По рассказам родных знаю, что во дворе дома, где жила семья отца, в 1941 году упала бомба. Упала в дальнем конце, и дом уцелел. Мне это место потом показывали.
Младший лейтенант Талалихин. Сто раз слышал это имя. Но то, что ему было всего двадцать три – не знал. И что в его двадцать три у него за плечами была финская, пять десятков боевых вылетов и четыре сбитых – тоже не знал. Представил себе: ночь, наполовину фанерный И-16 с открытым «фонарем», боезапас израсходован, ранение в руку, а впереди – «Хенкель», идущий к Москве. Таран боевым уставом не предусмотрен. Можно уходить домой, и никто не осудит. А «Хенкель», возможно, долетит до Спасоналивковского переулка и сбросит бомбу на дом, где спит мой отец. И меня не будет. Никогда.
Спасибо вам, Виктор Васильевич, что в ночь на 7 августа 1941 года вы не струсили, не подумали о тушенке и чае, о медсестре и перевязке раненой руки. Не знаю уж, о чем вы там думали, но «Хенкель» не полетел дальше деревеньки Степыгино в Домодедовском районе. Упал с хвостом, отрубленным вашим пропеллером. И папа мой остался жив. И я есть на этом свете.
А ведь Талалихин так и не дожил до двадцати четырех. Погиб под Подольском, снова защищая ценой своей жизни наших родителей и будущих нас.
А что мы делали в свои двадцать четыре? А что сейчас? Вот об этом стоит подумать. Скучая в соцсетях по пармезану с хамоном, и сокрушаясь о гибели ста тонн свинины под Самарой.
Оценили 4 человека
5 кармы