Я говорю: "Худой мир лучше любой войны"...
"Получая редкую информацию о том, что происходит в России, в Ростове, на юге, я как-то и внимания особо не обращал... Но к утру субботы с 8 часов утра мне уже поступает тревожная информация о ситуации в России.
Самое опасное, как я понял, - это не в том, какая она была, ситуация, а как она могла развиваться и ее последствия. Это было самое опасное. Я также понял: принято жестокое решение - мочить. Я предложил Путину не торопиться. Давай, говорю, поговорим с Пригожиным, с командирами его. На что он мне сказал: "Слушай, Саша, бесполезно. Он даже трубку не берет, ни с кем разговаривать не хочет".
Я спрашиваю: "Где он?" — "В Ростове".
Я говорю: "Хорошо. Худой мир лучше любой войны. Не торопись. Я попробую с ним связаться".
Он в очередной раз говорит: "Это бесполезно". Я говорю: "Хорошо, подожди". Где-то мы разговаривали, наверное, с полчаса. Потом он меня проинформировал, что на фронте. Помню его слова: "Ты знаешь, а на фронте, как ни странно, лучше, чем когда-либо было".
Я говорю: "Вот видишь, не все так печально". В 11 часов... Надо было еще эти телефоны найти... Говорю: "Как с ним связаться? Дай телефон". Он говорит: "Скорее всего, у ФСБ есть телефон".
Мы уточнили. Установили к середине дня целых три канала, по которым мы можем разговаривать с Ростовом".
С чего зайти к нему, чтобы начать эти переговоры? Ребята только с фронта. Они видели тысячи своих погибших ребят. Ребята очень обиженные, особенно командиры. И, как я понял, они очень влияли (я это предварительно вычислил) на самого Пригожина. Да, он такой, знаете, героический парень, но на него оказывали давление и влияние очень те, кто руководил штурмовыми отрядами и видел эти смерти. И вот в этой ситуации, выскочив оттуда в Ростов, в таком полубешеном состоянии я с ним веду этот диалог.
В 11.00 он мгновенно снял трубку. То есть Евкуров его позвал, отдал ему телефон: «Вот, Президент Беларуси звонит, будешь ли разговаривать?» - «С Александром Григорьевичем буду».
Разговаривали первый раунд минут 30 на матерном языке. Исключительно. Слов матерных (я потом уже проанализировал) было в 10 раз больше, чем нормальной лексики. Он, конечно, извинился и начал мне матерными словами рассказывать», сказал Лукашенко.
Я говорю: «Женя, никто тебе ни Шойгу, ни Герасимова, никого не отдаст, особенно в этой ситуации. Ты же знаешь Путина не меньше, чем я. Во-вторых, он с тобой не то что встречаться - по телефону разговаривать не будет в силу этой обстановки.
Молчит.
«Но мы хотим справедливости! Нас хотят задушить! Мы пойдем на Москву!" Я говорю: "На полпути тебя просто как клопа раздавят. Несмотря на то что войска (мне об этом Путин долго говорил) отвлечены на соответствующем фронте". Подумай, говорю, об этом. "Нет" - такая вот эйфория.
Долго я его убеждал. И в конце сказал: "Знаешь, ты как хочешь можешь поступать. Но на меня не обижайся. Бригада подготовлена к переброске в Москву. И, как в 41-м (ты же книжки читаешь, образованный, умный человек), мы будем защищать Москву. Потому что данная ситуация не только в России.
Это и не только потому, что это вот наше Отечество. А потому что, не дай бог, вот эта смута пошла бы по всей России, а предпосылки для этого были колоссальные, следующими были мы»
"Остальные под веником сидели". Лукашенко заявил, что во время бунта свое мужество показали Матвиенко, Володин и патриарх Кирилл. Они, по мнению Лукашенко, выразили поддержку Путину.
Оценили 11 человек
11 кармы