«Здесь мы воздвигнем постройку, которая будет вселять ужас в наших врагов и уверенность в наших друзей», — эти слова произнес президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган, заложив первый камень в основу нового здания. С этого здания начнётся возведение военно-административного комплекса в форме национального флага. По плану он должен быть в полтора раза больше Пентагона и вмещать 15 000 сотрудников. До этого в средствах массовой информации активно обсуждалась идея создания совместной турецко-азербайджанской армии. А ещё раньше символ перехода Турции к светскому государству собор Святой Софии впервые с 1935 года опять стал мечетью. 

Турецкое государство последовательно усиливает своё присутствие на Ближнем Востоке и Южном Кавказе, напрямую участвует в военных конфликтах и строит дальнейшие планы по созданию собственного геополитического полюса. Из руин XX столетия вновь показывает свой оскал Османская империя, а реваншизм проступает в каждом заявлении, каждом жесте нынешних правителей. Нация, которую создал реформатор Ататюрк после того, как пал последний султан, сейчас отрекается от принципов своего отца-основателя.

Эдипов комплекс: избавиться от Ататюрка

Архитектор современной Турции — Мустафа Кемаль Ататюрк. Именно с ним связан переход от Османской империи, просуществовавшей с 1453 по 1922 год, к республике. Его имя упоминается в конституции страны 16 раз, там же декларируется верность его принципам и историческому наследию. 

"Признание того, что никакие взгляды и убеждения не должны противопоставляться <…> преобразованиям Ататюрка, а также, как требует того принцип светского государства, на государственные дела и политику никоим образом не должны влиять священные религиозные чувства" Конституция Турции

Своё восхождение Мустафа Кемаль начал с победы в национально-освободительной войне. Тогда имперские власти находились в агонии, власть стремительно рушилась, страна проиграла в Первой мировой войне, и ёё территорию разделили между собой оккупанты. Генерал Ататюрк, известный умеренно либеральными взглядами, тогда противопоставил себя и интервентам, и сохранившейся власти султана Мехмеда VI. Объявил о созыве парламента и начал боевые действия. При военной и финансовой поддержке Советской России поход Ататюрка удался. В 1923 году султанат пал, империю официально упразднили. Была создана республика. И начались реформы. 

Все сферы общественной жизни освобождались от диктата религии, был уничтожен Исламский халифат (титул халифа носили все османские султаны), религиозное право было заменено гражданским, а законодательная, судебная и исполнительная власти наконец разделены. Произошло нечто немыслимое для исламского центра: переход на Григорианский календарь. Также кемалисты приняли европейские нормы труда и перешли на метрическую систему. 

Все предыдущие институты, нормы и понятия рухнули вместе с мессианским самоощущением. Страна встала на европейский путь развития и активно импортировала западные институты. А символом этой трансформации стал собор Святой Софии. В 1935 году завоеванную христианскую святыню объявили музеем. 

Но всё изменилось, когда народ огня развязал войну, власть в руках стал концентрировать Реджеп Тайип Эрдоган. В стране развернулся маховик возврата к исламизации, всё чаще власть в своих решениях опирается на так называемую идеологию неоосманизма, а символическим гвоздём в крышку гроба Ататюрка стала София. В год 140-летнего юбилея основателя светской Турции музей вновь стал мечетью, теперь там проводят богослужения. Страна хоть и является членом НАТО, евроинтеграционный курс прекращён. Внешняя политика стала более агрессивной, при Эрдогане Турция заявила о себе как об автономной силе. Кажется, что вдохновлённый во многом французским опытом проект Ататюрка потерпел крушение и нынешняя власть хочет полностью отказаться от его достижений. 

Европа: от несбывшейся мечты до неоосманизма

Внешняя политика новой Турецкой Республики была ориентированной на Запад. Евроинтеграция и присоединение к условно-демократическому миру долгие годы считались единственным верным выбором. 

Со второй половины XX столетия государство входит в состав крупнейших общеевропейских организаций, а в некоторых является основателем. Заявку на вступление в Евросоюз страна подала ещё в 1987 году, но переговоры о вступлении начались в 2005-м. И 33 из 35 пунктов соглашения о вступлении с Еврокомиссией до сих пор остаются под вопросом. 

Правда, до сих пор процесс, который тянулся десятилетиями, ничем не завершился. И хоть Эрдоган до сих пор заявляет, что вступление в ЕС остаётся стратегической целью Турции, Европа куда более категорична. 

В 2018 году Йоханнес Ханн, возглавляющий еврокомиссию по расширению партнёрства и добрососедству, заявил, что переговоры о турецком членстве в европейской семье стоило бы и вовсе прекратить. 

"Было бы более честным для Турции и ЕС пойти новым путём и прекратить переговоры о присоединении… Членство Турции в Европейском союзе нереально в обозримом будущем". Йоханнес Ханн ЕВРОКОМИССАР ПО РАСШИРЕНИЮ ПАРТНЁРСТВА И ДОБРОСОСЕДСТВУ

А в 2021 году депутаты Европарламента признали, что отношения между ЕС и Турцией достигли исторического минимума.

Почему эти долгие политические заигрывания закончились ничем? Во-первых, сами европейские элиты опасаются расширения Союза на территорию азиатского государства, большая часть населения которого исповедует ислам. Это могло бы стать прецедентом для обсуждения членства государств Северной Африки, таких как Марокко или Тунис. И риск переформатирования Европейского Союза в нечто, выходящее за грани концепции единой Европы, слишком велик.

Во-вторых, у Турции конфликт с Грецией и Кипром. Де-факто турецкая сторона контролирует непризнанную Республику Северного Кипра. Более того, Турция с недавнего времени — основное звено для беженцев из Африки и Ближнего Востока в Европу. И либерализация визового режима чревата огромными миграционными потоками. 

В-третьих, с начала правления Эрдогана страна не была заинтересована в чрезмерном влиянии Европы. Одержимый идеей возвращения былого величия тогда ещё премьер-министр Эрдоган рассматривал Европу как способ повысить «статусность Турции», при этом не изменяя структуру общества и государства в соответствии с требованиями вступления.

Противоречия привели обе стороны в тупик. И турецкая элита во главе с Эрдоганом поняла, что не имея возможности повысить статус государства за счёт атлантического пути, нужно искать другой источник легитимности. И ответ нашёлся сам собой: если план Кемаля по превращению страны в Запад не сработал, то придётся обратиться к наследию великих султанов. Если мы не часть глобального проекта, то мы сами станем глобальным проектом. Необходимо вернуть себе зону жизненных интересов бывшей империи: Балканы, Северную Африку, Кавказ, Ближний Восток. Такую политику многие политические комментаторы назвали «неоосманизмом».

Отказавшись от наследия Ататюрка, Турция нащупала собственную нишу на геополитической арене: светский ислам. Ведь в исламском мире существует три альтернативных полюса: радикальный во главе с Саудовской Аравией, шиитский Иран и умеренный-суннитский, на лидерство в котором претендует Турция. Для лидеров многих государств такое сочетание ислама и светских принципов управления очень привлекательно, потому что позволяет сохранять свойственную светским режимам коррупцию, относительную либеральность общественной жизни и поддержку религиозного большинства своих народов.

Один народ — два государства: Сирия, Ливия, Азербайджан

С 2017 года, после конституционного референдума, президент Эрдоган сосредоточил в своих руках максимальные полномочия. Строительство новой Османской империи началось полным ходом.

Первый эпизод: Сирия. Турецкое военное присутствие там преследует две цели. Первая — уничтожить курдов. Курды — свободолюбивый народ, части которого проживают и на территории Турции, и на территории Сирии. После начала сирийской гражданской войны курды сформировали отряды самообороны, вооружились и стали вести боевые действия. Побоявшись, что боевой настрой выльется и в требования турецких курдов о независимом государстве, Эрдоган принял решение о полном уничтожении сепаратистских сил. Вторая — показать суннитскому населению занятых турецкими войсками районов образцовый менеджмент. По словам очевидцев, в контролируемых Турцией сирийских городах работает инфраструктура, а отзвуки войны не так тревожат местных, как могли бы. Эрдоган создаёт для мусульман Сирии образ привлекательной альтернативы. 

Второй эпизод: Ливия. В 2019 году Эрдоган заключил с одной из сторон гражданской войны в Ливии соглашение. Самое важное: документ расширял морские границы Турции до побережий двух ливийских городов. Там находятся крупные нефтегазовые месторождения. По сути, в обмен на военную поддержку туркам обещали существенные экономические и политические бонусы. В 2020 году турецкие войска пересекли ливийскую границу. В итоге после долгих боев Турции с недружественными ей силами премьер-министром Ливии стал ориентированный на Эрдогана политик Абдель Хамид Дбейба. Сразу после назначения Дбейба встретился с турецким президентом, где заверил его в соблюдении всех ранее взятых договоренностей, а также пообещал поддерживать турецкий бизнес в Ливии и начать процедуру отмены виз для граждан соседнего государства. 

И наконец, Азербайджан. С Баку у Анкары долгая история взаимной любви. Народы культурно и этнически близки. Трубопроводы, по которым Азербайджан прогоняет нефть и газ, проходят через Турцию, а турецкое оружие исправно поступает на азербайджанские рынки. Неудивительно, что в прошлогоднем конфликте вокруг Нагорного Карабаха новый султан занял сторону президента Алиева. И без военной поддержки из Анкары у Азербайджана не получилось бы добиться таких успехов. 

На этом фоне политики обоих государств стали всё чаще использовать лозунг: «Два государства — один народ». Умеренные политики стран-партнёров в открытую говорят о более глубокой интеграции, а радикальные — едва ли не о полном присоединении. Более того, недавно появилась информация о том, что готовится создание совместной турецко-азербайджанской армии. Об этом сообщил спикер парламента Турции Мустафа Шентоп. 

"Наша идея — одна нация, два государства. И так будет всегда" Мустафа Шентоп СПИКЕР ПАРЛАМЕНТА ТУРЦИИ

Что дальше?

Несмотря на имперские амбиции и очевидный переход к более агрессивной политике, перед Эрдоганом стоят две проблемы. Первая — экономическая. Хватит ли у государства ресурсов на то, чтобы стать новым мировым полюсом и обеспечивать потенциальных союзников? Вопрос достаточно спорный, турецкая экономика недостаточно развита, чтобы самостоятельно покрывать дорогостоящие геополитические проекты. И многократно именно нехватка денег становилась причиной поиска политических компромиссов и заключения соглашений с Западом или, например, Россией. Шапка турецкого султана обходится слишком дорого, а очевидных способов резко наполнить бюджет у страны пока нет. 

Вторая: Турция — не член ядерного клуба. Вся система мировой безопасности построена на стратегии сдерживания, и основные военные центры формируются вокруг тех, у кого ядерное оружие всё же есть. И это не позволяет диктовать свои условия более крупным игрокам. Несмотря на неоднократные заявления самого Эрдогана о возможности ядерной программы, всё это остается, скорее, популистской уловкой. 

Тем не менее отрицать очевидное невозможно. Проект западной изолированной Турции Мустафы Кемаля потерпел крах. На смену пришло желание возродить утраченное величие. И попытки Османского султаната вернуться на мировую арену пока что выглядят достаточно убедительно. 

источник