Слепая крестьянская поэтесса Домника Онисимова... /RP/

Немного длинноватая, но интересная статья о самобытной крестьянской поэтессе XIX века Домнике Онисимовой.

Слепая крестьянская поэтесса Домника Онисимова... 

Имя слепой крестьянской поэтессы Домники Онисимовой (Анисимовой) в первой половине XIX века было известно всем истинным любителям российской словесности, а впоследствии оказалось забытым на многие десятилетия. 

Ее поэзия — недостающее звено, соединяющее элитную, образованную классику с народно-крестьянским творчеством.

Слава к Онисимовой пришла неожиданно и стремительно после двух газетно-журнальных публикаций.

В 1838 году, в мартовском номере газеты «Северная пчела», была напечатана статья бывшего инспектора Рязанской гимназии, историка-любителя и литератора Филиппа Ларионовича Ляликова под названием «Необыкновенное явление в нравственном мире»[1].

В ней рассказывалось об удивительном таланте неграмотной слепой девушки Домники Онисимовой сочинять стихи и цитировалось одно из ее стихотворений «Благодарность к попечению о бедных духовнаго звания». Статья Ф.Л. Ляликова вызвала большой общественный интерес к литературному творчеству и к самой личности поэтессы. В редакцию газеты пришли первые отклики и денежные пожертвования в адрес девицы Онисимовой от анонимных благотворителей, подписавшихся анаграммой СББНТК и Б.

В апрельском номере «Северной пчелы» было помещено второе стихотворение Домники «Кто вы, даятели благие?» с выражением благодарности своим почитателям:

Кто вы, даятели благие?

Я литер не могу понять.

Но мышлю — буквы не пустые —

В восторге буду их лобзать.

В великий день мой дух пред вами

Предстанет вас благодарить.

Душа с душею не словами,

А чувством может говорить.

Мой благодарный вздох услышит

Кто создал землю, море, лес,

И щедрых имена напишет

На дальней синеве небес![2]

В 1839 году, в журнале «Галатея», появился большой биографический очерк П.М. Перевлесского о Домнике Онисимовой, и было напечатано ее стихотворение «Ветер». 

Петр Миронович Перевлесский, известный литературовед, адъюнкт-профессор русской словесности императорского Александровского лицея в Санкт-Петербурге, дал весьма сочувственный отзыв о творчестве Онисимовой: 

«Заочными учителями Анисимовой, без собственного их ведома, были бессмертные наши поэты В.А. Жуковский со своими «Двенадцатью спящими девами», И.Ф. Богданович со своей «Душенькой» и частию наш любимый романист Г. Лажечников со своими «Опытами в стихах и прозе 1817 г. Вот у кого она брала первые уроки гармонического правильного стихосложения!»[3].

Соглашаясь с П. Перевлесским в оценке литературных истоков творчества Онисимовой, необходимо отметить, что побудительным мотивом к поэтическому творчеству послужили не только произведения признанных авторов, но и народные песенные традиции Рязанского края, детские колыбельные, которыми она убаюкивала детей. Недаром же первым сочиненным стихотворением Онисимовой было «К колыбельному дитяти»[4].

Статьи Ляликова и Перевлесского сыграли значительную роль в популяризации творчества «девицы Онисимовой». На их основе биографический очерк о «Слепой Домане» поместил в своей книге писатель-историк Д.Л. Мордовцев, посетовав, что о дальнейшей судьбе талантливой поэтессы нет никаких сведений[5]. 

Действительно, ни в одном словаре не указывалась дата упокоения Онисимовой, а дата рождения имела существенные расхождения. Ссылаясь на читанные им метрические книги, Перевлесский указывает на 1807 год. Вторит ему и словарь «Русские писательницы»[6]. 

В критико-био-графическом словаре С.А. Венгерова говорилось, что «в 1868 Анисимова по-видимому еще была жива, но дальнейших сведений о ней не имеется»[7]. 

В словаре «Русские писатели» датой рождения Домны указывается 1812 год[8]. «Русский биографический словарь» называет 1808 год[9]. 

В словаре «Незрячие деятели науки и культуры» фигурирует 1807 год[10]. 

Библиографический словарь, изданный в Рязани, сообщал, что Онисимова родилась 6 января 1812 года, а умерла после 1868 года[11]. Министр внутренних дел граф Д.Н. Блудов в письме к Президенту Российской Академии, адмиралу А.С. Шишкову, от 2 января 1838 года указывает, что Онисимова «<...> имеет ныне от роду 29 лет <...>» и, следовательно, датой ее рождения считал 1809 год[12]. 

Сама Домника Онисимова в своей автобиографии пишет, что родилась 6 января 1812 года[13]. Как видим, расхождения в датировках весьма существенные.

Для устранения явных противоречий и для понимания творчества рязанского феномена, а также тех условий, в каких происходило его развитие, необходимо обратиться к биографии Домники Онисимовой. 

Родилась Домника в семье сельского пономаря Онисима Павлова и жила в большой бедности. В четыре года она заболела оспой и после перенесенной болезни, на пятом году жизни, частично потеряла зрение, хотя и сохранила некоторую способность цветоощущения. Она могла отличать зеленый цвет от красного, белый от черного, но только тогда, когда предметы, окрашенные в этот цвет, стояли один выше другого. В ясный солнечный день Домника могла видеть тень от дерева, не видя самого дерева. С семи лет «слепой Домане» пришлось стать нянькой детей своих односельчан, чтобы заработать себе на кусок хлеба.

Толчком к поэтическому творчеству для слепой девочки послужили три книги — «Двенадцать спящих дев» Жуковского, «Опыты в стихах и прозе 1817 г.» Лажечникова и «Душенька» Богдановича — неизвестно каким образом оказавшиеся в доме пономаря. Особенно сильное впечатление произвела на Домнику баллада Жуковского, судьба одного из героев — Громобоя. 

С двенадцати лет начинаются стихотворные опыты Домани. Первое ее стихотворение носило название «К колыбельному дитяти», второе — «Ночью при шуме ветра». Укачивая ребенка и баюкая его колыбельной песней, Домника импровизировала, вплетая в народный текст колыбельной и свои первозданные поэтические строчки. Стеснительная и осторожная, она никогда не пела прилюдно свои стихи-песни, поскольку чувствовала, что они не найдут отклика и понимания у тех, чьи «<...> черствые души, чуждые всякого образования, от невежества почти совсем потерявшие природные эстетические чувства, могли ли понять и разгадать поэтический талант бедной няни чужих детей?»[14].

Непросто понять, в каком психологическом состоянии находилась слепая сочинительница, к двадцати годам полностью потерявшая зрение и могущая оценивать жизненные и природные явления только при помощи слуха и изощренной фантазии. 

В горячую страдную пору, когда на уборочные работы отправлялось все взрослое население, в опустевшем доме слышались грустные песни, сочиненные Доманей. Пела она их так, как поет птица на ветке, выплескивая свои чувства в бесхитростную мелодию. 

Как же обнаружились поэтические способности у крестьянской няньки? 

По воспоминаниям Домники, однажды она поделилась своим секретом с ближайшей подругой, та, в свою очередь, рассказала брату, учащемуся рязанской семинарии, который и показал стихи товарищам, одобрившим первые опыты сельской стихотворицы. Слух об ее удивительных способностях дошел до местного священника, которому и были прочитано стихотворение «К колыбельному дитяти». От священника эту историю узнала местная помещица и ее муж, который и доложил об этом случае спасскому исправнику Одинцову, прибывшему в отдаленное село Дегтяное, чтобы привлечь Домну за бродяжничество и нищенство, и заодно удостовериться в ее поэтическом таланте.

Не веря в сочинительский дар Домники, исправник через посредничество священника предложил ей написать стихотворение на заданную тему: сельская жатва. Очевидцы рассказывали, что когда Доманя поняла, что ее долго скрываемая ото всех тайна складывания песен раскрыта, то «яркий румянец мгновенно покрыл длинные ее щеки и высокий открытый лоб»[15]. На утро следующего дня «сочинение» было написано и уверенно прочитано. 

С этого времени (1832 год) Домника Онисимова стала сначала уездной, а затем губернской знаменитостью. Стихотворение, сочиненное Домной Онисимовой имело длинное название: «Стихи, говоренные на заданный предмет: описать сельскую жатву» (в последующем печаталось в различных редакциях под сокращенным названием «Сельская жатва» или «Описание жатвы»):

Позлащает лето жнивы,

Август радует жнецов,

Поселянин не ленивый,

С нетерпеньем ждет плодов.

Закричит тогда с восторгом:

Что, готовы ли серпы?

Время в поле, завтра с Богом,

В доброй час, вязать снопы

Лишь с востока развернулась,

Чуть румяная заря,

Из деревни потянулась

Вереница на поля.

Жнут усердными руками;

Черны тучи страшны нам;

Солнце ж яркими лучами

В радость — полевым трудам.

Заскрыпят с полден телеги,

Вмиг кладушки на гумне;

Кто возрос на лоне неги,

Тот не чувствует вполне —

Как усталому приятно

Зреть награду и покой; —

Поселянину понятно:

Он в восторге сам не свой.

Он небрежно отирает

Пот трудов и пыль с лица

И с весельем запевает

Песню сельского жнеца.

Звуки песни пронесутся:

Старец, гроба на краю,

Слышит их, и слезы льются;

Вспомнил молодость свою! —

Вот вечерняя прохлада

Окропляет дол росой;

Пыль взвивается от стада,

Слышен отзыв роговой;

То замолкнет за холмами,

То раздастся в шуме стад;

Вместе ж с стадом, с пастухами

И жнецы с полей спешат[16].

В стихотворении удачно соединились торжественность оды, лиричность и удивительная напевность народно-песенной составляющей. Несмотря на некоторую затянутость повествования, простота формы и легкость изложения рисуют яркую и зримую картину природы и крестьянского труда.

Стихотворение о сельской жатве и еще шесть других были переписаны и переданы уездному начальству. Исправник доложил в Рязань о «чрезвычайном произшествии, бывшем в селе Дегтяном», приложив к своему сообщению стихи «слепой Домани», а губернатор Прокопович-Антоновский переправил доношение министру внутренних дел, графу Д.М. Блудову, члену Российской Академии. 

Президент Академии, адмирал А.С. Шишков в своем ответе Д.М. Блудову сообщал: 

«Я имел честь получить письмо Вашего Превосходительства с приложенным при оном стихам дочери пономаря двадцатидевятилетней девицы, лишившейся зрения <...>. Стихи сии я отдал в Российскую Академию, которая с удовольствием их прослушала и, <...> положила: 1) Дать девице сей 100 рублей денег; 2) Послать к ней из книг: Часы Благоговения, Российскую историю покойного Карамзина <...> также и некоторые другие книги; 3) Напечатать особою книжкою стихи ее в числе трех или четырех сот экземпляров <...>; 4) все сие, с согласия Вашего, препроводить к Вам, для доставления вышеозначенной девице, прося Вас покорно часть экземпляров отослать к ней, а другую раздать здесь, кому заблагоразсудите»[17].

Академия выполнила свои обещания и поддержала поэтессу выпуском стихотворного сборника под пространным названием «Стихи девицы Онисимовой, слепой дочери деревенского пономаря». В сборник вошли 7 стихотворений: «Ночь при шуме ветра», «На смерть друга», «К колыбельному младенцу», «На рождение малютки», «К увядшему цветку», «Приветствие», «Описание жатвы». 

Вся вырученная сумма от продажи (по рублю с каждой книжки) должна была пойти в пользу талантливого самородка, однако денег Домника так и не получила[18]. Ничего не известно и о судьбе стихотворного сборника, поскольку, по сообщению журнала «Галатея», в «частных газетных объявлениях Москвы и Петербурга о продаже стихотворений слепой девицы Анисимовой никогда даже не упоминалось. Притом 300 экземпляров достаточно ли будет для читающей публики того огромного государства, которое мы имеем счастие называть своим отечеством?»[19].

 Единовременное денежное пособие от Академии в размере 100 рублей и различные книги для чтения и умственного развития, среди которых были сочинения В.А. Жуковского, Г.Р. Державина, Н.М. Карамзина и «Часы благоговения», вероятно, дошли по назначению.

Через некоторое время Доманя была вынуждена обратиться к рязанскому архиерею Гавриилу (Городкову) с просьбой, написанной в стихотворной форме, о выдаче ей пособия. Архиепископ приказал выдать 25 рублей, вдобавок к 15 рублям, которые выделяло Онисимовой местное церковно-приходское попечительство. 

Вскоре шум вокруг личности крестьянской поэтессы утих и о ней надолго забыли.

В 1864 году все стихи Онисимовой были надиктованы, переписаны и переданы библиографу Михаилу Петровичу Полуденскому, но предполагаемый к напечатанию второй сборник так и не появился на свет. М.П. Полуденский, служивший в Московском архиве иностранных дел, скончался в 1868 году. Возможно, он успел передать в Рязань материалы, которые могли послужить основой для публикации в том же году в Прибавлениях к «Рязанским епархиальным ведомостям» подборки из 20 стихотворений, преимущественно духовного содержания, и автобиографии рязанской поэтессы[20]. 

Другие сведения о дальнейшей судьбе и творчестве Домники Онисимовой отсутствуют.

После длительных поисков была обнаружена небольшая заметка, датируемая 1915 годом, проливающая свет на ранее неизвестные факты из биографии Онисимовой. Очевидно, сообщение было посвящено столетнему юбилею поэтессы: «На старом запущенном кладбище села Дегтянаго Рязанской губ., Спасскаго уезда, — писал священник Павел Алфеев, — есть провалившаяся могилка, огороженная полуразрушенной деревянной решеткой. Над могилкой стоит деревянный крест, а на кресте укреплена жестяная, окрашенная белой краской, дощечка, на которой написано следующее: «Завещание покойной, бывшей слепой с отроческих лет девы, Домники Анисимовны Зеленцовой, скончавшейся 12 марта 1877 года, после обычнаго говения, исполненнаго на 4 неделе В[еликого] поста в добром здоровье, на 63 году. (Родилась 6 января)»[21]. 

По сохранившейся мемориальной надписи, обнародованной протоиереем Павлом Алфеевым, восстанавливается подлинная фамилия, дата рождения и дата смерти рязанской поэтессы, — факты, потерянные для нескольких поколений исследователей. 

Фамилию «Онисимова» Домника получила по имени своего отца Онисима, что являлось практикой весьма распространенной и устойчивой в крестьянской среде, тогда как родовая фамилия — Зеленцова — была полностью вытеснена из обихода. Протоиереем Алфеевым указывалось между прочим, что Домна «жила в бедности у своего брата, сельского дьячка Ив[ана] Анисим[ова] Зеленцова»[22], — дополнительный факт, подтверждающий подлинную фамилию Домны.

Что касается года рождения, то таковой высчитывается по дате смерти, указанной на мемориальной табличке. Домна Зеленцова умерла в 1877 году, в возрасте полных 62 лет, следовательно, годом рождения поэтессы был 1815 год. Благодаря этим свидетельствам восполняется многолетний пробел в жизненной биографии Зеленцовой. Более того, реконструируется и творческая линия поэтессы, которая завершилась самым последним, написанным ею, стихотворением (автоэпитафией), помещенным здесь же, на скромном надгробии[23].

Могил безмолвных посетитель!

Посли твой мир в мою обитель,

Но сожаленьем и слезой

Мой хладный прах не беспокой.

Страшись тоски воспоминанье

В костях несчастной пробудить:

Вся жизнь моя была стенанье,

И мой удел был слезы лить.

Лишенная от детства света,

Терпела я и нищету;

И титлом славилась «Поэта»,

Переносила клевету.

Но все мгновенно пролетело,

Как вихрь промчались мои дни...

Под сим крестом сокрыто тело,

Крестясь, Домнику помяни!

Итог своей прожитой жизни Домника подвела сама.

Она ощущала себя поэтом и в душе, и в жизни. Отсюда — глубокий психологизм, беззащитность и ранимость, красной нитью пронизывающие все творчество Домники Зеленцовой.

Читать ее стихи тяжело и тоскливо до слез — такая в них оглушающая обреченность и жалость к своей судьбе, и в то же время — жажда жизни и удивительная терпеливость к переносимым невзгодам и страданиям.

Примечательно, что, несмотря на суровую и тягостную жизнь, Домника отказалась от предложения церковно-приходского попечительства уйти в монастырь, предпочтя остаться в привычной для нее домашней обстановке. Свой «Ответ преосвященному на приглашение в монастырь» она облекла в стихотворную форму[24].

Даете мне благословенье,

О, архипастырю святый!

Жить во обители смиренья,

И где приют для сироты.

Я тем обязана премного

За милость вас благодарить.

Закон ваш чту законом Бога,

Но мне позвольте говорить.

Малютки брата очень милы,

Я их оставить не могу.

И мать моя лишилась силы,

Минуту смерти стерегу.

И здесь уж на гробах родимых

Я приобыкла слезы лить.

В глуши селенья, — средь любимых

Позвольте дни мои дожить.

Здесь мне издетства все знакомо,

Сыщу дорогу в Божий храм.

Не всель равно молиться дома:

Один Господь, и тут, и там.

Позвольте в хижине моей,

О архипастырь и отец,

Дожить остатки моих дней,

И видеть матери конец!

Талант Домники Зеленцовои сродни таланту Алексея Кольцова по своему потенциалу, по своей песенной основе, по импровизации. 

Как отмечал Д.Л. Мордовцев: «...не удивительно было вслед за Анисимовой явиться Кольцову[25], как после Ломоносова — Державину»[26]. 

В заключение приведем раннее стихотворение Зеленцовой, которое относится к одному из самых, пожалуй, зрелых и профессионально выстроенных произведений. «Ода ветру» находила неизменный отклик в сердцах читателей и неоднократно публиковалась под различными названиями: «Ветер», «Ночь при шуме ветра», «Шуми, шуми, о ветер бурный...»:

Шуми, шуми, о ветер бурный,

Над кровлей шум свой удвояй,

Товарищ будь печальной думы,

И томны мысли оживляй.

Все спит; и ночь дает свободу

Тебе внимать о бурный ветр!

Шуми, напоминай природу;

Мне зреть ее надежды нет.

Судьба во мраке вечной ночи

Ее сокрыла от меня;

Во гроб мои занесши очи,

Во тьме судила жить стеня.

Траву, цветы, долины, горы,

Ручьи прозрачные, леса

Уже не встретят мои взоры,

Мне так судили небеса.

Навеки для меня, несчастной

Померкли солнце и луна;

Уж мне не зреть весны прекрасной,

Она цветет не для меня.

И нивы классами златыми

Не могут дух во мне пленить,

И рощи ветвями густыми

Под тень не могут приманить.

С тобой одним, товарищ милый,

Я чувства горести делю,

Нося при жизни мрак могилы,

В тебе одном природу зрю.

Шуми, взывай меж деревами,

Зеленым листом трепещи,

Греми ужаснее водами,

Их волны на берег хлещи.

Во тьме живущей среди света,

Пустыннице среди людей

Шуми, яви картину лета

В гармонии с природой всей.

Напомни шум ручьев сребристых,

Бегущих быстро по песку,

Отрадну зелень древ ветвистых,

Луга цветущие, реку.

Напомнив жизни миг бесценный,

Рассвет моих минувших дней;

Сии минуты незабвенны

Ясней представь душе моей.

Рисуй поляны мне с цветами,

С душистой зеленью младой,

Где я малюткою с друзьями

Резвилась вешнею порой.

Представь мне лес густой, тенистый,

С листками мелкими в дали.

Воды источник тихий, чистый

В разлив вечерния зари.

Увы, и мне, покрытой тьмою,

Природа знать себя дала,

Явив все прелести зарею,

Потом навек их отняла.

Ищу представить к мысли томной

Луну и звезды в небесах;

Но все в дали сокрылось черной

Давно мелькнувшее в глазах.

Лишь ты, всю верность сохраняя,

Взываньем, сладость в сердце льешь,

Ничуть себе не изменяя,

И мне жизнь чувствовать даешь[27].

Удивительно, что человек, не умеющий ни читать, ни писать, не знающий никаких правил грамматики и стихосложения, мог так технично и прочувственно складывать поэтические строчки. Незаурядные литературные способности незрячей поэтессы привлекали внимание почитателей ее таланта, однако творчество Домники Зеленцовой пока не становилось предметом отдельного исследования[28]. 

Теперь, когда выяснена ее жизненная и творческая биография, думается, настало время для изучения своеобразия особенностей лирико-философских стихотворений Домники Зеленцовой и определения места, которое может быть отведено творчеству «Слепой Домани» в ряду самобытных крестьянских поэтов XIX века.

Примечания:

1. Ляликов Ф. Необыкновенное явление в нравственном мире // Северная пчела. 1838. № 58. С. 229-230.

2. Северная пчела. 1838. № 94. С. 373-374.

3. Перевлесский П. Девица Анисимова // Галатея.1839. Т. 5. № 37. С. 111-128.

4. Прибавления к РЕВ. 1868. № 16. С. 413.

5. Мордовцев Д.Л. Собрание сочинений. СПб., 1902. Т. XI. С. 180-185.

6. Книжник Н. Словарь русских писательниц 1759-1859 // Русский архив. М., 1866. С. 1354.

7. Венгеров С.А. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых. СПб., 1889. Т. 1. С. 572-574.

8. Русские писатели 1800-1917. М., 1989. Т. 1.С. 77.

9. Русский биографический словарь. СПб., 1905. С. 265.

10. Незрячие деятели науки и культуры. Незрячие писатели. М., 1971. Т. 1.С. 238-239.

11. Библио-биографический словарь писателей, ученых и художников, уроженцев (преимущественно) Рязанской губернии. Рязань, 1910. (Репринт: Рязань, 1995). С. 8.

12. Стихи девицы Онисимовой, слепой дочери деревенского пономаря. СПб., 1838. С. 5-6.

13. Прибавления к РЕВ.1868. № 16. С. 411-412.

14. Мордовцев Д.Л. Там же. С. 180-185.

15. Там же.

16. Стихи... С. 24-26.

17. Стихи... С. 5-6.

18. Прибавления к РЕВ. 1868. № 16. С. 411.

19. Перевлесский П. Там же. С. 111-128.

20. Прибавления к РЕВ, 1868. № 1. С. 15-17; № 3. С. 67-70; № 16. С. 411-416; № 17 С. 437-441; № 18. С. 467-470; № 19. С. 475-480.

21. Алфеев П. Автоэпитафия слепой поэтессы // Прибавления к РЕВ. 191 П. № 24, С. 962-964.

22. Там же. С. 963.

23. Там же,

24. Прибавления к РЕВ, 1868. № 17. С. 438-439.

25. Первая книги стихов Кольцова вышла в 1835 году, тремя годами ранее сборника Анисимовой. —

Кольцов А. В. Стихотворения, М., 1979. С. 10.

26. Мордовцев Д. Л. Там же. С. 180-185.

27. Стихи... С, 130; Галатея, 1839. Т. 5. №37. С. 130; Прибавления к РЕВ. 1868, № 16. С 414.

28. Среди немногочисленных популяризаторских статей, появившихся за последние годы и касающихся в той или иной мере биографии и творчества Зеленцовой, отметим работы: Кабаненко В. Мир,увиденный сердцем // Приокская правда. 1976. 30 мая; Егорова Н.И. Я жила среди народа // Литературная Россия. 1985. 13 сентября; Чугунов С. Зеленцова, а не Онисимова // Вечерняя Рязань. 1991. 24 июля; Семин B. Рязанский Гомер по имени Домна // Рязанские ведомости. 2008. 25 июля.

 "Легенды Рязанского края", В.Семин. Источник