Россия и Германия... война стучалась в дверь.

Начало здесь: https://cont.ws/@gnuss/1370067

После победы пруссаков над Францией и пролегла первая трещинка в русско-германских отношениях. Германия (уже Германская империя, созданная на волне победы) вернула себе Эльзас и часть Лотарингии, а также захотела получить с Франции несколько миллионов репараций (своеобразный «штраф» за агрессию). Александр II заставил Берлин снизить контрибуцию с семи миллиардов до пяти. Немцы его послушались, но, как всякий на их месте, затаили легкую обиду. И я их вполне понимаю - а вот императора Александра не понимаю решительно. Нам-то какая печаль была от того, что нашего старинного неприятеля Францию ободрали бы как липку? О чем тут грустить?

А буквально через несколько лет Россия снова нанесла Германии обиду уже крайне серьезную… В июне 1873 г. в Вене состоялась, без преувеличений, историческая встреча: Александр II и император Франц-Иосиф I подписали «Декларацию о взаимном миролюбии», к которой вскоре присоединился и Вильгельм I. В обиходе это событие называли «Союз трех императоров».

Союз, сохранись он надолго и окажись прочным, фактически исключал большую общеевропейскую войну, поскольку в нем состояли три главных державы, на которых Европа держалась, как плоская Земля на трех китах со старинного рисунка. Не зря Англию этот договор буквально взбесил ей, собственно, при таком раскладе на континенте не оставалось места. Да и Франция сто раз подумала бы: теперь перед ней было три противника…

Одним словом, «Союз трех императоров» был гарантом будущей мирной Европы.

Вот только очень скоро от него остались одни воспоминания исключительно благодаря недальновидной политике Александра II.

Чувствительно битая и опозоренная Франция все же сохранила свой нешуточный военный потенциал и мечтала о реванше. Было принято решение, согласно которому в пехотных полках дополнительно к трем имеющимся батальонам вводился четвертый. Это означало увеличение численности пехоты на треть, Франция откровенно готовилась к войне и уж понятно, не оборонительной…

Трудно удивляться, что в Германии восторжествовали сторонники точки зрения, которую озвучил дипломат Радовиц, один из приближенных канцлера Бисмарка:

«Если затаенной мыслью Франции является реванш - а она, эта мысль, не может быть иной - зачем нам откладывать нападение на нее и ждать, когда она соберется с силами и обзаведется союзами?»

Трудно упрекать немцев за такие намерения если вспомнить, что Франция по отношению к ним всегда была агрессором и по заслугам считалась главным противником…

Германия готовилась к войне, чтобы определить агрессора…

Но тут у Франции объявился неожиданный защитник в лице русского императора. Александр II откровенно выразил послу Франции свое дружеское расположение, произнеся меж иным и такие слова:

«У нас общие интересы, мы должны оставаться едиными».

Какие такие «общие интересы» в ту пору - да когда бы то ни было - у нас могли оказаться с Францией, лично мне решительно непонятно. Их не было и быть не могло!

Одновременно Александр надавил на Берлин и там вынуждены были отказаться от планов превентивного удара. Мало того, Александр II и престарелый Горчаков сделали ряд публичных заявлений, смысл которых сводился к следующему: нашими трудами Франция спасена от войны, мы цыкнули на Германию, и она перед нами, властителями Европы, поджала лапки…

Вот это уже было гораздо серьезнее. Германии нанесли прямое оскорбление. Поведение России там посчитали предательским - к чему были все основания. Мотивы Александра II совершенно непонятны: какой вред случился бы для России от того, что дружественное нам государство (тем более связанное, вспомним российских немцев, уникальными отношениями) разгромило бы нашего старинного неприятеля?

Вот теперь Германия обиделась всерьез. Столыпин сказал как-то: «В политике нет мести, но есть последствия». Последствия были для российско-германских отношений самыми печальными. «Союз трех императоров», едва наметившийся, перестал существовать. Началось сближение Германии с Австро-Венгрией — вплоть до тайного договора о военном союзе.

Чуть позже, в 1878 г., на Берлинском конгрессе, когда Россия выиграла войну и потерпела тем не менее сокрушительное дипломатическое поражение, Бисмарк не выступил на ее стороне как раз из-за того, что Россия учинила несколькими годами ранее, «благородно» спасши Францию от заслуженной взбучки.

Это и были последствия, вина за которые лежит исключительно на Александре II и Горчакове. Англия втихомолку торжествовала…

Но это еще не самое страшное. Гораздо хуже было то, что в последующие годы, учуяв холодок, возникший меж Петербургом и Берлином, и в России, и в Германии приободрились сторонники русско-германского противостояния. Они и раньше имелись в обеих империях - но вынуждены были особо не высовываться, помалкивать, не прекословить линии на дружбу и союз.

Теперь ситуация менялась на глазах, все это чувствовали и «ястребы» оживились по обе стороны границы. О германских и без того написано много. О наших вспоминают значительно меньше и гораздо реже. Поэтому рассмотрим только то, что началось по нашу сторону границы.

Военный министр Милютин начал концентрацию русских войск у границ с Германией упаси боже, не для наступления, исключительно для обороны «в случае чего». Но в условиях, когда никакого такого «случая» и возникнуть не могло, его действия смотрелись пусть неосознанной, но все же провокацией. В 1879 г., когда происходило дело, война меж Россией и Германией была дикой чушью, совершеннейшей нелепостью…

Зачем? Не было ни поводов для нее, ни причин!

Бисмарк писал гораздо позже, в 1887 г.:

«Германская война предоставляет России так же мало непосредственных выгод, как русская война Германии: самое большее, русский победитель мог бы оказаться в более благоприятных условиях, чем германский, в отношении суммы военных контрибуций, да и то он едва ли вернул бы свои издержки. Идея о приобретении Восточной Пруссии, проявившаяся во время Семилетней войны, теперь вряд ли найдет приверженцев. 

Если для России уже невыносима немецкая часть населения ее прибалтийских провинций, то нельзя предположить, что ее политика будет стремиться к усилению этого считающегося опасным меньшинства таким крупным дополнением, как Восточная Пруссия. Столь же мало желательным представляется русскому государственному деятелю увеличение числа польских подданных царя присоединением Познани и Западной Пруссии. Если рассматривать Германию и Россию изолированно, то трудно найти для какой-либо из этих стран непреложное или хотя бы только достаточно веское основание для войны».

И тем не менее… Уже в 1880 г. генерал Обручев на основе составленных еще в 1873 г. Милютиным наработок разработал план войны и с Германией, и с Австро-Венгрией. Детальный, подробный план.

В Германии первый план войны с Россией появился только девятнадцать лет спустя, в 1899 г. Его составил знаменитый фон Шлиффен, в то время начальник Генштаба. Одна немаловажная деталь: этот план предусматривал отнюдь не наступление на обоих фронтах, против Франции и против России. Масштабное наступление предполагалось только против Франции, а от России предполагалось обороняться, опираясь на развитую сеть железных дорог в Восточной Пруссии и крепости Торн, Кенигсберг, Познань и Грауденц. Согласитесь, это заставляет несколько иными глазами смотреть на пресловутую «тевтонскую агрессивность».

Русских генералов понесло! Тот самый Обручев (не прожектер из провинциального гарнизона, а начальник Генштаба, в 1885-м подал императору Александру III меморандум, в котором требовал большой войны — за вожделенные Босфор и Дарданеллы.

Планы были наполеоновские: отдать Германии большую часть российской Польши в обмен на устье Немана. У Австрии выменять на что-нибудь Карпатскую Русь (а если заартачится, силой отобрать) - и маршировать с развернутыми знаменами прямиком до Босфора.

Меморандум Обручева оставляет тягостное впечатление. Поскольку переполнен взаимоисключающими положениями. Обручев прекрасно осознает (и подробно описывает), что другие европейские державы немедленно взовьются на дыбы, узнав о захвате Россией проливов, и начнут препятствовать, как могут, а флот России слабее любой возможной коалиции. Более того, Обручев понимает и то, что даже при успехе русский флот будет заперт в Средиземном море:

«При том же за Дарданеллами надо видеть и Гибралтар, и Суэц, и Перим (Перим — остров в Баб-эль-Мандебском проливе, английская военная база, запиравшая выход из Красного моря в Индийский океан): океан все же не будет для нас открыт».

Обручев признает: собственно говоря, десантную операцию по захвату проливов проводить печем:

«Броненосцы на Черном море строятся, но и первые три не будут еще готовы ранее 1887 г. Вспомогательных же морских средств для десанта (канонерских лодок, минных катеров, кранов и проч.) сильно недостает».

И тут же делает вывод:

«Если будем ждать до 1887 г. броненосцев, можем быть пообыграны: волей-неволей нам следует быть безотлагательно готовыми, ХОТЬ НА ЛАДЬЯХ идти к Босфору и брать его, как достояние России».

Интересно, можно ли этого деятеля считать вменяемым? Десантного флота у России нет, после захвата проливов русские все равно не смогут предпринять ничего для себя полезного, потому что окажутся заперты в Средиземном море… но все равно, нужно плыть захватывать Босфор хотя бы на рыбацких шлюпках…

А навстречу этим шлюпкам (на которых сам Обручев благоразумно не поплыл бы) выйдут английские броненосцы…

К этому бредовому десанту готовились всерьез, шла обработка общественного мнения, захлебывались газеты.

Дело сорвалось по прозаическим причинам: тогда русские войска завершили оккупацию Средней Азии, противоречия с Англией достигли пика, и всерьез стали готовиться к войне именно с ней. Военный министр и Обручев были за войну, но против «ястребов» выступил не только министр финансов, но и морской министр с примкнувшей к нему частью дипломатов. Справедливо говорилось, что, во-первых, на такую войну в казне нет денег, а во-вторых, даже если удастся, как планируют военные, вторгнуться в Индию и отобрать ее у Англии, там наверняка образуется не союзник, а просто-напросто враждебное России иноверное государство.

Ага, вот именно. Наши «ястребы» и в Индию планировали вломиться хотя на дороге лежал абсолютно недружественный Афганистан, где англичане к тому времени однажды крупно обожглись (между прочим, именно в ходе неудачной для англичан войны в Афгане и получил пулю в ногу доктор Уотсон, из-за чего вынужден был выйти в отставку и вернуться в Лондон, где и познакомился с загадочным молодым человеком по имени Шерлок Холмс.)

Войну удалось предотвратить. Ни в Индию не прогулялись, ни к Константинополю на лодках не сплавали. Но отношения с Германией ухудшались и ухудшались. В первую очередь из-за того, что на престоле Российской империи уже восседал Александр III, откровенный и неприкрытый германофоб.

Уже в 1870 г., когда он был еще наследником престола, в письмах и дневниках цесаревича начинают появляться антинемецкие пассажи. Всем вскоре стало известно, что цесаревич крайне возмущен «немецким засильем» речь шла не о политике Германии, а как раз о том, что в России живет чересчур уж много немцев, куда ни глянь нагло расселась немчура, так что исконно Русскому человеку и не протолкнуться. По мысли цесаревича, с означенным тевтонским засильем следовало бороться самым решительным образом.

Пикантность ситуации заключается в том, что в жилах самого наследника тек какой-то очень уж ничтожный процент русской крови, а вся остальная была как раз немецкой. К тому же столь антигермански настроенный юноша был внучатым племянником прусского короля Вильгельма I (Николай I был женат на родной сестре Вильгельма, приходившейся Александру, соответственно, бабушкой).

Хотя нынче ссылаться на Ленина вроде бы и не модно, но никто не разубедит меня в том, что у него все же найдется масса чрезвычайно метких замечаний. В частности и такое: именно обрусевший инородец всегда пересаливает по части великорусского шовинизма. Меткое наблюдение: если вспомнить, что среди вождей и идеологов черносотенцев хватало крещеных евреев (а также кого угодно молдаван, немцев, только не великороссов) с началом Первой мировой, как мы увидим позже, самые воинственные речи о «проклятых тевтонах» толкали субъекты с немецкими фамилиями. Это никак нельзя назвать русской спецификой: в Австро-Венгрии, как учит история, самыми ярыми «ястребами» и самыми упертыми «имперцами» были не этнические немцы, а итальянцы, венгры и онемеченные чехи…

Но если серьезно, Александр III сыграл весомейшую роль в дальнейшем ухудшении отношений меж Россией и Германией. В 1889 г. умер искренний доброжелатель России кайзер Вильгельм, и на смену ему пришел троюродный брат Александра Вильгельм II («промежуточного» кайзера Фридриха III мы учитывать не будем, поскольку он пробыл на германском престоле всего три месяца).

Так вот, Александр прямо-таки демонстративно, открыто, публично выказывал неприязнь к Вильгельму. Что, в свою очередь, никак не прибавляло Вильгельму добрых чувств к Александру персонально и России вообще. Вильгельм, надобно знать, был человеком тяжелым: калека (одна рука не действовала - родовая травма), закомплексованный, нервный… Одним словом, из тех людей, с которыми следует проявлять максимум такта и осторожности.

Но Александр его прямо-таки по-хамски третировал. В России того времени любили вспоминать такой вот эпизод: Вильгельм однажды предложил Александру разделить всю Европу меж Россией и Германией, а тот, простая душа, ответствовал:

«Не веди себя, Вилли, подобно как танцующий дервиш. Полюбуйся на себя в зеркало».

А между прочим, чем плоха идея? Коли уж у некоторых прямо-таки свербит от желания присоединить что-нибудь солидное - проливы, Индию, Балканы…

Нет уж, им хотелось проделать все это исключительно самим, не делясь ни с какой Германией и никого не привлекая в союзники. А потому репликой Александра, изволите ли видеть, принято было восхищаться: эк царь-батюшка немчуру-то отбрил! Орел!

И молодой кайзер Вильгельм начинает приближать к себе тех, кто собирается делать карьеру как раз на конфронтации с Россией, дипломатов, военных, политиков. Примерно так же ведет себя и Александр, еще в 1870 г. писавший князю Мещерскому:

«Поневоле приходится серьезно думать о нашей родине, и до нее скоро доберутся поганые пруссаки: и до сих пор есть люди, которые уверены, что она (Пруссия) наша союзница».

Это уже убеждения, господа мои. Стойкие убеждения. Перед русско-турецкой кампанией, когда министр финансов Рейтерн (из прибалтийских немцев, служивших России еще со времен Петра I) справедливо говорил, что для финансов России эта война будет чистым разорением, наследник отреагировал соответственно:

«И это называется русский министр финансов, понимающий интересы и достоинство России, да к черту этого поганого немца. Слава богу, найдется на матушке-России из 80 000 000 жителей хотя один министр финансов настоящий!»

Восхитительная триада! «Поганый немец», искренне заботящийся о финансовом благосостоянии России, оказывается, плох тем, что не понимает ее «интересов и достоинств». Заключающихся, как легко понять, в том, что Россия обязана пролить кровь и фактически обанкротиться, лишь бы только помочь тем самым стенающим славянским братьям. Особенно эффективно звучали ура-патриотические выкрики о «поганой немчуре» в устах человека с генеалогией Александра III…

И, наконец, обратите внимание на оборот «на матушке-России». Это не ошибка. «Исконно русский» Александр родной язык знал катастрофически плохо. Его дневник пестрит подобными перлами:

«Прием был великолепный, ура сильнейший».

«Опять страшнейший ура».

О молебне, отслуженном в Летнем саду: «…где стреляли на папа».

«Было очень весело и музыка премилая Оффенбах».

Снова о молебне: «Собор пыл полон народу и кругом можно тоже насилу проехать».

«Поскакал в Зимний дворец обнять и поздравить папа от чудесного спасения» (после одного из неудачных покушений).

«За чудесное спасение дорогого папа от всего нашего сердца».

Одним словом, с родным языком явственный напряг. Зато патриотизма хоть отбавляй…

Письмо жене (1876 г.):

«Нет у папа ни одного человека порядочного, который говорит ему правду и был бы истинно русским человеком, служащим своему Государю и отечеству из убеждения, а не как наемник. Я один ничего не могу сделать…»

Бездна скромности у молодого человека! Ну нету возле императора ни одного истинно русского человека, служащего из убеждений — кроме самого цесаревича…

Если речь идет о моих впечатлениях от личности государя императора Александра III, то их можно выразить в одном-единственном слове: мурло…

И начинается… Видный сановник того времени Половцев не без иронии писал в своих мемуарах, что идеалом русской политической жизни стало «чувство русской исключительности», находившее выражение в 

«поклонении самовару, квасу, лаптям и презрении ко всему, что выработала жизнь других народов. Идя по этому пути, разыгрывается травля всего, что не имеет великорусского образа: немцы, поляки, финны, евреи, мусульмане объявляются врагами России, без всяких шансов на примирение и на совместный труд».

Ну что же, по крайней мере, надежда-государь не зацикливался на каком-то одном народе. О евреях выразился кратко:

  «В глубине души я ужасно рад, когда бьют евреев, но все-таки не надо допускать этого». Но и ко всем прочим нерусским народам относился не намного теплее.

Какая уж там дружба с Германией, когда слово «немец», полное впечатление, в бумагах Александра без эпитета «поганый» вовсе не употреблялось…

Канцлером Германии еще оставался Бисмарк. В 1884 г. он, в частности, выдворяет из Германии всех русских эмигрантов, неблагонадежных с точки зрения российской жандармерии. Но подобные жесты доброй воли ситуацию не улучшают…

Самое скверное то, что меж Россией и Германией фактически начинается экономическая война. Это с Германией-то, которая для России невероятно важна как источник передовых технологий и «дешевых» капиталов…

В 1887 г. и Бисмарк решает выразить России неудовольствие на государственном уровне. Он издает указ, запрещающий правительственным учреждениям размещать средства в русских ценных бумагах, а Рейхсбанку принимать эти бумаги в залог. И поднимает таможенные пошлины на ввозимое из России зерно.

Идея, прямо скажем, непродуманная: теперь уже оскорбляется Россия и получает заем во Франции — а там еще один, и еще… Письма Бисмарка показывают, что о войне с Россией он по-прежнему не думает.

«Войну с Россией мы без необходимости вести не будем, так как у нас нет интересов, удовлетворения которых мы могли бы посредством ее добиться…» «Пока я министр, не дам согласия на профилактическое нападение на Россию». 

Однако, выступая в рейхстаге в 1888 г., он говорит: «Мы больше не просим о любви ни Францию, ни Россию. Мы не просим ни о чьем одолжении. Мы, немцы, боимся на этой земле Господа Бога и никого более!»

Есть в этих словах кое-что от обиды - но ничего от заносчивости. Они просто-напросто отражают новое положение вещей — Германская империя уже достаточно сильна и дает понять, что к ней нужно относиться с соответствующим уважением.

В России, полное впечатление, этого не понимают, глядя на крепнущего соседа по-старому: как на скопище опереточных государств. В 1889 г. разгорается скандал: на стол Кайзеру Вильгельму ложится донесение одного из послов, в котором подробно приводятся высказывания Александра III о Вильгельме. Например, «безумец» и «дурно воспитанный человек, способный на вероломство».

Вильгельм, император молодой и неопытный (а также человек болезненного самолюбия), приходит в ярость. Нужно признать, что Александр в этой истории и впрямь выглядит не самым умным. Донесение поступило не из Петербурга, а из Лондона - это означает, что царские дипломаты, не особенно и просчитывая последствия, растрепали царские характеристики Вильгельма (определенно несправедливые) по всей Европе…

Бисмарк, пытаясь исправить свою ошибку, разрешает выпустить на германский финансовый рынок русские железнодорожные облигации. Но этому решению активно сопротивляются набравшие силу германские русофобы, почувствовавшие, что настает их время… А там и Бисмарк уходит в отставку.

В России к тому времени уже запретили «иностранцам» покупать землю в западных губерниях указ этот направлен в первую очередь против Германии. Россия вводит новые таможенные пошлины (самые высокие в Европе) на… завозимые из Германии промышленные товары. Германия отвечает схожими мерами, вновь бушует самая настоящая экономическая война.

А Россия уже сидит на «игле» французских займов. В 1894 г. заключается тайная русско-французская военная конвенция, направленная в первую очередь против Германии.

По обе стороны границы на ключевых постах появляется все больше и больше сторонников конфронтации. В России умирает министр иностранных дел Гире (из обрусевших шведов), сторонник российско-германской дружбы. Пришедший ему на смену Ламздорф говорит, в общем-то, справедливые слова:

«Мы портили наши отношения с соседней Германией и на более или нее длительное время устранили всякую возможность общих ней действий в условиях доверия: все это ради того, чтобы понравиться французам, которые стараются скомпрометировать нас о конца, приковать только к союзу с собой и держать в зависимости от своей воли».

Дружбу с Францией он считает подобной мышьяку: «в умеренной дозе она полезна, а при малейшем преувеличении становится ядом».

Но это слова - а на деле Ламздорф, даром что немец по крови, вел откровенно антигерманскую политику: дважды в начале XX столетия противодействовал заключению русско-германского договора, на всех парусах спеша в сторону Франции…

Тем временем началась русско-японская война. И «дружественная» Франция не замедлила подложить России свинью, причем самым наглым и бесцеремонным образом. В феврале 1905 г. в Петербург прибыла делегация французских банкиров, чтобы подписать соглашение о представлении России очередного займа. Все переговоры были проведены, все условия согласованы, успели даже устроить банкет по случаю завтрашнего подписания договора…

И тут французы, получив распоряжение своего правительства, срочно пакуют чемоданы и уезжают из России. Никакого займа. Причина? Французам не понравилось, что русская армия оставила город Мукден. Вот и решили не давать денег.

Ситуация, конечно, грязная… Выручили как раз немцы — срочно предоставили займ, и Россия увернулась от финансового кризиса, который вот-вот должен был грянуть…

Англия тем временем, напоминаю, устраивает провокацию в виде «Гулльского инцидента», строит для Японии сверхмощные по тому времени броненосцы, предоставляет займы, отправляет японцам сотни орудий, десятки тысяч тонн стратегических грузов: сталь, взрывчатка, прочие военные материалы. Собственно говоря, в 1904-1905 гг. Россия воевала не только с Японией, сколько с Британской империей, потому что без помощи Британии японской «труженицы тыла», самураев легко разбили бы…

Кайзер Вильгельм, несмотря ни на что, все же не настроен враждовать со своим кузеном Николаем II. В 1905 г. он предлагает заключить договор, получивший впоследствии название Бьерского, направленный в первую очередь против Англии. Но вмешивается сановная антигерманская клика. Навязывает Николаю «дополнения» к договору, которые его фактически гробят…

Ламздорфа, казавшегося все же недостаточно «проанглийским», выпихивают в отставку, и в министерстве иностранных дел Российской империи прочно обосновывается парочка записных англолюбов: Извольский и Сазонов.

Кайзер Вильгельм, встретившись в 1906 г. с русским министром финансов Коковцовым, задает ему резонный вопрос:

«Скажите, пожалуйста, господин статс-секретарь, неужели вы не считаете просто диким, что среди всеобщего развала, среди постоянных волнений, которые могут снести все, что есть еще консервативного в Европе, две монархические страны не могут соединиться между собой, чтобы составить одно плотное ядро и защищать свое существование? Разве это не прямое безумие, что вместо этого монархическая Россия через голову монархической же Германии ищет опоры в революционной Франции и вместе с нею идет всегда против своего естественного и исторического друга?»

Коковцов, по его собственным воспоминаниям, всячески уклоняется от каких бы то ни было серьезных разговоров (как о русско-германских отношениях, так и о марксистском движении, которое кайзер считает одинаково опасным для обеих империй). Ему как-то не с руки обсуждать такие вопросы: он только что вернулся из Парижа, где получил у «союзной» Франции очередной заем в 267 миллионов франков. Под пять с половиной процентов. Вот только в Россию из этого займа не поступает и копейки: он целиком уходит на уплату прошлых долгов, сделанных в той же Франции (как видим, подобные «кредитные пирамиды» — вовсе не изобретение ельцинской России…)

Кайзер Вильгельм все еще пытается вразумить Николая. Во время одной из их встреч поднимает на мачте своей яхты сигнал:

  «Адмирал Атлантического океана приветствует адмирала Тихого океана» 

и пытается втолковать кузену, что тому следовало бы направить все усилия как раз на Дальний Восток.

Принято считать, что Германия такого поворота добивалась «в своих интересах». Но какая, собственно, разница, если эти предложения как нельзя лучше отвечали интересам самой России? В условиях, когда за Уралом обитало всего 9% населения, когда оставались неосвоенными громадные территории Сибири и Дальнего Востока, именно туда России следовало направить все усилия и деньги. А не пытаться с дурацким усердием «играть важную роль в европейских делах». Подняв промышленность и рудники в Сибири, освоив Дальний Восток, усилившись благодаря этому экономически, как раз и можно было активнее работать в Европе…

Увы, умственные способности Николая II прекрасно известны. Он продолжал пыжиться, изображая «европейского арбитра», все теснее сближался с Англией и Францией. Россия брала, брала и брала займы в Париже… Вот только львиная доля этих займов уходила не на развитие страны, а на прокладку целой сети стратегических железных дорог к западным границам - чтобы в случае конфликта Германии и Франции русские солдаты быстро достигли бы мест, где им предстояло сложить голову за насквозь чужие интересы…Раскол углубляется. Премьер-министр Столыпин - а ведь неглупый человек был — начинает откровенно прижимать немецких колонистов в западных губерниях — как будто от этого русское сельское хозяйство что-нибудь выигрывает…

И остается за кадром не столь уж сложный, но закономерный вопрос: а почему, собственно, Англия так яростно сколачивает военный союз против Германии и готова воевать всерьез? Почему уже к 1912 г. в Англии разработаны точнейшие планы, как именно вывести из строя германские трансатлантические телеграфные кабели (что и было проделано чуть ли не на второй день перед Первой мировой)?

Ответ и в самом деле прост как две копейки: Англию пугали даже не усиливавшаяся германская армия и растущий германский флот. Вовсе даже наоборот: смертельную угрозу для Англии представляло как раз мирное развитие Германии!

Дело в том, что после объединения страны экономика Германской империи прямо-таки рванула вперед потрясающими темпами. Германия процветала, и Англия начинала от нее безнадежно отставать…

Это видно в любой отрасли, какой ни коснись. Германия развивает свою сталелитейную промышленность настолько, что мало уже зависит от импорта стали из-за границы. Зато Англия подсела на импорт.

Германия резко увеличивает добычу угля. В 1878 г. угледобыча Германии втрое меньше английской, а в 1907 г. уже вдвое больше!

Техническое образование, как признали, скрепя сердце, сами англичане - в Германии поставлено гораздо лучше, и в Лондоне сквозь зубы, но все же открыто признаются, что неплохо было бы провести реформу в этой области по немецким образцам…

Сельское хозяйство в Англии приходит в упадок, задавленное промышленностью, — а в Германии расцветает…

Но главное германские товары начинают вытеснять английские по всему миру, проникая в самые глухие уголки Южной и Центральной Америки, Африки и Азии, не говоря уж о Европе…

Германия создает гигантскую армию коммивояжеров, которые хватко и оборотисто торгуют по всему миру. На их стороне нешуточные преимущества: во-первых, германские товары гораздо дешевле английских, при том, что в качестве ничуть не уступают, а то и превосходят. 

Во-вторых, германские торговцы и промышленники, в отличие от английских, широко предоставляют клиентам долгосрочные кредиты - особенно в России, на Балканах, в Китае, в Америке Центральной и Южной. 

В-третьих, немцы умеют приспособиться к покупателю, завоевать клиента, изучают все особенности того или иного рынка. Англичане же — что сами признают — избалованы более чем столетней своей монополией на рынках и гибкость утратили, а с ней и покупателя…

А тут еще в 1899 г. глава одного из самых могущественных сталелитейных концернов Германии Георг Сименс заключил с турецким правительством договор о концессии на постройку Багдадской железной дороги, проходящей с Балкан через Анкару до Багдада и Тегерана…

Англии в этом случае приходят кранты! Дело отнюдь не в том, что с помощью этой дороги Германия и ее союзники смогут угрожать Индии военным путем. Все упирается опять-таки в экономику.

Когда дорога будет построена, Англии придется начисто забыть о любой торговле с Турцией, Персией, Ближним Востоком…

Вот что в начале XX века писал об этой дороге в своем докладе русский дипломат Шебеко:

«Сооружаемый путь представляет уже прекрасный сбыт для изделий германских фабрик и заводов, так как весь железостроительный материал доставляют из Германии. В будущем законченном виде дорога даст возможность германской промышленности наводнить своими продуктами Малую Азию, Сирию и Месопотамию, а по окончании линии Багдад - Ханкин — Тегеран, также и Персию…»

И далее он подробно излагает, как железная дорога длиной в 2500 км от Босфора до Персидского залива усилит и союзницу Германии Турцию, а вот британское владычество в Египте становится весьма проблематичным…

И напоследок кое-какие цифры касаемо забастовочного движения в Англии, где промышленность переживала не самые лучшие времена. В 1907 г. в Англии бастовали 147 498 рабочих, в 1909-м – 300 819, в 1911-м 931 050. Тогда же крайне серьезная английская газета «Дейли мейл» писала откровенно: «Стачечники - хозяева положения… Гражданская война к счастью, сопровождающаяся лишь незначительными насилиями - в разгаре».

Обратите внимание на терминологию: гражданская война. А тому, кто хочет получше узнать, в сколь скотских условиях обитали тогда британские работяги, и какие среди них кружили настроения, рекомендую прочитать документальную книгу Джека Лондона «Люди бездны». Американец, переодевшись лондонским бедняком, достаточно долго наблюдал эту жизнь изнутри.

Теперь понятно, что грозило Англии в том случае, если Германия еще с десяток лет будет развиваться мирно? С Британской империей начнут происходить крайне интересные перемены - и жить придется скромнее, и амбиции поумерить, и пояса потуже затянуть.

Чтобы спасти себя, Англия и стремилась разбить Германию в серьезной войне - для этого ей и понадобилась Россия в качестве запасов «пушечного мяса». Ни в каком другом качестве наша неповторимая духовность англичан не интересовала…

Закономерный вопрос: какого ж рожна Россия впрягалась в это насквозь шкурное чужое предприятие? Нам-то какая печаль от неминуемого обнищания и упадка Англии, которую немцы рано или поздно прижали бы к стене усилиями не гренадеров и военных моряков, а трудом мирных инженеров, промышленников, торговцев…

Здесь все взаимосвязано. Захиреет английская промышленность, не выдержав германской конкуренции, в самой Англии упадут и зарплата, и уровень жизни. А это сулит нешуточные социальные потрясения. Что-что, а бунтовать простые британцы умели прекрасно и не раз за последние семь столетий это свое умение доказывали. Да вдобавок под боком, только неширокий пролив переплыть колония Ирландия, где к англичанам относятся, мягко говоря, без особой любви. 

На севере даже пролива нет, только неширокая речка Твид, за которой живут шотландцы, которые неизвестно как себя поведут в условиях резкого обнищания страны. А в Уэльсе - валлийцы, полагающие себя отдельной нацией (в чем они кругом правы), не так уж давно силой оружия завоеванной англичанами… Одним словом, последствия непредсказуемы; одно ясно: в Британской империи жить станет очень и очень неуютно… если не разбить Германию!

А потому лондонская газета «Сатурдей ревью» писала уже без всякой дипломатии: «Германия должна быть уничтожена». Вот только без участия России такое ни за что не провернуть…

До сих пор там и сям можно прочесть, что усиление Германии угрожало бы и России: мол, Российская империя тогда стала бы «полуколонией».

Увы, к началу Первой мировой Россия уже, собственно говоря, была полуколонией Англии и Франции. Страна, как паутиной, была опутана займами (которые, к слову, приходится выплачивать до сих пор).

Что до военного дела, то к тому времени Россия вынуждена была отказаться от лучших в мире германских пушек Крупа и вооружать армию гораздо более худшими орудиями француза Шнейдера. Каковой подмял под себя русскую артиллерию. Французы самым вульгарным образом купили великого князя Сергея Михайловича, ставшего натуральным агентом влияния их пушечных королей.

Все бы ничего, но при этом французы навязали русской артиллерии свою военную доктрину, по которой русская армия должна была обходиться одним-единственным типом орудия: полевой пушкой, действующей непосредственно в боевых порядках на поле сражения. Все прочие разновидности тяжелые орудия, осадные, крепостные, мортиры, гаубицы России, считалось, не нужны.

Проталкивая эту идею, французы в первую голову заботились опять-таки о себе. По их задумке, русская армия должна была наступать, наступать и наступать, спасая прекрасную Францию от злых тевтонов, а для этого русским не нужны никакие другие пушки, кроме полевых.

А потом, когда война началась, оказалось, что русской армии позарез необходимы орудия крупных калибров и их пришлось в спешке искать по всему свету, покупая где только возможно….

В начале 1914 года случилась примечательная история, о которой грех не рассказать подробно.

Уже многим было ясно, что дело идет к большой войне, и военная промышленность оживилась. Путилов, хозяин одноименного завода, решил развернуть у себя пушечное производство. Обратился к французам за финансовой поддержкой, но те отказали. Тогда Путилов решил разместить в Германии акции своего завода на сумму в тридцать миллионов рублей. Для России такая сделка была бы, разумеется, выгодной: это означало бы, что Германия вкладывает свои деньги в развитие нашего производства.

Однако во Франции моментально поднялась дикая свистопляска. Столь обычное дело, как продажа части акций, стали представлять так, будто Россия «продает» Германии весь Путиловский завод, на котором к тому времени производили орудия французские фирмы Шнейдера и Крезо.

Французские газеты (определенно получавшие команды из какого-то конкретного источника) буквально взвыли!

«Россия выдает немцам французские военные секреты!», «Круп овладевает французскими планами!»

«Союз в большой опасности!» (имелось в виду русско-французский)

Газета «Темпе» (уже не частная лавочка, а официоз французского МИД) сетовала, что 

«франко-русский союз не отвечает своему назначению»: русское правительство занимает деньги у французов, а заказы нахально отдает немцам и англичанам. «Франции часто приходилось разочаровываться в России, которая не всегда считалась с пожеланиями Франции».

Если называть вещи своими именами, это означало: французские кредиты должны идти на пользу не России, а непременно оставаться в самой Франции. Это уже, в таком случае, не займы, а нечто качественно иное…

И парижские газеты били в одну точку: коварный Крупп «захватывает» Путиловский завод вместе с французскими военными секретами (хотя немецкие артиллерийские технологии как раз превосходили французские, так что ни с какого боку немцам не нужны были пресловутые «французские секреты»).

Германские газеты задавали резонный вопрос: собственно, из-за чего сыр-бор? Если фирма Шнейдера отказалась дать Путилову деньги на реконструкцию, почему он не имеет права обратиться к Крупу? Покупка части акций еще не означает покупки всего завода.

В Петербург срочно нагрянула представительнейшая делегация крупнейших французских банков, которые до того времени вели переговоры о предоставлении русскому правительству кредита в 665 миллионов рублей на постройку новых железных дорог. И предъявила самый недвусмысленный ультиматум: кредит будет выделен только в том случае, если капитал для Путиловского завода будет взят во Франции, а не у Крупа и «Дойче банка».

Русское правительство ультиматум приняло и дало немцам от ворот поворот… Так что же, были мы полуколонией Франции, или уже где? Как по-другому такое выкручивание рук назвать?

Одна из французских газет с барской снисходительностью похлопала Россию по плечу:

  «Инцидент дал нам случай констатировать содействие, оказанное нам нашей союзницей, и блестяще подтвердил полную общность взглядов и чувств с нею».

Ну а о том, что лежало в основе этой «общности», опять-таки без особых церемоний писала газета французских деловых кругов «Ле финансье интернасьональ»:

«Россия представляет не только солиднейшего, но и крайне выгодного должника. Достаточно вспомнить о беспредельных естественных богатствах России, Доходность от эксплуатации которых не может подлежать сомнению. Франция должна стремиться к тому, чтобы не потерять и впредь занятую ею крайне выгодную позицию в деле эксплуатации этих неимоверных природных богатств».

И ради того, чтобы наши неимоверные богатства без хлопот могла и дальше эксплуатировать прекрасная цивилизованная Франция, Россия должна была поссориться с Германией… С той самой Германией, что была не одну сотню лет связана с нами прямо-таки уникальными отношениями, ничего общего не имевшими с тем колониальным статусом, который нам навязывали - и фактически навязали Англия и Франция…

Возникает недоуменный вопрос: почему все же так произошло? В России жило около двух миллионов немцев - гораздо больше, чем уроженцев всех других стран, вместе взятых. В России обращались огромные капиталы чисто германского происхождения. В России, собственно, обитала немаленькая немецкая диаспора. Почему же произошел разрыв?

В первую очередь оттого, что не было никакого «германского засилья» - то есть не было лобби, «агентов влияния», какой бы то ни было организованной пропаганды со стороны как российских немцев, так и самой Германии. Ничего, хотя бы отдаленно напоминающего прогерманскую политическую партию или прогерманскую линию в средствах массовой информации....  К СОЖАЛЕНИЮ.

Германские дипломаты не прилагали ни малейших усилий, чтобы работать в связке со своими же бизнесменами, ведущими дела в России. И, полное впечатление, совершенно не интересовались их деятельностью в России. Один из германских генеральных консулов в 1907 г. писал:

«Официальные представители в России находятся в весьма сложном положении, будучи практически не способными похлопотать за того или иного германского претендента».

Во всем прочем немцы опережали англичан и французов - в развитии промышленности, в умении торговать. А здесь оплошали, совершенно не заботились о влиянии. Не исключено, что причины кроются в германском характере. Дела идут нормально - вот и прекрасно. Нет необходимости нарушать порядок. Мировоззрение такое…

А вот та же Британия пропаганде и агитации придавала огромное значение. И нужные публикации в прессе «устраивала» (в массовом порядке), и создавала немаленькую армию «агентов влияния» из всевозможной либеральной оппозиции (в основном из представителей российских партий октябристов и кадетов), деньги передавали без затей и дипломатии, в конвертике - а вот «видных политиков» обрабатывали гораздо тоньше. Как это делалось, нет смысла рассказывать подробно - как и сейчас делается…

Французы не отставали они еще в начале XX века создали в Российской империи так называемый Французский институт, организацию, которая должна была способствовать развитию меж двумя державами «отношений научного и интеллектуального характера». По сути, это опять-таки было заведение, кроме агитации и пропаганды занимавшееся массовой фабрикацией агентов влияния из числа русских «либералов», «демократов», «интеллигентов» и прочих «прогрессивно мыслящих». Не зря российский Департамент полиции, располагавшей во Франции отличной агентурой, с самого начала выступал против открытия означенного института - но к мнению спецслужб не прислушались…

Английский вице-консул (и разведчик) Локкарт в своих мемуарах писал о бывшем московском городском голове и бывшем товарище (заместителе) председателя Государственной Думы Челнокове:

«Хотя он и был на двадцать лет старше меня, мы стали с ним интимными друзьями. Через него я познакомился с вождями московского политического движения князем Львовым, Маклаковым (чуть позже тесно завязанным с убийцами Распутина. А. Б.), Мануйловым, Кокошкиным и многими другими. От него я получил копии секретных резолюций Московской городской думы, руководимого Львовым земского союза и союза городов, одним из руководителей коего он был. 

Случалось ему снабжать меня и копиями секретных постановлений кадетской партии или Даже документами вроде писем Родзянки к председателю совета министров, каковые я первым сообщал посольству, - маленькие успехи, создававшие мне репутацию особенно искусной ищейки. Мои связи оказали мне возможность быть полезным даже военному министерству».

Комментарии не требуются. Вышеописанное, правда, относится к 1915 г. но, во-первых, и тогда подобные отношения дурно пахли, а во-вторых, англичане еще до войны работали в том же направлении. Еще в 1912г. они организовали визит в Англию членов Государственной Думы, из числа «передовых» и «прогрессивных» - и там наверняка поработали с ними на всю катушку. Можно быть уверенным, что никого не вербовали, не подсовывали «смертельных обязательств» и не совали вульгарно пачку денег.

Просто-напросто, нет никаких сомнений, их умело и непринужденно обработали по полной. Как это можно проделать с чванливым российским «интеллектуалом», догадаться нетрудно: комплименты, похвала «прогрессивности» и «цивилизованности», умелые проповеди касаемо «братства цивилизованных народов» и «тевтонского коварства» и готово дело. Придурок прямо-таки в оргазме заходится, слыша, как высоко ценят его «прогрессивность» и «интеллект» в «стране старейшей демократии». А потом секретные документы таскает доброму британскому дяде и снабжает информацией.

Кстати, организовывал эту поездку ученый Бернард Пэре, который чуть позже, во время войны, моментально поступил на службу в военную контрразведку Его Величества. У англичан на сей счет наработаны неплохие традиции: масса ученых, писателей и прочих обаятельных интеллектуалов в штатском, никогда официально не состоя на службе в конторах, тем не менее исправно выполняла деликатные поручения…

К слову, помянутый Челноков после революции обосновался на Британских островах, и не только не бедствовал, но был даже награжден орденом Подвязки - а этакую регалию британцы не всякому благородному лорду давали…

Вот еще один Петр Львович Барк, российский министр финансов во времена Первой мировой и далее, вплоть до мая семнадцатого. После прихода к власти большевиков эмигрировал опять-таки в Англию, где удостоен титула баронета. Интересно, за какие такие заслуги? Ведь не из чистой филантропии! Но детали окутаны тайной. Однако ж тенденция налицо: многие некогда высокопоставленные российские англолюбы после семнадцатого обосновались в Англии и отнюдь не бедствовали…

Как и во всех остальных странах, будущих активных участниках Первой мировой, в России к четырнадцатому году сложилась неслабая партия «ястребов», твердо нацелившихся воевать. О ее участниках в генеральских погонах мы поговорим позже, они будут один за другим появляться из тумана по ходу повествования. А пока что о штатских. Проявлявших, впрочем, нешуточную воинственность, почище, чем иные генералы.

Главный из них наверняка министр иностранных дел Сазонов с классической программой своих предшественников вроде Милютина, Обручева, Александра III: проливы захватить, Константинополь занять, злых тевтонов - разгромить. Я долго разглядывал его фотографии и пришел к выводу, что это, конечно же, не «тигр» вроде француза Клемансо, но вот лиса изрядная. Есть что-то невероятно лисье в хитрых глазах, в загадочной улыбочке…

Интересно, что русский военный министр Сухомлинов, хотя и был опять-таки сторонником войны до победного конца со злыми тевтонами, в «мозговой центр» все же не входил - для Сазонова он был недостаточно тонок. Сазонов знал иностранные языки, музицировал на каких-то там инструментах, одним словом, лепил интеллектуала…

Новоявленные союзники откровенно подзуживали. Военный министр британской империи лорд Китченер совершенно искренне, сдается мне, преувеличивал мощь России, а вот во французскую армию не верил совершенно и считал, что немцы в случае войны ее просто сметут (как, собственно, и произошло). Французский посол в России Морис Палеолог с исконно французским тупоумием, наоборот, верил и всем растолковывал, что после разгрома Германии в Европе как раз будут верховодить Россия и Франция.

Вся эта компания давным-давно составляла точные планы для «часа икс», делила шкуру неубитого медведя, произносила высокие словеса о защите цивилизации от тевтонского варварства, словом, заводила друг друга, как кучка малолетних хулиганов перед нападением на пьяного…

Война стучалась в дверь!

И только Петр Дурново в последние мирные месяцы предсказывал трагический финал: деморализованная армия, охваченная жаждой передела земли, не сможет «послужить оплотом законности и порядка».

И предвидел будущие события с потрясающей точностью, от которой сегодня становится жутковато:

«Законодательные учреждения и лишенные действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентные партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению».

Но никто к нему не прислушивался всерьез…

Война была уже на пороге!

А за ней...

https://www.litmir.me/br/?b=22...

ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ:  

1. Первая мировая.... 

    https://cont.ws/@gnuss/13373

2. Февраль 17-го или почему булкохрусты о нём забывают...

https://cont.ws/@gnuss/1339549