Классы

- А так-с! – возгласил выездной студент Апполинарий, ходя из угла в угол по гостиной, - это же классы, дядюшка! КЛАС-СЫ! Бьются меж собой за выживание на свете белом. Борьба-с! - Апполинарий задумался на секунду и произнёс по слогам, выделяя каждый из них поднятым к зениту указательным пальцем, - АН-ТА-ГО-НИЗМ!!!

- Классы, говоришь? – повторил за племянником мещанин Котиков, как бы стараясь для себя уложить эту мысль понятнее, наблюдая меж тем студенческие перемещения и жестикуляции.

- Да! Классы!

- Тобишь, любой батрак, хорош ли плох, бездельник, мастер, - к одному твоему «классу» идёт, а любой фабричник, торгаш, или, к примеру, судовладелец, честный ли, пройдоха, делец, или, может, дурак, - он к другому?

- Именно-с! Поняли?! – Апполинарий воздел руки столь расторопно, что немецкий сюртук его заметно натянулся в рукавном шве, - и, изволите видеть, - у них-с, у классов, вечный конфликт. Борются! Пока один другого окончательно не победит.

- Ну. А я тогда какой по-твоему этот «класс»? А и ты, сам? – осведомился Котиков, закинув правую ногу поверх левого своего колена и устраиваясь на венском стуле удобней, с намерением, видимо, внимательно выслушать ответствие.

- Вы-то, дядюшка? Уездный чиновник, выходит, ближе к буржуазии. А я учащийся, значит, как есть, пролетариат-с, - Апполинарий развёл руками, выражая сожалетельную, но неизбежную правду, - Платон, как говаривалось, - мне друг…

- О как! – мещанин Котиков сделал на лице выражение, каковое случается от нечаянного употребления скисшего продукту, - А позволь, Аполоша, тебя спросить, - в чём же тогда наш с тобой «антагонисмус»? В том, что по смерти отца, помогаю матушке твоей, моей сестре дела по имению вести, да деньгами сочувствую в твоих же немецких учёбах?! А ты, эдак, прибыл оттуда на побывку и мне фортеля выписываешь?

- Дядюшка, помилуйте-с, мы нашим семействием благодарны безмерно за всё Ваше добро! - выездной студент забегал по гостиной ещё шибче, - И я, и маменька, и сёстры, да дело-то не в этом! Ведь, я Вам объясняю об-ек-тив-но! Материалистически!!! Вы же сами просили-с по-наукам?!

Из передней послышались шаги, дверь отворилась, в гостиную вошла сестра каникулярного студента Софья Андреевна и технический инженер Сергей Сергеевич Прилужный, почитаемый в семейном кругу скорым её женихом.

- Что за шум у вас тут? – поинтересовалась Софья с милой улыбкой, - слышно и на улице, споры как в заседании!

Прилужный, войдя, молча поздоровался за руку с мещанином и студентом, проводил Софью к дивану, предложил ей присесть, оставшись стоять подле.

- Да вот, душенька, Апполинарий наш, осенившись Сивилизасьоном, разверзает теперь тайны истинного жизнеустройства. Оказывается, работные люди и наниматели – суть две враждующих армии, которые только и глядят как друг дружку известь со свету, в этом и жизнь и науки. Классы, понимаешь! – мещанин Котиков повёл рукою в сторону выездного студента и откинулся на спинку стула.

- Вот как? – Софья удивлённо вскинула брови, - за что же наша горничная, Глаша, непременно должна желать меня со свету извести? – мы даём хорошее содержание, даже большее, чем она просила сама, ведь она большая аккуратистка. И мне за что бы её изводить, право слово? Мама по смерти папеньки нездорова, по дому и с младшими нужен глаз да глаз, мы без неё как без рук, любим её, ценим, она любит нас. Разве не так, Аполоша?

- Да не в Глаше дело, что вы, право-слово?! И не в Вас, дядюшка. Я-то объяснял в целом! Класс, понимаете! Вообще!!! – Апполинарий вцепился пятернёй себе в кудри и забегал по гостиной, - это закон эдакий. Понимаете? Как ньютонов «Закон Всемирного Тяготения», только не в природной среде, а в человеческом социуме. Ну, как вам тут разъяснить?.. Наука! Имеются в людях два класса и несправедливое распределение, а в борьбе меж ними распределение сменится, буржуазия погибнет, да настанет другая, новая экономическая формация. Объ-ек-тив-но!

Студент обвёл присутствующих взглядом, в публике заметно чувствовалась недоверие. Буржуазия, судя по виду, явно желала жить зачем-то неопределённо долго.

- Гм, - хмыкнул чиновник Котиков, - это да. Лично наблюдал, как буржуазия погибает. Как по-за-того году Дорофей Феоктистов спустил цену на продукцию свою, - то враз все в округе обувщики обанкротились: у него-то промышленность не чета мелким! Жалобы пошли… Не подскажешь, Аполоша, - что ж он так немилосердно-то к своим? Братии по «классу». Не супротив ли такое наукам?! – Котиков вынул из кармана финифтевый портсигар, достал папиросу, чиркнул спичкою и, с видом ожидания ответа, принялся прикуривать.

Аполоша чуть замешкался, желая, видимо, поясней выразиться для далёкой от наук аудитории, и уж было, стал ответствовать, но Котиков мотнул головой, делая знак погодить.

- И, к тому же, сам-то Феоктистов, - что? Он ведь из бывших крестьян. Батрачил! Сызмальства подмастерьем пошёл в работы, сколько годов… Пролетарий, выходит, по-твоему! А приял мастерство, оформился, стал брать дорогие заказы, прошёл в буржуазность. Это как? Сам с собою, выходит, он как есть состоит в непримиримой борьбе?

Глаша внесла самовар, поставила в центр стола, крытого каймлёной скатертью, компания неспешно расселась вокруг, стали разливать.

- Спустится ли матушка? – тихо обратилась Софья к Глаше.

- Нет-с, сейчас не сойдут, велели приготовить ей в комнату,- девушки в знак понимания кивнули одна другой, Глаша вышла, прикрыв за собою двери.

- Ну? Так что ж? – желая продолжать начатый разговор, напомнил о своём вопросе Котиков. Атласный жилет он совсем расстегнул, сел в венском стуле просторней, держа розовой десницею блюдце с дымящимся чаем, и приготовляясь откусить от белого сахарного куску.

- Что-с? – студент, нацелившийся, было, взять баранку и насладиться горячим питьём, отвлёкся от своей затеи с неохотой, - Феоктистов? Что ж Феоктистов… Эксцептио пробат регулам! Этим и сказано…

- Это как?

- Это, Фёдор Осипыч, латынью «Исключение только лишь подтверждает правило», - Прилужный поставил свой чай, подвинул чашечку с вишнёвым вареньем ближе Софье Андреевне, заслужив тем самым лёгкую её благодарную улыбку.

- Ну, так может ты, Сергей Сергеич нашенски скажешь, как же так: по-науке одно, а в деле иначе? – изобразив хитрый прищур, Котиков поднёс фарфоровое блюдце ко рту и с удовольствием отхлебнул.

- Почему б и нет? Скажу.

Апполинарий с явным облегчением выдохнул, кинул на Прилужного благодарный взгляд и завладел румяной баранкою.

- Дело просто: немцы бывают двух типажей: первый вполне ловко изучает естественный элемент, трудится, старается приложить науку в жизнь, приспосабливает к работе машины, механизмы, - Прилужный отхлебнул из чашки, - вторая же половина к техническому делу неспособна, а заявить в мир о себе тоже чем-то хочется.

- Что ж дельные-то немцы им не подскажут, мол, «не вытанцовывается, братцы»? – Котиков поднял вопросительно правую бровь, прихлебывая попутно из чайного блюдца, - не житейно!

- А безтолку. Заражены модой! Придумал г-н Дарвин подразделять живых существ на «классы» по признаку жабер или наличия копыт, - тут же отыскались, кого хлебом не корми – дай подобно разъяснить и человека. Но по владению производственными средствами. Ан вот беда: парнокопытное птицей стать не может никак, насекомое не станет ни крысой ни китом. А у людей случается всякое, вчера пан, - завтра пропал.

- И обратное бывает, - дотоле внимательно слушавшая Софья Андреевна взяла у Прилужного его чашку и подлила чай, - помните, дядя? Мадам Батуршиной кучер случаем нашёл клад в старой конюшне, выкупил ямскую под себя, явился этаким благообразным горожанином, отстроил доходный дом на Пристанях…

- А те ж Демидовы?! Или Морозов? Да мало ль.., – Котиков оставил блюдце на скатерти меж сахарницей и серебряным прибором, решив, видимо, передохнуть, - ну, а где ж тут Антагонизмус?! Желая перейти в богатый клас, батрак попутно себя уж мечтает уморить?

- Почему именно себя, дядюшка?! – выездной студент Апполинарий едва не подавился баранкою, - своего работника! Не хотите ли Вы отрицать, что хозяину получить с дела хочется больше? Жажда денег! А как? Продать подороже, или отдать обычной ценой, да затрату снизить. Вот буржуа непременно своего работника и обирает, тем и приемлет богатство своё, разве не ясно?! Ну-ка, дели он всю прибыль в пользу нанятых, - мог бы он сделаться богачом?

- Случается, что работному человеку хозяин оговоренный заработок жмёт и выплатить в срок не желает, - Прилужный пригубил чай, взглянув на Софью Андреевну, - да плохо заканчивалось.

- Как же? – заинтересовался студент, жуя, однако, баранку, и попутно прихлёбывая.

- Ну, в хорошем случае, работник отойдёт к тем, кто слово держит, таких немало. А к этому дельных после и калачом не заманишь… А то помните случай с Веретяниным? – Сергей Сергеевич вопросительно поглядел на Котикова, тот понимающе кивнул, - так всё сгорело, - хозяйство, бумаги банковские, векселя. Темно! Счастье, что хоть деток в чём мать родила успели из флигеля спасти. Случайность? По миру пошёл.

- Сожгли? Вот вам и антагонизмус! Настолько пролетарская классовая ненависть к буржуазии вышла в фазу, что ярче и невозможно, - воскликнул выездной студен Апполинарий, обращаясь к дядюшке.

- Ты уж, Твоё Академство, раз про науку начал, так поступай по-науке, без подбору, а не колупай где выгодно! Да, были и Строгановы, и Яковлевы. Было всяко. Однако, был же и Мальцов, были и Рябушинские. И старый Прохоров, на чьи похороны весь его тысячный работник плачем плакал, как иной раз не плачут и по самому родному человеку. Или опять «пробат регулам»?

Студент закатил глаза к абажуру, что висел над столом, всем видом показывая бессилие довести научные взгляды людям от истинного знания настолько далёким.

- Чего, милдруг, примолк? - рабочие больницы и жильё на Раменских фабриках Малютины строют, - это чтоб антагонистов своих извести?

- Не пытайте его так, право, Фёдор Осипыч, - видя студиозусовы мучения, подал голос Прилужный, - немецкая наука немодных вопросов не терпит. Помните, сколько времени прошло, покуда славянин немцам разъяснил, что не Солнышко вокруг Земли ходит, а наоборот? Нет, пока мода на былые мнения не прошла, все нос воротили. А нынче, вишь, в моде, - Классы!

- Ты-то, Сергей Сергеич, откуда это знаешь? В Зарубежах тоже обучался?

- Зачем «в Зарубежах»? Нынче наша Россия по этой моде будет из самых передовых. У нас среди фабричных рабочих даже кружок был соответствующий!

- «Был»? Куда ж делся?

- Правление проявило интерес, что за новые курсы, да не стало терпеть.

- Прикрыли?

- А как, коли работника убеждают, мол, сколько за работу ни получи, хоть договорённое, хоть больше, - а всё мало и обман. И непременно требуется стачка, вот она ко всеобщему счастию и приведёт.

- Какое ж счастье, если производство станет? Откуда? – подивился Котиков.

Прилужный пожал плечами, взглянув на выездного студиозуса, который внимательно слушал разговор, не забывая, однако, прихлёбывать душистый смородиновый чай из фарфоровой узорной чашечки.

- Разъяснили тех радетелей за рабочую выгоду, оказалось, - Прилужный усмехнулся, - все из дворян да буржуа. Как назло, ни одного пролетария! Сплошь агенты вражеского класса.

- Это тоже, надо понимать, из-за антагонизмуса буржуа с рабочими, а? – Котиков усмехнулся и хитро поглядел на выездного Апполинария.

Почему ж именно «агенты»? – Апполинарий изобразил на лице подобие обиженности, - просветители! Новым наукам приобщить пытались простого человека, двинуть хоть на дюйм по пути в Европу! От коей мы с безнадёжностью отстаём.

- Так и двигали б в чём дельном, - Прилужный покачал головой, - а не в дурости. В ней-то не стыдно от Европ чуток и поотстать. А то смешно, право слово… Спрашиваю их: «А чего ж вы науку дальше-то не движете, надумали всего два класса по производительным средствам, да и остановились? Антагонизмы–то в Социуме не в пример глубже!» Они мне: «Как так?»

- Да просто, - говорю, - а вот антагонизм между классом красивых дам, и женщин другого сорта, - вот ненависть где! Начальников и подчинённых… Или между классом старых и классом молодых? Или грабителей да ограбляемых.

- Ну уж, - отвечают, - скажете! Какая же это классификация? Ненаучно… Реакционер вы, - говорят, - буржуазный.

Возражаю: «Буржуазный? Уж кто из нас тут пролетариат, - так не вы точно. Человек-то у вас весь в деньгу сводится! За неё готов удавить и удавиться, за неё и живёт.

- А разве не так? – говорят.

- Так что ж, - спрашиваю, - нет ни благородства, ни подлости, только прибыток? Ни любви, ни честности, ни предательства, ни морали, ни родителей ни деток, лишь одна деньга. А вся ваша наука - кто друг друга за неё удушит, как будто ничего другого и в мире нет?

- И они что? – уточнил Котиков.

- Что? Обижаются … смешно так, театрально до трагикомичности…

Софья Андреевна, со вниманием слушавшая мужские разговоры, промокнула губы салфеткой и оглядела присутствующих, как бы прося тишины.

- Аполоша, милый, - все затихли, приготовившись слушать, - есть ещё кое-что важное. Стараниями папеньки ты уж третий год принимаешь ученье за границей, но… Ты видишь, мой друг, семья наша нынче не в самом лучшем своём состоянии, по смерти отца, матушка так и не может ещё оправиться… Настя и Любушка в девическом институте, а это тоже требует пристойного пансиона… Мы с тобою старшие, на нас ответственность за их будущее. Кроме того, ты знаешь, Сергей Сергеевич сделал мне предложение о замужестве.

Прилужный поднялся и стал рядом с Софьей Андреевной, положив руку на спинку её стула.

- Что же, это известно, - произнёс Апполинарий с явной настороженностью, чувствуя, как разговор склоняется от наук в сферу гораздо более приземлённую, - и мама и все мы таким исходом очень довольны.

- Однако, - продолжила Софья Андреевна, - не секрет, что после папеньки с его европейскими размахами осталось больше долгов, чем средств… Дом наш нам более не по карману, утром Сергей Сергеевич, маменька и я уж ездили осматривать иные апартаменты на Садовую, будем пока паковаться, а к осени уж, надеюсь, переедем. И семья нуждается в твоей помощи, Аполоша.

Вечернее солнце заглянуло в окна гостиной, наполнив комнату вечерним розоватым отблеском. Апполинарий, держа ладони на краю стола, сидел на своём венском стуле с видом напряжённого ожидания.

- Словом, мы хотели предложить, - Софья вздохнула, собираясь с духом, - продолжить твоё образование у нас, в Казани.

- Но, ведь, это совершенно другой уровень, понимаете? Европа! Профессора, кафедры… Папенька желал… - промямлил выездной студент, ожидвший от вечера какой-то разворот в этом роде, - это, ведь, папенькина идея, по его настоянию...

- Отец прежде всех условий желал, чтоб ты вышел в дельного человека! – мещанин Котиков встал, обошёл стол, потрепал племянника по плечу, - опору для семьи своей и для окружающих. Ты достаточно зрел, приять бОльшую ответственность и за семейные дела, и за себя лично.

С дядюшкиными руками на плечах, Апполинарий сидел, наклонив голову, как бы о чём-то думая.

- К тому же, Казанский университет, как говорят вокруг, даёт преотличное юридическое образование! – вновь вступила Софья Андреевна, - в оставшееся до осени время можно уладить все дела и документы с переходом…

Апполинарий неожиданно поднял голову, улыбнулся, взглянул на сестру, потом, искоса, на Котикова:

- Вот-с, дядюшка! Так пролетариат всё время на поводу у буржуазии и идёт!

-- 06.12.2022 --

мкд: https://dzen.ru/obyvatel