Пакт Молотова-Риббентропа – приговор Британской империи

«До сих пор тиражируется суждение, что Британия полагала умиротворить Гитлера. Нет! Самое страшное для англосаксов случилось бы, если бы Германия удовлетворилась Мюнхеном и аншлюсом Австрии … Британия рассчитывала вовсе не умиротворить Гитлера, но соблазнить его продвижением на восток …»

Премьер-министр Великобритании Ллойд Джордж, узнав о крахе Российской империи, радостно воскликнул: «Одна из главных целей войны достигнута!». Сейчас совершенно не принципиально — произносил британский премьер эту фразу или ему ее приписали. Главное, что она точно раскрывает суть политики Англии в отношении России. Ведущая роль Лондона в Февральской революции — очевидный факт, подтвердивший истинность классической формулы выдающегося русского геополитика генерала Алексея Едрихина (Вандама): «Хуже войны с англосаксом может быть только дружба с ним».

Однако в данном конкретном случае «коварный Альбион», нанеся удар по союзнику, совершил больше, чем преступление, он совершил роковую ошибку. Запустив маховик развала России, и тем самым обеспечив исключение ее из числа будущих держав-победителей, Лондон оказался вынужден для сокрушения Германии допустить вступление в войну Америки. Позволил молодому хищнику впервые попробовать силы в схватке за мировое господство.

При этом Российская империя, столь мастерски торпедированная Лондоном в феврале 1917 г., всего через несколько лет после катастрофы возродилась в облике Советского Союза, который из Второй мировой войны вышел уже в статусе сверхдержавы. Для Британской же империи победа в Первой мировой оказалась «пирровой», а по итогам Второй мировой она и вовсе «приказала долго жить» — место гегемона Запада перешло к Соединенным Штатам.

Да, могильщиком Британской империи были союзные ей США (дружба с англосаксом опасна и для англосакса), но смертельный удар империи нанес все же СССР, когда заключил Пакт Молотова-Риббентропа и тем самым сломал британский сценарий Второй мировой войны. Пакт был в прямом и переносном смысле «нашим ответом Чемберлену», еще раз подтвердившим народную мудрость — «не копай яму другому, сам в нее попадешь».

Конечно, утверждение о том, что Пакт Молотова-Риббентропа погубил Британскую империю, может показаться преувеличением. С тем, что он погубил Вторую Речь Посполитую, уверен, согласятся многие. Польша в первую очередь. Лишил независимости «маленькие, но гордые» прибалтийские республики — не вызовет возражений ни у кого. Латвия, Литва и Эстония об этом кричат на каждом углу. Но, чтобы саму Британскую империю — это уж слишком. Обвинение же Англии, одного из создателей антигитлеровской коалиции, в планировании Второй мировой войны, и вовсе может кому-то показаться злостным наветом. Поэтому давайте разбираться по порядку.

Жертва или хищник

Официально виновником и Первой и Второй мировой войны признана Германия. Ни в коей мере не собираюсь обелять ни кайзера Второго рейха, ни фюрера Третьего. Тем более что по Гитлеру и его подельникам есть приговор Нюрнбергского трибунала. Но следует ли из виновности Германии, что в обеих мировых войнах Британская империя была жертвой? По-моему, даже сама постановка такого вопроса по отношению к Великобритании, превратившей полмира в свою колонию, звучит противоестественно.

На протяжении последних столетий в истории западной цивилизации наблюдаются два взаимосвязанных процесса. С одной стороны, экспансия Запада вовне, связанная с захватом чужих ресурсов и рынков, попыткой превратить весь Земной шар в свою колонию. С другой стороны, внутрицивилизационная борьба за лидерство, в которой решалось, кто будет править миром от лица Запада, кому достанутся главные дивиденды. Действующие лица этой борьбы менялись неоднократно: Испания-Франция, Испания-Англия, Англия-Голландия, Франция-Англия, Германия-Англия, Германия-Англия-США. Суть же процесса оставалась неизменной — схватка хищников за право получать львиную долю добычи.

Совершенно очевидно, что понятие «жертва» к такой борьбе неприменимо в принципе. Независимо от того, кто на кого напал первым в каждом конкретном раунде борьбы за гегемонию. Точно так же, как дико объявлять «жертвой», допустим, еврейскую мафию в США от того, что очередную мафиозную войну за передел рынка наркотиков начала не она, а мафия итальянская.

Великобритания, одолев в ожесточенной борьбе Испанию, Голландию и Францию, ко второй половине XVIII в. заняла господствующие позиции на морях и в колониях. Что неизбежно сделало ее самой богатой и могущественной страной Запада, невиданной еще в человеческой истории по размерам и мощи Империей. Однако британская гегемония вовсе не отменила, а напротив, стимулировала стремление других наций Запада перераспределить мировые богатства в свою пользу. «Наполеоновские войны», Первая и Вторая мировые — были не чем иным, как попытками сначала Франции, а затем Германии, сокрушить Англию, чтобы занять ее место главного выгодополучателя от колониального разграбления богатств мира. Вторую мировую войну отличало лишь то, что претендент был не только «обычным» хищником, как Французская империя или Второй рейх, но и носителем человеконенавистнической идеологии национал-социализма.

Положение мирового лидера Британской империи удавалось сохранять вплоть до середины XX в. Причин тому немало. Но одной из них, несомненно, была последовательная внешнеполитическая стратегия, которую очень точно сформулировал Черчилль:

«В течение четырех столетий суть внешней политики Англии заключалась в том, чтобы противостоять самой сильной, самой агрессивной державе, занимающей главенствующее положение на континенте … Для Англии не имеет никакого значения, кто именно стремится к господству над Европой … Таков основной закон международных отношений, которому мы следуем».

Именно неуклонное следование этому «закону» позволяло Британии из века в век выходить победителем из войн за лидерство и оставаться самой богатой страной Запада и всего мира.

Хищник-миротворец

Однако в преддверии Второй мировой войны Британскую империю, казалось бы, подменили. Вместо того, чтобы по хорошо отработанному алгоритму придушить еще в зародыше Третий рейх, явно стремившийся поставить под свой контроль континентальную Европу, чтобы затем бросить вызов британской гегемонии, Лондон стал проводить в отношении него политику «умиротворения». Великобритания фактически собственными руками взрастила соперника, для спасения от которого затем пришлось заплатить страшную цену — передать контроль над Империей Соединенным Штатам, сведя тем самым на нет результаты четырех веков борьбы.

Чаще всего «странности» предвоенной политики Лондона объясняют:

желанием британского правительства любой ценой избежать новой мировой войны;

неадекватностью Чемберлена, которого Гитлер обыграл «вчистую»;

зоологическим антикоммунизмом британской элиты, ее стремлением руками Третьего рейха уничтожить СССР.

С антикоммунизмом не поспоришь, его влияние на политику «умиротворения» — очевидный факт. Чего не скажешь об английском «пацифизме» и профнепригодности руководства Британии. Как говорил Станиславский: «Не верю».

Можно сколько угодно писать о том, что политика «умиротворения» и ее апофеоз «Мюнхенское соглашение» были порождены неготовностью английской армии к боевым действиям на континенте, а также страхом перед войной английского общества, еще не отошедшего от шока Первой мировой. Можно приводить в подтверждение этого красноречивые цифры о числе английских дивизий, пушек и самолетов, об ужасающих размерах возможных потерь гражданского населения в случае налетов немецкой авиации. Можно цитировать Чемберлена:

«Как ужасно, что мы должны рыть окопы из-за столкновения в далекой от нас стране между народами, о которых мы почти ничего не знаем. Как бы мы ни симпатизировали маленькой стране, столкнувшейся с большой и мощной державой, мы ни при каких обстоятельствах не можем позволить вовлечь Британскую империю в войну только по этой причине».

Только все это разговоры «в пользу бедных».

Для того чтобы избежать войны, к чему якобы стремилась Великобритания и на что была направлена ее политика «умиротворения», Лондону совершенно не нужна была ни боеспособная армия, ни готовность народа умирать на фронтах. Достаточно было в 1936 г. во время «Рейнского кризиса» не мешать Парижу «приструнить» Берлин (13 французских дивизий против 3 немецких батальонов), а в 1938 г. поддержать заговор немецких генералов.

Вместо этого, в первом случае, английское правительство заставило Францию (буквально выкрутив ей руки) отказаться от оккупации Рейнской области и тем спасло нацистский режим от неминуемого краха. А чтобы не допустить свержения Гитлера генералами Лондон форсировал подписание Мюнхенского договора. От страха быть втянутыми в войну, к которой страна не готова, так себя не ведут.

Для объяснения уже этой «странности» английской политики как нельзя лучше подходит «недалекий» Невилл Чемберлен, которого сделали ответственным за провал «политики умиротворения». В версию о «незадачливом миротворце» можно было бы и поверить, если бы британский премьер единолично определял политику Империи, и если бы его политика в отношении Германии принципиально отличалась от политики предшественников.

В 1936 г. не позволил французам расправиться с нацистским режимом премьер Болдуин, которого по разряду «недотеп» никто не числит. Основу политики «умиротворения» (подготовки новой большой европейской войны) заложили Локарнские соглашения. Они гарантировали западных соседей Германии от попыток Берлина пересмотреть послевоенные границы и не содержали подобных гарантий в отношении восточных соседей Веймарской республики. Главным действующим лицом Локарнских переговоров — первого шага на пути ко Второй мировой войне, был министр иностранных дел Великобритании Остин Чемберлен, брат Невилла, до сих пор считающийся одним из величайших дипломатов Британской империи.

Кстати в этом же ряду предшественников Невилла Чемберлена на ниве «умиротворения» Германии всплывает и еще один выдающийся британский политик и при этом яростный противник Чемберлена — Уинстон Черчилль. Как писал Валентин Фалин,

«от многих вопросов нас избавит документ, который Сталин хранил до самой смерти в рабочем шкафу. А именно: запись беседы Черчилля с внуком Бисмарка, первым секретарем посольства Германии в Лондоне, состоявшейся в октябре 1930 г. Немцы — недоумки, рассуждал Черчилль. Будь посмышлёней, все силы в Первой мировой войне они сосредоточили бы на разгроме России. В этом случае англичане позаботились бы о том, чтобы Франция немцам не мешала».

Как видим, списать «странности» предвоенной политики Лондона на неведомо откуда взявшийся пацифизм английской элиты и глупость Невилла Чемберлена невозможно. Трудно не согласиться с Андреем Фурсовым, утверждавшим, что «курс на appeasement («умиротворение», англ.) был не ошибкой и не глупостью. То был курс на сохранение Британской империи».

О том, что целью «миротворчества» британского хищника было совершенно сознательное и прагматичное провоцирование новой войны во имя интересов Британской империи пишет и Наталья Нарочницкая:

«До сих пор тиражируется суждение, что Британия полагала умиротворить Гитлера. Нет! Самое страшное для англосаксов случилось бы, если бы Германия удовлетворилась Мюнхеном и аншлюсом Австрии … Британия рассчитывала вовсе не умиротворить Гитлера, но соблазнить его продвижением на восток … Агрессия на восток давала повод вмешаться и, при удачном стечении обстоятельств, довершить геополитические проекты не только в отношении стран, подвергшихся агрессии, но всего ареала».

Продолжение