Ещё раз про "иганебыло"(1)

Очередное обострение в сети синдрома "иганебыло" вынуждает меня опубликовать фрагмент моей статьи, слегка переработанного под более "народный" .стиль изложения

Концепцию "иганебыло" поддерживают и продвигают две идеологические группы.

1) Сторонники официальной истории, которые заявляют, что иго было не таким уж ужасным, а потому и не иго это вовсе, а чуть ли не "монголо-татарское благо". И что якобы иго принесло русским много пользы. И якобы Русь превратилась в империю благодаря Орде

2) Сторонники различных версий альтернативной истории (велико-тартаровцы, ведисты, фоменковцы и т.д.), которые утверждают, что на Русь пришли... русские (славяно-арии и т.д.) и сами себя истребили. Это якобы "гражданская война" была...

Здесь мы сосредоточимся, по-преимуществу, на аргументах первой группы и их опровержении, но немного коснёмся и вторых. Итак...

В последнее время всё чаще можно слышать мнение, что понятие «иго» (монголо-татарское иго, ордынское иго) следует исключить из школьного курса истории. Это мнение получило широкое распространение и среди частных лиц и на официальном уровне. Чтобы оценить последствия такого решения, необходимо эксплицировать содержание этого понятия.

Концепт ига описывает трагический период в истории русского народа. Поэтому первая смысловая коннотация, связанная с этим понятиям, отсылает нас к колоссальным людским потерям русского народа, большая часть которых, впрочем, приходится на татаро-монгольское нашествие 1237-1242 гг. По некоторым оценкам, русские потеряли тогда до четверти своего населения. Были уничтожены десятки городов, население которых зачастую полностью вырезалось. Количество уничтоженных сёл и деревень подсчёту не поддаётся.

Вторая составляющая этого понятия отсылает нас к колоссальным материальным потерям, которые понесла Русь. Деградация ремесла и сельского хозяйства была столь значительна, что по ряду позиций Русь вернулась на «домонгольский» уровень лишь к концу 14 века.

Однако наши оппоненты на это, вероятно, возразят, что эти аспекты понятия ига носят эмпирический, фактологический характер и, следователь, их можно передать другими средствами, например, делая упор на статистические данные или используя другие понятия. И в этом пункте мы, по крайней мере, отчасти готовы согласиться с нашими оппонентами. Но есть у понятия «иго» и ещё один смысловой аспект, который не связан с эмпирическим содержанием. Этот аспект – ценностно-смысловой и даже, отчасти, эмоционально-смысловой.

Иго – это угнетающая, порабощающая сила; в узком смысле – гнёт завоевателей над побежденными. Какие ассоциации возникают у русского человека при произнесении слова иго? Иго – это то, что плохо. Иго – это то, с чем нельзя мириться. Концепт «иго» указывает на один, очень важный аспект русского менталитета: для русских неприемлемо находится под иноземной или инородческой властью, причём неприемлемо, независимо от тех последствий, к которым ведёт эта ситуация.

Менталитет включает в себя культурные коды и стереотипы поведения, которые действуют автоматически или, точнее, квазиавтоматически. По крайней мере, они зачастую не осознаются носителями этого менталитета. Вот почему крайне редко можно встретить описание менталитета (его составляющей) какого-либо народа в научной и художественной литературе. Но в данном случае нам повезло. Описание указанной особенности русского народа мы находим в одном из отрывков романа Л. Н. Толстого «Война и мир» (Том 3. Часть 3. Глава V), когда писатель описывает оставление русскими Москвы. Процитируем лишь часть этого отрывка.

Событие это - оставление Москвы и сожжение ее - было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения. Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.

Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.

Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.

Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего.

Итак, повторим, вслед за Л. Н. Толстым ещё раз: для русских людей не может быть вопроса, хорошо или дурно будет под управлением французов (хазар, татар, шведов, поляков, немцев и т.д.); под их управлением нельзя быть, это хуже всего.

Именно эту ценностно-смысловую установку и выражает концепт ига в школьном и вузовском курсе отечественной истории. Поэтому, изымая это понятие из школьной программы, мы соглашаемся с тем, что наша молодёжь при подходе к Москве следующего Наполеона или Батыя будет взвешивать и прикидывать, хорошо ли им будет при этом иноземном правителе. Отказываясь от концепта ига, мы не должны удивляться, что, по крайней мере, часть нашей молодёжи будет готова обменять свободу своего народа и государственный суверенитет на колбасу, стриженые газоны возле дома и другие материальные блага. В этом случае мы не должны удивляться, что некоторые молодые люди согласятся с утверждением, что Ленинград нужно было сдать фашистской Германии, чтобы «сохранить многие человеческие жизни».

Мировоззрение, смысложизненные ориентиры – это не просто набор ценностей и смыслов – это существенным образом их система. Поэтому просто не может такого быть, чтобы фашистское иго было плохим, а ордынское иго, если не хорошим, то, по крайней мере, терпимым и приемлемым. Не может быть, чтобы Гитлер был плохим и бесчеловечным врагом России, а Чингисхан и Батый чуть ли не её основателями, как нас пытаются уверить некоторые евразийцы. Меняя представление об одном, вы неизбежно поменяете оценку другого.

Здесь уместно опровергнуть ряд аргументов, которые обычно выдвигаются в пользу решения об изъятии концепта ига из школьной программы.

1) Первый аргумент, являющийся наиболее нелепым, гласит, что использование данного понятия якобы оскорбляет чувства татар. Но, во-первых, не ясно, чем именно могут быть здесь оскорблены чувства данного народа. Ведь этот концепт повествует о времени их побед. А не поражений. А, во-вторых, и это самое главное, в основе такого подхода лежит порочная логика. По этой логике мы также должны исключить упоминание о холокосте, поскольку это якобы оскорбляет немцев, и упоминание геноцида армян в 1915 г., поскольку это может обидеть турок. В этом случае, полагаю, наши симпатии должны быть на стороне пострадавших, а не на стороне мучителей.

2) Второй аргумент гласит, что мы должны увидеть и положительные последствия ордынского ига: власть Орды якобы способствовала превращению Руси в империю и сделала её той Россией, которую мы знаем сейчас.

Что здесь сказать? Во-первых, совершенно не очевидно, что «быть империей» - это благо. Зажатые между Западом и Востоком (сначала между варягами и хазарами, затем между татарами и тевтонцами и так далее) мы были вынуждены стать империей, а вовсе не хотели ею стать. Мы были вынуждены стать империей, чтобы выжить в этом евразийском аду и сохранить свою этническую и цивилизационную идентичность.

А, во-вторых, и это здесь самое главное, никакой «заслуги» Орды в превращении Руси в империю просто нет. Русь стала империей не благодаря Орде, а вопреки ей. Русские превратились в имперский народ не потому, что их поработили на 200 лет, а потому что они всё это выдержали, перетерпели и затем, перейдя в наступление, сначала скинули это ненавистное ярмо, а затем и поработили своих поработителей. Если кому-то нужна условная дата превращения Руси в империю (памятуя об условности любых дат для длительных процессов), то это, конечно же, Казанское взятие 1552 года.

Здесь в рассуждения наших оппонентов вкралась явная методологическая ошибка. Между ордынским владычеством и превращением Руси в империю нет причинно-следственных связей. Здесь уместнее использовать термины А. Тойнби – вызов и ответ. Ордынское владычество было не причиной, а историческим вызовом, на который Русь дала определённый ответ. Русь здесь субъект, а не объект. Русь дала на ордынский вызов тот ответ, который дала, но могла дать другой ответ или вообще не найти достойного ответа.

Наконец, в-третьих, в корне неверно будто бы благодаря Орде сформировалась Россия, какой мы её знаем сейчас. Если бы в исторической схватке Руси и Орды победила бы Орда, то облик современной России (или того, что было бы на её месте) был бы совершенно другим. Доминирующий этнос, язык и культура, религия, формы хозяйствования, политический уклад – всё это было бы другим. Так что никакой России – ни по названию, ни по сути – в этом случае просто бы не существовало. Поэтому высказывания, объявляющие Россию едва ли не «правопреемницей» Орды не только являются безответственными и провокационными, но и противоречат исторической истине.

Рассмотрим третий аргумент «противников ига», правда, из неакадемической, околонаучной среды. Он гласит, что якобы не существует никаких генетических следов нашествия. Выдвигают его обычно сторонники различных версий альтернативной истории. Они отрицают иго не просто как концепт, но и как факт. По их представлениям никакого нашествия не было, а за этим скрывается что-то совсем иное.

Новейшие исследования русского народа в этой области показывают, что русский генофонд не содержит следов монголоидов. Симптоматично, что в этом пункте совпадают мнения двух конкурирующих направлений – популяционной генетики (Балановский) и ДНК-генеалогии (Клёсов). Так что, вопреки расхожему заблуждению, сколько русского не три, никакого татарина там не обнаружишь.

Казалось бы, наши оппоненты правы. Но зададим вопрос: из чего следует, что эти «генетические следы» должны были остаться именно в русском народе? На это нам, вероятно, скажут, что набеги в те времена сопровождались массовыми изнасилованиями и так далее и тому подобное. Но этот ответ достоин прыщавых подростков, а вовсе не серьёзных научных мужей. Набеги совершались не для удовлетворения похоти. Их цель – получение дохода. Русских женщин и детей ордынцы забирали с собой для дальнейшей продажи на невольничьем рынке где-нибудь на Востоке. Но часть пленников оседала в Орде, в том числе в гаремах знати и зажиточных ордынцев. Так может стоить поискать пресловутые генетические следы среди народов, являющихся наследниками Золотой Орды, например, волжских татар?

Автору этих строк не известны результаты генетических исследований татар. Но любой историк, занимающийся Средним Поволжьем, знаком с результатами антропологического исследования этого народа. Это исследование было проведено в 30-е годы 20 века, то есть тогда, когда «дружба народов» ещё не могла сказаться на его результатах сколько-нибудь значительно. Согласно этим исследованиям 25% волжских татар относятся к антропологическому типу светлых европеоидов. Так что всех озабоченных генетическими следами нашествия и ига, хотелось бы пригласить к нам, в Среднее Поволжье, где они смогут всё это наблюдать воочию.

Подведём итоги. Таким образом, попытка изъятия концепта ига из исторического образования, в целом, вписывается в усилия некоторых общественных сил по изменению системы ценностей нашего общества, по замене традиционной системы ценностей на систему ценностей потребительского общества – той системы ценностей, которую некоторые пользователи интернета назвали потреблятско-толерастической.

Здесь можно было бы задаться вопросом, кому и по какой причине выгодно такое изменение ценностных установок. Однако, во-первых, этот вопрос выходит за пределы нашей сегодняшней темы, а, во-вторых…

А, во-вторых, вспоминаются слова другого писателя по фамилии Толстой, правда, не Льва Николаевича, а Алексея Константиновича.

Ходить бывает склизко по камешкам иным.

Итак, о том, что близко, мы лучше умолчим.