некоторое время другую папку – пересмотр решения
Последние пару лет, особенно с начала 2019 года, российские институты, корпорации и прочие значимые участники политической системы стали вести себя гораздо более инициативно. Они не просто предлагают свои проекты, но и все чаще пытаются раздвигать границы дозволенного за счет других, провоцируя внутрисистемные конфликты. Логика «каждый сам за себя» вышла на новый уровень, где приоритеты условных корпораций продвигаются и защищаются в ущерб приоритетам системы в целом, частное наступает на общее.
Таких примеров становится все больше: спикер Госдумы выставляет одного из министров из зала заседаний; Генпрокуратура нападает на ФСБ, «Ростех» и «Роскосмос»; Алексей Кудрин укрепляет Счетную палату как контрольный орган; ФСБ ожесточенно борется за роль главного арбитра в корпоративных спорах и надзирателя за чистотой элиты. Многие годы Кремль старался деполитизировать политическое пространство, сделать его технократическим и более управляемым, но теперь процесс пошел в обратную сторону – началась политизация ключевых опор режима.
Система рассредоточивается
Общий контекст нового срока правления Владимира Путина радикально изменился, особенно по сравнению с его первыми двумя президентскими сроками. Тогда система была сконцентрирована на построении и восстановлении той самой вертикали – свода формальных и неформальных правил и институтов, направленных на коллективную работу для решения относительно понятных всем задач. В те годы эксперты следили за распространением путинских людей на всех уровнях власти, в корпоративной и силовой среде. Было не принято выносить сор из избы, провоцировать конфликты, ставить под сомнение одобренные цели и ориентиры.
Каждый встраивался в вертикаль и действовал в некоей общей логике восстановления дееспособности государства. Этот контекст, его механизмы и процедуры задавались и курировались лично президентом, который консолидировал режим вокруг заданных ценностей – стабильность, предсказуемость, мобилизация вокруг власти, рост достатка и вставание с колен.
Сегодня этот контекст трансформировался до неузнаваемости и утратил свою изначальную роль консолидатора и синхронизатора. Его мобилизующая внутриполитическая функция почти полностью исчезла. Ее место занял консенсус по внешней политике, который не отражает ничего, кроме общей лояльности режиму. Если в первые два срока Путина каждый институт и участник политической системы встраивался в единый механизм и терял собственную субъектность, то теперь происходит обратное рассредотачивающее движение, которое придает институтам и игрокам собственную политическую повестку и приоритеты. Потому что единого, заданного лидером политического контекста в России больше нет.
Примеров такой политической дивергенции становится все больше. Спикер Госдумы Вячеслав Володин на протяжении последних двух лет активно политизирует работу нижней палаты. Он планомерно завоевывает право отчитывать министров, инициировать дискуссии о поправках в Конституцию, выступать с законодательными инициативами без предварительной санкции Кремля и даже высказываться по внешнеполитическим вопросам (достаточно вспомнить его слова о конце Минских соглашений, тут же опровергнутые Дмитрием Песковым).
Володин действует в логике естественной корпоративной экспансии, когда и Госдума, и ее спикер стремятся как можно больше влиять на ключевые направления государственной политики – кадровую, внешнюю и внутреннюю. В этой же логике действует и генпрокурор Юрий Чайка, который в своем недавнем докладе, подготовленном для Совфеда, неожиданно разоблачает коррупцию в ФСБ, а также многомиллиардные хищения в «Ростехе» и «Роскосмосе», заставляя их и Кремль оправдываться.
Бесспорным лидером по политической автономизации становится сама ФСБ, которая сажает губернаторов и министров, участвует в корпоративных конфликтах и де-факто навязывает себя президенту в качестве верховного арбитра во внутриэлитных конфликтах, чистильщика и охранителя режима.
Политизируется и Счетная палата, главой которой в прошлом году стал близкий соратник Путина Алексей Кудрин. Кудрин за последние годы сам по себе превратился в политический институт, в едва ли не единственного внутри режима носителя альтернативного видения российской внешней политики. Теперь он использует Счетную палату как инструмент продвижения собственной управленческой повестки.
Свои повестки в последние годы активно продвигают и крупные корпорации. «Роснефть» учит правительство регулировать рынок нефтепродуктов; «Газпром» позволяет себе критиковать стратегическую ставку на развитие СПГ; «Росатом» пытается оттеснить кабинет министров от политики в Арктике; «Ростех» диктует министерству промышленности и торговли направления работы.
Среди новых политизированных игроков также выделяется министр обороны Сергей Шойгу. Он теперь заинтересовался молодежной политикой, создав общественно-патриотическое движение Юнармия, что явно заходит на поле внутриполитического блока администрации президента. Мотивы Шойгу, как и многих других, понятны – приумножать собственный политический ресурс, создавать багаж, который может быть учтен при решении его дальнейшей судьбы.
Пропутинский или антизападный
Инициатива внутри режима разблокирована, она все реже наказуема. Если раньше политическая система работала по принципу «что не разрешено Путиным, запрещено», то сейчас ситуация перевернулась – теперь все, что не запрещено Путиным, разрешено.
Единственным критерием «правильности» инициативы остается лояльность, но когда лояльны все, система утрачивает способность идентифицировать и купировать даже то, что вредит ей самой. И все эти процессы постепенно выходят из-под контроля лично Путина, а также его администрации, которая слишком сфокусирована на самом президенте и обслуживании его каждодневных потребностей, и поэтому упускает инициативу в управлении политическими процессами, не имеющими прямого отношения к главе государства.
Законы о фейковых новостях или наказании за неуважение власти – яркие примеры такой ограниченной логики. Политика диалога и конвергенции подменяется политикой отгораживания и самоизоляции неуправляемых рисков. А риски эти стали неуправляемыми не потому, что они какие-то принципиально новые, а потому, что оказались слишком далеко от той повестки, которая значима лично для президента. Трудно поверить, но политические процессы внутри страны буквально пускают на самотек там, где нет прямого интереса президента, а конфликты вспыхивают там, где всегда удавалось договариваться.
Российский режим все меньше похож на слаженный оркестр с уверенным дирижером, а все больше на какофонию, где каждый участник стремится выступить громче и заметней остальных. В такой ситуации уже никто особенно не задумывается о гармоничности итоговой симфонии – вместо этого институциональные и корпоративные приоритеты ставятся выше общероссийских и даже реализуются за их счет.
Политическую дивергенцию спровоцировало политическое отсутствие Путина, а подпитывается она общим страхом перед неизвестным будущим, неясностью путинских планов, грядущих конфигураций. Режим приходит в движение, но действия его элементов потеряли былую однозначность, когда за что бы ни взялась ФСБ, было ясно – Путин санкционировал, пересмотра не ждать. В новой реальности и сам президент оказывается ведомым: сегодня ему принесли одну папку – за этим следует арест, через некоторое время другую папку – пересмотр решения. Стоит ли удивляться освобождению под подписку о невыезде Кирилла Серебренникова или переводу Майкла Калви под домашний арест?
В путинском режиме исчезает Путин, формировавший тот самый контекст, что обеспечивал политическую конвергенцию и единую, заданную сверху логику, пусть и не всегда идеально функционирующую. На смену идет полицентричность со сбоящим арбитражным механизмом – то, что Россия хорошо знала в 90-е годы. Для этого не требовалось даже снижение пресловутых рейтингов – достаточно было Путину самоустраниться от построенной им системы.
Только в отличие от 90-х теперь внутренние войны всех против всех ведутся под знаменем защиты осажденной крепости и в контексте геополитического противостояния. Антизападная логика подменяет пропутинскую мотивацию, оставляя президенту все меньше возможностей поддерживать стабильность собственного режима.
Оценили 15 человек
28 кармы