ЮФ. Витя Солнышкин и Иосиф Сталин

Сергей Лукьяненко

Витя Солнышкин и Иосиф Сталин

Всё здесь было именно так, как Витя себе представлял, как помнил по фотографиям и фильмам: обшитые деревом стены, стол покрытый зелёным сукном, на столе – бронзовая лампа, хрустальная пепельница, чёрные телефонные аппараты: Витя едва не подумал «старинные телефоны», но тут же мысленно поправился. Не было в них ничего старинного, пока ещё не было.

А вот к чему Витя оказался не готов – так это к запаху трубочного табака. Не очень то и противному, не очень резкому, но настолько устоявшемуся, что сразу понятно – тут курят. Всё время курят.

– Здравствуйте, товарищ Сталин, – сказал Витя волнуясь.

Сталин, изучавший бумаги в тоненькой папке, посмотрел на него, пыхнул трубкой, кивнул.

– Здравствуй, пионер Витя Солнышкин. Хорошая у тебя фамилия, радостная.

– Отец был беспризорником, фамилию свою не помнил, в детдоме придумали, – отбарабанил Витя. Вздохнул и добавил: – Только на самом деле это неправда. Отец фамилию помнит, она дворянская. Потому и не назвался.

– На отца доносишь? – добродушно спросил Сталин.

– Нет, товарищ Сталин, – сказал Витя. – Отец настоящий коммунист, а сын за отца не в ответе. Вы извините, я волнуюсь.

Сталин кивнул. Указал на кожаное кресло перед столом.

– Садись, пионер Солнышкин. Рассказывай, зачем пришёл.

Витя сел, поправил коротковатые школьные брюки. Перед ним оказался угол стола на котором стоял большой поднос – чайник, стаканы в мельхиоровых подстаканниках, несколько вазочек с конфетами и печеньем.

– Ешь, пионер, – добродушно сказал Сталин. – Организм молодой, сладкого хочет.

Сладкого действительно хотелось и Витя взял конфету. Развернул и сказал, отчаянно, будто прыгая вниз с парашютной вышки в парке культуры и отдыха имени великого пролетарского писателя Максима Горького:

– На самом деле, товарищ Сталин, организм то молодой, а я сам – не очень. Я даже немного старше вас, товарищ Сталин. Мне шестьдесят четыре года.

Сказал – и замер. Что сейчас будет? Сразу выведут из кабинета? Врача вызовут?

– В каком году родился, Солнышкин? – спросил Сталин, откинулся в кресле и с насмешливо посмотрел на Витю.

– В одна тысяча девятьсот пятьдесят третьем, – сказал Витя. И с горечью добавил: – В год вашей смерти, товарищ Сталин:

– Значит у вас сейчас две тысячи семнадцатый: – задумчиво произнёс Сталин. – Годовщина: Празднуете?

– Не очень, – признался Витя. Сталин вовсе не выглядел удивлённым.

– Коммунизм?

– Нет, не построили. Социализма тоже нет. Советский Союз развалился, во всех республиках капитализм. На Украине война.

– Не в Белоруссии? – заинтересовался Сталин. – Точно?

– На Украине.

Сталин кивнул.

– Я должен всё объяснить, – быстро заговорил Витя. – Я не знаю, как и почему это произошло: мне кажется, что у меня был инсульт, я умирал: и вдруг оказался здесь. У вас. В одна тысяча девятьсот сороковом году. В теле пионера Вити Солнышкина. Я атеист, товарищ Сталин! Но наверняка есть тому какие то причины, какие то физические законы, не до конца изученные даже в двадцать первом веке.

– То есть это не машина времени господина Уэллса? – спросил Сталин. Не научный эксперимент?

– Нет! Случайность! Первые дни я был уверен, что всё это бред умирающего сознания, но потом понял – всё взаправду!

Витя опустил глаза и вдруг обнаружил, что перед ним лежит целая гора пустых фантиков.

– Ты ешь, ешь конфеты, – добродушно сказал Сталин. – Мне нельзя, врачи не велят, а ты кушай, не стесняйся. Это ты раньше был взрослый, можно даже сказать – пожилой человек: как звали то?

– Виктор, только фамилия обычная – Петров: – отодвигая опустевшую вазочку сказал Витя. – Виктор Егорович Петров.

– Был ты пенсионером Виктором Петровым, а стал пионером Витей Солнышкиным. И организм твой – растущий и молодой. Ему конфет хочется. Ешь, ещё принесут.

– Не надо, – сказал Витя, краснея. – Пионер должен быть скромным. Так вы мне верите?

– Верю, – сказал Сталин. – Всю ту информацию, которую ты сообщил Поскрёбышеву, тебе просто неоткуда знать. Даже если бы ты был немецким шпионом. Даже если бы ты был вундеркиндом. А как говорил товарищ Шерлок Холмс?

– Если отбросить всё невозможное, то самое невероятное и окажется правдой! – зачарованно сказал Витя.

– Верно.

– Не знал, что вы читали Конан Дойля!

– Нельзя стать коммунистом, не обогатив свой разум всеми достижениями человечество, – отчеканил Сталин. – Как живётся то в новом теле, Виктор Егорович?

– Если честно, то неплохо, – признался Витя. – Я первые дни всё время бегал. Иду куда то – а ноги сами несутся! Бегу и хохочу. Прыгаю. И мир вокруг – такой яркий, такой настоящий! Последние годы я сильно хромал, зрение упало: это всё последствия диабета: и вдруг новое, крепкое тело!

Сталин доброжелательно кивнул.

– Ещё у меня собака есть, – зачем то сказал Витя. – Я всегда хотел собаку, с детства, но у меня аллергия. Это такая болезнь, чихаю от собачьей шерсти. Чихал и глаза слезились. Теперь нет. Воспитываю сторожевого пса Мухтара, для наших доблестных пограничников!

– А как же Витя Солнышкин? – спросил Сталин. – Настоящий?

Витя опустил глаза.

– Не знаю, товарищ Сталин. Может быть он на моё место попал? Ну, невесело, конечно, мальчишке в старика превратиться:

Сталин кивнул, понимающе и сочувственно.

– А может и нет? Я ведь его жизнь тоже помню, мысли какие то его, мечты, страхи: Может моё сознание его подавило, растворило в себе? Но я не виноват. Я не хотел! Тогда у нас одно тело на двоих, и жизнь одна, и разум. Я ведь раньше не сильно вас любил, товарищ Сталин. То есть позже. Ну, вы поняли, да? Знаете, начитался всякого: А когда стал Витей Солнышкиным совершенно по другому стал относиться!

– Вполне возможно, – согласился Сталин. – Так что ты хочешь мне рассказать, Витя Виктор?

– Будет война, товарищ Сталин, – Витя понял, что разговор наконец то пошёл о серьёзных вещах, сложил на коленки руки, всё время тянувшиеся за конфетами и смело посмотрел Сталину в глаза. – К счастью – ещё не сейчас. Не в сороковом.

– А в каком?

– Двадцать второго июня сорок первого года!

Сталин взял со стола синий карандаш и что то быстро записал на листе бумаги. Витя мельком заметил приклеенную к листу чёрно белую фотографию. Свою собственную. Видимо, те три дня, пока Поскрёбышев решал его судьбу, ушли и на подготовку досье.

– Немцы? – уточнил Сталин.

– Конечно. Иосиф Виссарионович, я понимаю, что чудес не бывает. Нельзя разом перевооружить армию, нельзя из ничего сделать атомную бомбу: я потом про неё тоже расскажу.

– Это ты молодец, что понимаешь, – согласился Сталин.

– Но всё таки информация – это огромная сила. Я был в той, будущей жизни строителем. Прорабом.

– Хорошая работа, – кивнул Сталин. – Нам надо много строить.

– Да, но лучше бы я был инженером, лучше бы физиком! – с горечью сказал Витя. – Эх: сколько знаний я мог бы передать: Но всё таки кое что я знаю, товарищ Сталин. Во первых – дата начала войны. Нам надо нанести упреждающий удар по фашистам! Во вторых – танк Т 34, автомат Калашникова, «Катюши», Курчатов и Королёв. Это очень важно! Курчатов с Королёвым не успеют, но после войны тоже всё это понадобится. И в третьих – надо расстрелять предателей. Тех, кто даст слабину во время войны или после неё. Я написал полный список, он у Александра Николаевича:

Сталин молча достал из папки лист, стал читать, посасывая уже погасшую трубку. Потом спросил:

– Хрущёва обязательно?

– В первую очередь! – с жаром сказал Витя. – Хотя нет. В первую очередь – Горбачёва. Я понимаю, ему пока всего девять лет, но он: вы не представляете:

– Подожди, пионер, – строго сказал Сталин. – Если человек предатель то он заслуживает наказания. Но если ты всего лишь знаешь, что человек может предать? Тем более – ребёнок малый! Надо перевоспитывать! Отдадим на воспитание в другую семью, к примеру. Будем приглядывать. Пусть до власти не дорвётся, а работает в колхозе, агрономом. Как считаешь? А для безопасности оставим указание органам – не допускать карьерного роста.

– Ну: можно так, – Витя смутился. – Хотя вы же говорили, что есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы.

– Я так не говорил, – строго сказал Сталин и снова углубился в изучение списка. – Не верь книжкам, писатели ради красного словца отца народов продадут. Власов: Говоришь, предаст?

– Да!

– А не Жуков? Жуковщина, первая добровольческая армия освобождения народов России под командованием генерала Жукова:

– Жуков герой! – обиделся Витя.

– Угу: Боря Ельцин: Что то ты не любишь третьеклассников, пионер Солнышкин. А ведь пионер должен заботиться об октябрятах. Давай я организую особое училище для талантливых детей? Раз они таких высот достигли – значит есть в них и сильные стороны? И отправим ребят туда на перевоспитание. И всех остальных по списку твоему: Эх, жаль Антон Семенович не вовремя помер, тут его подход нужен:

– Хорошо, – сказал Витя. – Мне и самому, если честно, не нравилась эта суровая необходимость. Они же все пока советские дети, пионеры и октябрята. Но в целом вы же согласны?

Сталин вздохнул, отложил листки. Выколотил пепел из трубки, сказал:

– Я вижу, ты хороший мальчик, Витя. Наверное и строитель был замечательный.

Витя смущённо опустил глаза.

– Как ты думаешь, ты один такой? – неожиданно спросил Сталин. Уникальный? Из будущего в прошлое попавший?

Витя насторожился. Но Сталин явно ждал ответа.

Витя подумал немного и сказал:

– Нет, товарищ Сталин. Этого я утверждать не могу. Раз со мной такое случилось, значит и с другими: Товарищ Сталин!

От волнения он даже вскочил, схватился за стол. Посмотрел в суровое и любимое лицо вождя.

– Я не первый?

– Нет, Витя. Не первый. Даже не в первом десятке: Да бери ты конфеты, не стесняйся! «Мишка на Севере», новинка фабрики Крупской. Я сам сладкое не могу, здоровье уже не то, а хочется:

Витя сел, машинально взял конфету. Спросил:

– Но если вы уже всё знаете, так: так почему же? Нанесите по Гитлеру упреждающий удар!

– Разве Гитлер не погибнет в автокатастрофе в ноябре? – спросил Сталин, нахмурившись. – Его место не займёт Гимлер?

– Нет!

– А два человека утверждают, что войну начал Гимлер. Ещё один – что это был Геббельс. Что же касается упреждающего удара: – Сталин вышел из за стола и начал расхаживать по кабинету. Витя елозил в кресле, следя за вождём. Четыре человека умоляют ни в коем случае не наносить первого удара, потому что вслед за успехами советских войск будет создана коалиция США Великобритания Германия, которая начнёт войну с СССР. Ты говоришь про Курчатова: атомная бомба?

– Да!

– А Вилен Прохоров, военнослужащий Советского Союза Коммунистических Республик из две тысячи четвёртого года, умоляет не отвлекаться на «ядерные игрушки» и развивать «Плазмоиды Теслы Липкина», залог мира и безопасности ССКР! Вот только одна беда – мы так и не нашли молодого талантливого учёного Ивана Липкина, который на самом деле вообще Исайя Либкинд! Нет такого в СССР! Видимо, сгинул в детстве, в гражданке: беспризорником был, как и твой папа Волконский.

Витя вздрогнул и Сталин это заметил. Пробурчал:

– Да не тронем мы твоего папу: Ты про Калашникова мне написал, так? Автомат? А мне каждый третий велит Шпагина во всём поддерживать. Поскольку «Шпага» прослужила с сорок первого года до девяносто четвёртого без малейших изменений, это самый знаменитый в мире автомат и он изображён на гербах семи государств! Кошкин, говоришь? А про конструктора Игнатова ты слышал? Про его танк «ИГ 4»?

Витя замотал головой.

– Каждый приходит с горой бумажек, – расхаживая по кабинету говорил Сталин. – Каждый говорит – этого наградить, этого расстрелять. Все кровожадные, у меня Берия отказывается с вами работать, представляешь? Впрочем, его понять можно, его тоже требуют расстрелять. И наградить. Половины названных людей – вообще нет! Ну не служит в Красной Армии военспец Аркадий Штуцкий! Нет у нас генерала Фоменченко! И разведчика под кодовым именем «Ахтунг», который расстреляет в кинотеатре Гитлера, Геббельса и Фейхтвангера – тоже нет! И вообще Фейхтвангер – писатель и еврей. А вовсе не третье лицо Третьего Рейха!

– Я не туда попал? – спросил Витя. – В какое то другое прошлое?

Сталин вздохнул.

– В своё. В то, что надо. Только каждый из вас, попадая в прошлое, меняет мир. Время не определено, мой юный друг. Один гость, он время сравнивал с деревом, у которого много ветвей: Так не в том беда, что ветви! Беда в том, что и дерево само – живое. Ствол растёт, кривится, усыхает:

Сталин замолчал и печально посмотрел на свою левую руку. Вздохнул:

– Где то строят машину времени, которая переносит человеческое сознание сквозь годы и столетия, где то происходит катаклизм, где то люди просто умирают – как ты, и попадают в иное время. Никакой системы. Думаешь, только к товарищу Сталину гости идут? В архивах царских времён такие истории есть страшно становится. Ты бы знал, Витя, сколько советчиков к Ивану Грозному приходили! И сколько ещё придут.

– Иван Грозный уже умер, как к нему придут, – попытался спорить Витя.

– И я умер, – философски ответил Сталин. – В тридцать четвёртом, в сорок втором, в пятьдесят третьем, в шестьдесят первом. Смотря кого слушать. Хрущёва расстрелять, говоришь? И ещё октябрёнка Мишу Горбачёва? Верного ленинца сталиниста Михаила Горбачёва? Генерального секретаря, при котором вся Восточная Европа добровольно вошла в состав ССКР?

– Что же мне делать? – спросил Витя.

– Тебе? – Сталин прищурился. – Учиться. Я тебя отправлю к другим пришельцам из будущего, Витя Солнышкин. Это на Урале, маленький городок. Вас там девяносто четыре человека на данный момент. Чувствую, будет ещё не одна сотня – к войне дело и впрямь идёт, всё чаще гости приходят: Там и взрослые, и молодёжь, и дети. В основном молодые, видно не хочется вам в старые изношенные тела попадать:

Сталин снова замолчал, поднял сухую, покрытую старческой пигментацией руку, с отвращением на неё посмотрел.

– Будете вспоминать, кто чего знает и умеет. Строитель – так может чего полезного посоветуешь. Может и пригодится что. Учись, сынок. Эта война не для тебя, ну так строить нам всё равно много придётся: Да возьми ты конфет, не стесняйся! Карманы набей. Шоколад настоящий, не соя, не растает. Приедешь на Урал – угостишь своих.

Витя понял, что встреча со Сталиным завершается. Он встал, помялся, но подавил неловкость и принялся запихивать конфеты в широкие карманы парусиновых брюк.

– Нас одно спасает, Витя, – сказал тем временем Сталиным. – Не только ко мне ведь приходят.

– А? – не понял Витя.

– Представляешь, – Сталин хитро улыбнулся, – сидит Адольф в своём кабинете, а у него толпа на приёме. Один говорит – «нападай на СССР». Другой – «на Британию». Кто то хвалит «Мессершмитт», а кто то ракеты «Фау». А у Черчилля свои! А Рузвельту тоже советчики в уши жужжат!

– Я понял, – сказал Витя. – Извините за беспокойство, товарищ Сталин. Я пойду?

– Иди, Витя, – сказал Сталин.

Витя, опустив голову, пошёл к дверям. Впереди был неведомый уральский городок и товарищи из неопределённого будущего. Но у самой двери товарищ Сталин его окликнул:

– Постой, Витя: Ты, говоришь, из две тысячи семнадцатого?

– Да, товарищ Сталин.

– Кто в две тысячи шестнадцатом чемпионат по футболу выиграл? Не ЦСКА?

– Нет, товарищ Сталин.

– Кони! – досадливо пробормотал Сталин и отвернулся.

http://itexts.net/knigi/zhanr/...