Небо и земля

Протоиерей Андрей Ткачев, 22 апреля 2011г.

Две недели жизни вмещают в себя небо, и землю, и преисподнюю. Эти две недели — Страстная и Светлая. И обе они полны крестных ходов. Что такое крестный ход? Это поступательное движение с духовными песнями и молитвой. Он может быть радостным, как на Пасху. Но он может быть и скорбным, как на Страстной, при чине погребения Спасителя.

А что такое жизнь? Это непрестанное поступательное движение. Это движение вперёд, не прекращающееся даже тогда, когда человек спит или отдыхает, сидя на месте. Ведь мы ещё не субботствуем, то есть не наслаждаемся подлинным покоем даже среди отдыха. Мы всё ещё трудимся и движемся по направлению к покою истинному.

Если человек осолит свою жизнь, это постоянное движение, молитвой, если молитва станет от жизни не отделимой, то и вся жизнь превратится в крестный ход, временами — скорбный, временами — радостный, но непрестанный. Возможно, это внутреннее сходство всей жизни с крестным ходом делает последний таким любимым среди христиан.

                                                              *  *  *

Что такое шествие евреев сквозь пустыню, как не один сплошной крестный ход? Ещё не была на голгофском Кресте принесена Великая Жертва, но уже была она прообразована. Указывал на неё медный змей, для исцеления от змеиных укусов воздвигнутый Моисеем по повелению Божию (Числ. 21, 8–9). А это было не что иное, как зримое пророчество о распятии Христа ради исцеления человека от диавольского яда (См. Ин. 3, 14).

Значит, нас, ныне движущихся вокруг храмов под сенью креста, можно сравнить с евреями, шедшими по пустыне под сень пророчества о Кресте.

Евреи не просто ходили, но двигались к цели. И Сам Бог шёл перед ними в столпе облачном днём и в столпе огненном — ночью. Движемся и мы в Обетованную землю, в Царство Божие, в эту истинную землю живых, где нет болезни, печали и воздыхания. Движемся к Богу, предводимые Богом и с именем Бога на поющих устах.

                                                              *  *  *

Страстная и Светлая. В эти дни вся природа готова молиться с человеком или, по крайней мере, внимать человеческим молитвам.

Деревья не могут двигаться. Подари им Господь такую возможность, они пошли бы с нами вокруг храма на Страстной. Но, оставаясь бездвижными, они скорбно клонят долу ветви, сопровождая крестный ход.

И взгляд их ужасом объят.
Понятна их тревога.
Сады выходят из оград
Колеблется земли уклад:
Они хоронят Бога.
И видят свет у Царских врат
И чёрный плат, и свечек ряд,
Заплаканные лица —
И вдруг навстречу крестный ход
Выходит с плащаницей
И две берёзы у ворот
Должны посторониться.
(Б. Пастернак. «На Страстной»)

Кто из христиан, встречавших в храме рассвет и выходивших в серый и свежий воздух раннего праздничного утра, не чувствовал эту молитвенность природы? Кто не чувствовал молчаливую скорбь неба и земли в Великую Пятницу? А субботний покой, готовый взорваться радостью Первого дня?

И пенье длится до зари
И, нарыдавшись вдосталь,
Доходят тише изнутри
На пустыри под фонари
Псалтирь или Апостол.

Без этой тишины, смешанной с усталостью оттого, что «нарыдался вдосталь», невозможно ощутить пасхальный восторг. А его необходимо ощутить, иначе жизнь не обретёт ни глубины, ни смысла.

                                                              *  *  *

Возможно, самый чудный из крестных ходов — тот, которым предваряется пасхальная утреня. Храм уже украшен и готов для службы, но всем нужно из него выйти. И двери нужно закрыть. Теперь в нашем сознании храм — это Живоносный Гроб Спасителя. А сами мы идём к нему, как некогда жёны-мироносицы. Идём и говорим друг другу: Кто отвалит нам камень от дверей гроба? (Мк. 16, 3).

В полночь, после двенадцатого удара колокола, когда предстоятель громким голосом, едва позволяя душе вместе с голосом не вырваться из груди, скажет: «Слава Святей и Единосущней и Животворящей и Нераздельней Троице», — мы войдём в храм и наполним его светлую тишину ликованием. Через двери открытого и опустевшего Христового гроба мы входим в царство света и в радость его. Сам Царь, оставаясь до времени не видимым земному зрению, говорит входящим: «Добре, рабе благий и верный. Вниди в радость Господа Твоего».

Когда освящается храм, уже должно быть понятно, что он есть земное небо. Архиерей, неся в руках святые мощи, подходит в день освящения к закрытым вратам церкви, говоря: «Поднимитесь, двери вечные, и войдёт Царь славы!» Служители через закрытые врата спрашивают: «Кто сей Царь славы?», — на что слышат ответ святителя: «Господь сил, Он — Царь славы» (Пс. 23, 7–10). Затем двери открываются, и святитель входит внутрь, чтобы молитвой, и помазанием мира, и последующим богослужением превратить земное сооружение в жилище Того, Кого не вмещает небо и небеса небес. Но то совершается раз в жизни. Пасха же радует человеческую душу ежегодно, давая вхождением в храм после крестного хода предощутить будущее вхождение в самое Небо.

                                                              *  *  *

Крестному ходу Великой Пятницы сопутствуют слёзы. Они скупы, и люди прячут их, опуская лица и отворачиваясь от чужих взглядов. Крестный ход пасхальной ночи даёт слезам обильно течь, а людям — не стыдиться их течения. Это — радостная жизнь души, это солёная влага, очищающая душу от всякой грязи. Это — радостотворная купель, и тот не знает радости, кто в Пасху не лил слёз, а в дни Страстей не сдерживал рыданий.

И Светлая неделя вся в движении, вся в пении, вся в радовании, которое невозможно сдержать, да и нельзя сдерживать.

И Евхаристия, как вечный полдень, длится —
Все причащаются, играют и поют,
И на виду у всех божественный сосуд
Неисчерпаемым веселием струится.
(О. Мандельштам. «Вот дароносица, как солнце золотое»)

И каждый день после службы нужно выходить на улицу, высоко подняв кресты и хоругви, чтобы с победным пением, под колокольный трезвон всколыхнуть пасхальным каноном Иоанна Дамаскина весенний воздух и окропить святой водой сияющие лица прихожан.

Церковь любезна Христу, как невеста. Ей говорит Он: Прекрасна ты, возлюбленная Моя… любезна, как Иерусалим, грозна, как полки со знамёнами (См. Песн. 6, 4).

                                                              *  *  *

Церковь красива и нежна, и глаза твои голубиные под кудрями (Песн. 4, 1), но она же и ведёт войну. Поэтому красота взора и меч в руках соединяются в её образе так, как соединяются красота и меч на картинах, изображающих Иудифь с головой Олоферна.

В отношении Церкви это не земной меч. Оружия воинствования нашего не плотские, но сильные Богом на разрушение твердынь: ими ниспровергаем замыслы и всякое превозношение, восстающее против познания Божия (2 Кор. 10, 4–5).

Церковь живёт. Она живёт и движется. Она движется с молитвой, пугая своих врагов. Вот слова, которые пел Моисей во время победного шествия; слова, которые и мы поём, вкладывая в них новый, евангельский смысл: Ты ведёшь милостью Твоею народ сей, который Ты избавил, — сопровождаешь силою Твоею в жилище святыни Твоей. Услышали народы и трепещут: ужас объял жителей Филистимских. Да нападёт на них страх и ужас; от величия мышцы Твоей да онемеют они, как камень, доколе проходит народ Твой, Господи, доколе проходит сей народ, который Ты приобрёл (Исх. 15, 14–16).

Источник