Частное - антигосударственное, как произвол - антизакон...

В мире, конечно, существует какое-то количество преступлений, не связанных с экономикой. Скажем, кто-то кому-то пощёчину влепил, непонятно зачем, и суд с этим долго, нудно разбирается. Или маньяк-психопат задушил девушку, но ничего не украл. Но любой юрист вам подтвердит, что количество таких дел в общем объёме уголовщины ничтожно. Подавляющее большинство дел, с которыми разбираются представители закона – имеют экономическую подоплёку. Именно стремление обогатить себя тем или иным способом составляет смысл преступления, которое без него становится совершенно бессмысленным, как у маньяка-потрошителя…

Но парадоксальным образом именно экономическая сфера, которая даёт 99% работы закону – в наименьшей степени нормирована законом.

Законы буржуазных т.н. «демократий» мелочно и подробно расписывают малоактуальные случаи жизни, на предмет того, можно ли называть негра негром – и совершенно не определяют пределов получки, заработка, считая, видимо, что обогащение до бесконечности не противоречит духу и букве законности.

Между тем именно экономические вопросы представляют львиную долю как проблем с законом, так и интересов человека.

Именно вопросы кто и сколько может и должен взять от жизни – наиболее актуальны и наиболее часто поднимаются в реальной жизни.

Их же буржуазное правоведение задвинуло в тень, как неважные и пустяковые. Мол, пусть себе человек живёт в трёхэтажном дворце, лишь бы негра негром не называл и гомосеков не преследовал!

Ну, а по сути-то всё, кроме экономического достатка – баловство и ухарство, так, забавы сытых и праздных. Именно экономический достаток или его отсутствие волнует людей больше всего и чаще всего. Но он в наименьшей степени регулируется современной юриспруденцией…

+++

Поскольку закон представляет из себя норму (это даже синонимы) – то не может быть законности там, где нет нормирования. Где не расписано, сколько человеку благ взять можно, а сколько уже запрещается. В стране, где человек официально имеет право получать миллион долларов в месяц, и в день, и в час, как «зарплату» - говорить о воровстве просто смешно.

Если нарушение закона есть превышение нормы – то о какой норме можно говорить в стране, официально разрешающей некоторым, особо приближённым к власти, лицам получать по миллиону долларов за час «непосильной» работы?

Какую норму и чего в таком случае превысил тот, кто взял тысячу, десять тысяч долларов без спроса? И у кого спросил разрешения тот, кто гребёт лопатой миллионы? У своих подельников? Это преступный сговор, не более. У народа? Референдума на этот счёт не было, да и ясно, какие бы результаты он показал…

Безразмерность доходов, даже у немногих, снимает правовую философию для всех.

Нет нормирования – нет и законности, ибо где нет нормы, там не бывает и закона. Эта жгучая проблема современной теории государства и права касается как межгражданских, так и международных отношений.

Нетрудно заметить, что амбиции США так же безразмерны, как безразмерны аппетиты «олигархов» приватизации. Потому и не может идти речи ни о каком международном праве, соблюдении законности: если США считают себя хозяевами всего, то кто и о чём может с ними договориться? Если бы США признавали какие-то ограничения для себя, тогда в режиме состязательного процесса, как это принято у юристов, можно было бы с ними судиться: на предмет выхода из признанных ограничений.

Но если США никаких ограничений не признают, то и выхода за пределы закона для них не существует. Они вообще существуют вне права и вне самой идеи законности, предполагающей на самом общем, базовом уровне уравновешивание прав обязанностями.

+++

Нормирование, согласованное и утверждённое по правилам – могло бы предотвратить как гражданские, так и мировые войны. Иного средства предотвратить гражданскую или мировую войну нет.

Ибо с позицией «каждому своё» человек может смириться, с ситуацией «одному всё, другому ничего» - он мириться не готов. Да это и технически невозможно: он же просто умрёт, если у него отберут вообще всё!

Интересно отметить, что русское слово «дело» происходит от «делить», «деление», отчего и однокоренное с ним. Дело – значит делёжка. Этим язык подчёркивает тот факт, который мы уже озвучили: наибольший интерес и наибольшую актуальность для человека из всех дел имеет деление житейских благ. И внимание, и конфликты, в основном, сосредотачиваются именно в этой сфере. Недаром шутят, что там, где два верующих не претендуют на один дом – царит веротерпимость. Мало кто согласен проливать кровь за абстрактные вопросы, за отвлечённые идеалы – но практически все готовы (да и просто вынуждены) – драться с грабителями.

Поэтому не может быть мира – ни классового, ни межгосударственного – там, где не проведено законного раздела, деления имеющихся ресурсов согласно законам (а не нахрапу хищника). Где делят не по закону, там и все дела – незаконные. Один урвал непонятно по какому праву, другой не согласен – вот всё и завертелось…

Беззаконие с намертво вмонтированной в нём неизбежностью конфликта – является осевым стержнем как пост-советских государственных границ, так и сверх-крупных (да и не очень крупных) состояний частных лиц.

Даже если большой стране – теоретически предположим – суждено было бы распасться, всякому вменяемому человеку понятно, что это долгий процесс с согласованием позиций, взаимной ратификацией, выстраиванием новых правовых отношений, переходными периодами, правом на коррекцию границ, и т.п.

Парадокс расчленения СССР не только в том, что он был осуществлён бандитским гоп-стопом, за один день. Парадокс в том, что:

- государственные границы объявили ничтожными,

- а внутренние административные – священными!

Отчего и вышло, что республика может выйти из страны, а область остаться в стране – нет!

Для любого правового сознания это такой коллапс, хуже которого и постараешься – не выдумаешь.

Мало того, что совершенно перепутались и обессмыслились понятия «сепаратисты» и «сторонники территориальной целостности», мало того, что основополагающий принцип единства закона для всех (если Грузия имеет права на выход, то и Абхазия имеет право на выход из Грузии) испарился!

Раздел страны, как торта, на дольки, осуществляли люди, не имевшие на то никаких юридических полномочий, на основании границ, проведённых людьми, тоже не имевшими на такое никаких юридических полномочий.

Всё равно, как один прохожий ваш бы дом мелком расчертил, а другой распилил по этой линии… И теперь один ссылается на другого, а вы вообще взять в толк не можете: и тот Никто, и этот, причём тут эти ссылки?!

Расчленение СССР произведено было в режиме заговора, причём очень и очень теневого, криминального. Поэтому вместо юридически-точного определения обязанностей сторон возникла их зловещая неопределённость. Людей попросту похитили – вместе с их городами и жилыми постройками, люди проснулись в другой стране, которая не пригласила их к себе, не уговорила поменять гражданство, а силком и обманом затащила.

С правовой точки зрения это не просто незаконно – это юридически чудовищно, потому что создаёт прецедент абсолютного беззакония, бесконечного и безнаказанного.

Если можно так расчленять страны – то какой смысл тогда имеют международно-признанные границы, конституции и тома национальных законодательств, институт суверенитета и институт референдума?

Заговор узкого круга уголовников оказался правомочнее как национальной правовой системы, так и высшей конституционной формы волеизъявления, референдума. Это отбрасывает наши представления о праве в самые архаичные эпохи, в которые закон и произвол вооружённых банд были тождественны.

+++

Аналогичным образом, заложив мины под всё грядущее, уголовщина сформировала и частную собственность внутри новых недогосударств, налепленных со скоростью пельменей той же уголовщиной.

Неопределённость ресурсного распределения была закреплена как «священная», и по сути, в таком виде означает право уголовщины врываться в любую судьбу с любой мерой конфискации: частичной, или даже полной.

У человека теперь не стало потребительских прав, у него осталось только текущее потребление, которое никто и ничто не гарантируют. Каждое утро каждый из нас может проснуться в два раза беднее, а может – и вообще без ничего. Это – самое актуальное для человека – вообще никак не регулируется[1]. Работодателя могут наказать за задержку зарплаты (которую он сам же и придумал) – но не за её величину.

При таком неустойчивом положении человека все его формальные права не имеют никакого житейского значения. Человек, который опасается потерять работу, вряд ли будет настаивать на соблюдении 8-часового режима рабочего дня, выходных или отпусках, вообще на какой-то норме КЗОТ, ставшего «книгой мёртвых», что мы повсеместно и видим.

В стране нет закона – потому что не отмерено ни пределов нищете, ни пределов богатству. А посему вместо закона следует говорить о воровстве, оформленном юридической демагогией, и не оформленном таковой. Это более чем зыбкая грань между законным и беззаконным. Она лишена духа, и опирается лишь на букву закона, к тому же и трактуемую произвольно «хозяевами жизни».

В итоге у страны нет ни законной собственности, ни законных границ. Она не внутренне, ни внешне не легализована. То, что подсовывают в качестве «закона» - не более чем голый волюнтаризм крупных хищников, принимающих решения вне легитимных процедур, согласований и консультаций.

+++

Дело, однако же, не в том, что это плохо (хоть это очень плохо), а, в первую очередь, в том, что это технически не сохраняемо, обладает роковой и фатальной шаткостью. Конструкция, столь решительно отказавшаяся от принципа законности – отказалась и от стабильности, и от преемственности, и от устойчивости.

Ненормированность распределения, неопределённость потребительских прав в этом обществе в любой момент могут сдетонировать конфискации неопределённой величины и глубины. Недавно это одновременно случилось в РФ и во Франции. У нас пенсионная «реформа», носящая характер громадной конфискации «недоотобранных» средств к существованию у населения. Во Франции – рост цен на топливо, электричество и всё прочее, вызвавшее настоящий бунт с баррикадами.

И то, и другое – как в старых «демократиях», так и в «новых» показывает историческую обречённость рыночного либерализма. Дело не только в чудовищности осуществляемой то там, то здесь конфискации благ, но и в их неопределённости как по срокам, так и по размерам. Никакая конфискация не обещает быть последней! Сегодня у вас отобрали дом, а завтра вернуться за вашими штанами!

Поскольку людям в «прекрасном новом мире» не гарантировано ничего – то нападение на них не имеет ни календарных дат, ни границ. Никто же даже не обещает, что очередная непопулярная «реформа» станет последней, что на этом пресс-молох капитализма остановится! Сегодня забирают у всего народа пенсии, а завтра что? Жильё? Право на школьное образование детей? Право бесплатно поставить машину во дворе? Или саму машину?

Этого не знает никто. Ни в РФ, ни во Франции, ни в США. Хотя либералы пытаются представить российскую пенсионную «реформу» уникальным «преступлением режима» - на самом деле грабительские пенсионные «реформы» прошли везде в странах Запада. И порой в «старых демократиях», на которые нас зовут равняться, пенсионный возраст задрали покруче, чем в РФ…

Очевидно, что проблема безразмерных конфискаций пользовательских ресурсов носит не «режимный», а общий, рыночный характер.

Она связана не с Путиным (как к нему не относись), а с самим укладом рыночной неопределённости, в котором никто никому ничего не обещает: не только «светлого завтра», но порой и просто обычного «завтра».

Стало очевидно, что с такими «реформами» и до обычного «завтра» доживут далеко не все!

+++

Человек, который не понимает всей пропасти между правом на пользование, и простым, случайным, временным пользованием ресурсом – не понимает и всего ужаса своего положения.

Одно дело, если кормить тебя предписано законом; и совсем другое, если работодатель кормит тебя только пока ты ему нужен. В первом случае ты можешь что-то знать о своём завтрашнем дне, во втором (нашем) – твой завтрашний день непредсказуем, и потенциально содержит в себе любые, самые немыслимые ужасы.

И очень глуп тот, кто говорит: «со мной такого не случится!». Именно с хвастунами несчастья и случаются раньше всех других.

Современное «законодательство», по сути, оголило более 90% актуальных тем, нуждающихся в регулировании и регламентации. Оно свелось к ничтожному сектору гражданских свобод и бумажных, номинальных, прав, которые, по большому счёту – ничто[2].

Возникло очевидное и расширяющееся логическое противоречие, просто зияющая дыра – между стремлением современных законодателей плотно зарегулировать все микроскопические вопросы «надстройки» и позицией «рынок всё сам как-нибудь отрегулирует» в базисе общества. При таком ассиметричном подходе закон теряет смысл, превращается в дверь без стен, ворота без забора. Или в КПП, которое тщательно и многолюдно контролирует дорогу, но при этом совершенно не обращает внимания на объездные обочины.

Человек превращён в воздушный шарик на нитке: сверху раздут от формальных прав и юридической демагогии, но к земле прикреплён тоненькой и гнилой ниточкой: малейший ветер, и улетит, сорвавшись.

Судебные решения, что особенно хорошо видно на примере международного права – из инструмента правоприменения превратились в инструмент легализации произвола задним числом. После судебного фарса по Косово и шемякиного «Стокгольмского арбитража» стало очевидно, что мировые суды не следуют никакому закону ни в малейшей степени, как нет у них и общих принципов принятия решений. Их «вердикты» превратились в констатацию их поддержки масштабного беззакония.

По формуле: вначале совершается преступление, а потом суд принимает решение не считать его преступлением…

+++

Нетрудно понять, что в мире без границ и гарантий никакой нормальной (от слова норма) жизни быть не может. Здесь решения принимаются внезапно и ультимативно, никакие общие принципы не действуют, двойная мораль превращается в полную аномию, в утрату не только желания, но и самой способности отличать добро от зла.

Как институт частной собственности пожирает институт законности – лучше всего описано в афоризме, приписываемом (может, и безосновательно) устам Мейера Амшеля Ротшильда (1744—1812): «Дайте мне возможность печатать деньги страны и мне нет дела до того, кто издаёт её законы!».

Если контролируешь потребительский базис, то всё в надстройке прогнётся под тебя, что бы там не писалось на бумажках: «закон, что дышло: куда повернёшь, туда и вышло».

Натан Ротшильд (1777-1836), сын Мейера, повторил мысль отца: «Кто контролирует выпуск денег, контролирует правительство». «Не важно, какая марионетка сидит на троне в Британской империи. Человек, который контролирует выпуск денег в Британии, контролирует Британскую империю».

В 1881 году президент США Джеймс Гарфилд (находившийся у власти только 100 дней) сказал за две недели до того, как был убит: «Тот кто контролирует объём денег в нашей стране, является абсолютным хозяином всей промышленности и торговли,.. вся система легко контролируется несколькими могущественными людьми наверху…». И был убит через две недели после этого.

4 июня 1963 года президент Кеннеди подписал указ №11110, который возвращал правительству США право выпускать деньги, минуя частную лавочку ФРС. Этот указ был отменён Линдоном Джонсоном в тот же день, когда был убит президент Кеннеди.

В этих (как и многих прочих) вехах мы видим борьбу двух принципов власти. С одной стороны, власть, как формальный институт, оформляемый законом. С другой – власть как распределение благ и распоряжение людьми. У государства есть полиция, у частной корпорации – служба безопасности. Профессионалы работают и там и там. Может ли, в принципе, частный ЧОП стать могущественнее государственной полиции? Запросто. Принципы лояльности сотрудника определяются распределением благ: человеку платят, дают средства к существованию, и в обмен распоряжаются его поведением, приказывают ему, куда идти и что делать.

Кто? Есть вариант, что некий общий принцип, высеченный на камне Хаммурапи, на скрижалях Завета, символ веры, с которым принципиальный человек не может поступить вопреки заповеди. Но есть и вариант, когда никакого камня со скрижалями нет, а есть конкретный человек-хозяин, распоряжающийся беспринципным наёмником.

Этого хозяина не выбирали и не помазали на царствие. Формально он вообще никто. Сила его влияния – в присвоенном им механизме распределения благ среди людей. Грубо говоря – в возможности заплатить тому, кто подрядится его слушаться.

Отсюда и принцип ОТЦ (общей теории цивилизации): или законность, развиваясь, поглотит частную собственность, или частная собственность, расширяясь и монополизируя в одних руках колоссальные средства, поглотит, уничтожит всякую законность.

И мы попадём в мир, в котором вообще нет никаких законов. А которые есть – высмеиваются и публично не соблюдаются. И мы в него уже попали.

Оглянитесь вокруг: юридическая и фактическая реальность разошлись так далеко, что даже карта мира в них не совпадает!

Есть государство законные, и есть – созданные по прихоти беззаконного произвола банд, которым мировая законность ничего противопоставить не сумела.

Уж тем более остро стоит вопрос в области реальных прав человека, возможностей для человека просто выжить, не говоря уж о полноценной жизни. В любой момент условные «100 семей», что в РФ, что в Европе, что в США могут осуществить без всякого основания конфискации вашего достояния любой величины. А суды и парламенты просто проштампуют это, прикрывая своим тающим, давно уже беспочвенным авторитетом…

Ибо есть реальность, а есть номинальность. Если в пузырьке яд – то неважно, сколько штампов выставлено на этикетку с надписью «бальзам». Никакие штампы на бумажке не сделают яд лекарством.

Номинально можно выправить любые документы любых инстанций на что угодно. В реальности есть права, а есть бесправие. И если бумага называет бесправие правами, то от этого мало что меняется в реальной жизни. А если и меняется, то только в худшую сторону…

[1] В развитых странах это регулирует МРОТ, но в РФ МРОТ традиционно ниже уровня физиологического выживания, поэтому он ничего не регулирует. А теперь уже и во всём мире идут разговоры, что нужно ликвидировать МРОТ, дать «свободу» трудовым соглашениям и т.п.

[2] Бумажное, номинальное право собственности – не связано с реальным благоизвлечением из собственности. Оно лишь закрепляет за вами некое владение, не закрепляя условий пользования им. Например, фиксируется ваш факт владения автосервисом, но не фиксируются доходы от автосервиса. Он может быть любым: прибыльным, убыточным, номинальное право собственности этого не отражает. Вы владеете зданием, которое может в 10 раз внезапно подорожать или подешеветь, из нужного стать ненужным, из полезного – обузой. Ничего этого номинальное право не учитывает. Оно существует только на бумаге, но не в жизни.

Александр Леонидов