Буркини как центральный вопрос политики Франции

Бушует скандал вокруг формы женской одежды на французских пляжах. Моё внимание к нему привлекла эта фотография. Сверху – фото с пляжа Франции, снизу – из Израиля. Я задумался, - почему в Израиле, идеологизированном государстве, традиционной мишени исламистов, скандал вокруг купальников невозможен. А во Франции, провозгласившей равенство всех культур, провокационные демонстрации «благочестивости» имеют невероятный успех? Среди ряда причин главной я выделил следующую.

Государство Израиль существует в ситуации реальной опасности на протяжении всей своей истории. Эта опасность поддерживает в адекватном виде смысловые конструкции израильского общества. А во Франции, передовой стране европейской культуры и родине постмодерна, многие смыслы разрушены. В случае опасности, в Израиле общество может отпереться на смыслы, и поэтому, осознавая свою силу, может позволить всем ходить на пляж. А во Франции обществу не на что отпереться. Отсюда чувство страха, которое приходится вытеснять вооружёнными полицейскими.

Общество может опираться или на смыслы и нормы, воспитанные и укоренённые в каждом человеке, или на тоталитарный аппарат силового подавления. Эту простую истину в своё время на примере собственного лагерного опыта всесторонне описал Бруно Беттельгейм. Этот австрийский еврей-психоаналитик прошёл фашистский концлагерь и после освобождения эмигрировал в США. Его книги и статьи, опубликованные после освобождения из концлагеря, очень быстро стали знамениты. А дискуссия вокруг его идей не утихает в Америке и сегодня.

Может быть поэтому в США вполне понимают ситуацию, сложившуюся во Франции. В иронично-глумливой статье «Бардо Бриджит против буркини» журнала Foreign Policy Софи Фаггл утверждает: «Для Франции пляж — … символ национальной идентичности. … Французское кино и бренды совместными усилиями создали образ пляжа как легендарного места гедонистической свободы и фривольностей. … Языческий рай Французской Ривьеры». А как можно не иронизировать над страной, в центре политического процесса которой – вопрос о купальниках? Вот и Саркози уже сделал запрет буркини брендом своей предвыборной кампании.

Впечатляет то, что во Франции никто прямо не говорит в чём опасность необычного купального костюма. Зато об этом говорят за пределами Франции. Из статьи Сови Фаггл: «Буркини не только напоминают людям о вновь актуальной классовой, расовой и гендерной напряженности — кажется, что те, кто их носит, отказываются участвовать в создании иллюзии социального выравнивания. … Проблема, которую видят противники буркини, — не в самом приходе этих купальных костюмов на французские пляжи, а в чувстве того, что их обладательницы не принимают активного участия в сохранении существующих мифов». Этот запрет на публичное проявление идентичности строго соблюдается политиками Франции. Даже радикальная Мари Ле Пен боится говорить об этом, позволяя себе лишь ностальгировать по «пляжам, принадлежащим Бардо и Вадиму». За что мгновенно получает оплеуху от постмодернистов.

Постмодернизм создал эту ситуацию. И именно он получает от неё выгоду. Ведь в реально существующей Франции единственный способ бороться с буркини – эскалация воронки постмодернизма. Именно такую стратегию принял Саркози. И именно к этому сценарию подталкивают заокеанские советчики. Из статьи Foreign Policy: «Близорукое видение французского общества, навязываемое такими людьми, как Ле Пен, настаивает на том, что пляж остается пространством бесцеремонного, давно устаревшего мужского шовинизма и объективизации женщин, воплощенных в кино 1950-х годов». То есть основную проблему авторитетный американский геополитический журнал видит в мужском шовинизме. А бороться с актуальной проблемой нашпигованности Европы радикальным исламом тоже нужно путём экспансии феминизма.

Под занавес статьи Сови Фаггл выдаёт разумный прогноз: «В своем блоге Ле Пен представила французский пляж как своего рода священное пространство — вневременной маркер французской национальной идентичности. Однако пляж относится к национальным мифам именно потому, что это постоянно меняющееся пространство. Он подвержен как эрозии, так и восстановлению, он является объектом перепланировки и вечного перемещения различных лиц и групп».

Остаётся лишь заметить, что процессы изменения и эрозии сакрального пространства не возникают сами по себе, их кто-то запускает и ими кто-то управляет. Кто хозяин этого процесса? Ведь очевидно, что скандальные кадры были распространены намеренно широкомасштабно. Одно дело, если прокладывает себе дорогу европейский радикал-феминизм. И совсем другое, если мы воочию наблюдаем складывание альянса постмодерна с исламизмом.

А предпосылки думать, что ситуация развивается по последнему сценарию серьёзные. Кто получил выгоду от ситуации? Радикал-феминистки, раскрутившие колесо постмодерна и исламисты. Высший административный суд Франции отменил запрет на ношение буркини. А, как известно, нет лучшего способа поддержать, чем вначале запретить, а потом разрешить.

И, наконец, о том почему слово «благочестивость» я использовал в кавычках. Царь Соломон, в исламе – пророк Сулейман, говорит в первом псалме: «Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных и не сидит в собрании развратителей». Известен хадис пророка Мухаммеда: «Тот в чьем сердце есть хотя бы пылинка высокомерия не войдет в Рай». Если совсем-совсем нельзя одеваться менее демонстративно, то зачем ходить в общество развратителей?

Возвращаясь к началу поста, ещё одно очевидное отличие Израиля от Франции в том, что там буркини уместны и не надменны, а во Франции – нет. В Израиле такой пляжный костюм – естественный элемент традиции и национальной идентичности. А во Франции, как показали последние события – инструмент постмодернистской деструкции национальной идентичности.

Оригинал материала: http://9-terik.livejournal.com...