13 января 1991 года – самый трагический день в постсоветской истории Литвы, «кровавое воскресенье», развязка десятимесячного противостояния бывшей Литовской ССР, в марте 1990 года объявившей о независимости, и союзного центра, не желавшего мириться с распадом страны. Война нервов между Москвой и Вильнюсом, частью которой осенью 1990 года стала экономическая блокада Литвы, закончилась массовыми митингами на социально-экономическую тему, отставкой литовского правительства и, наконец, про-советским государственным переворотом, когда о захвате власти в республике объявил анонимный Комитет национального спасения, по просьбе которого в Вильнюс вошли советские войска. Они захватили телецентр (при штурме погибли люди, литовская «небесная сотня» плюс один боец «Альфы») и республиканскую типографию, но не решились штурмовать забаррикадированный парламент, на защиту которого встали тысячи жителей города. Странное двоевластие продолжится в Литве до августа, а после провала ГКЧП новый орган власти, Гос-совет СССР, признает независимость Литвы, Латвии и Эстонии.
Диалектика тоталитаризма – народные восстания в Советском Союзе подавляли военной силой не диктаторы Сталин и Брежнев, а демократы Хрущев и Горбачев. Для последнего Вильнюс-91 стал заключительным актом драмы, непрерывно сопровождавшей все его правление с декабря 1986 года, когда силу впервые пришлось применить в Алма-Ате против казахов, недовольных назначением русского первого секретаря республиканской Компартии. Оставшись в массовом сознании слабаком, то ли по глупости, то ли по злому умыслу развалившим Союз, Горбачев тем не менее побил рекорд по использованию войск внутри страны с целью сохранения ее единства. Литва до сих пор требует у России выдачи его, лауреата Нобелевской премии мира, для допроса по событиям «кровавого воскресенья» – конечно, вряд ли это когда-нибудь произойдет, но Вильнюс в этом смысле вполне настойчив. В историю постсоветской Белоруссии вписана выдача Литве по тому же обвинению лидеров литовской Компартии Миколаса Бурокявичюса и Юозаса Ермалавичюса в 1994 году – выдача литовских коммунистов привела к отставке всего руководства Белоруссии во главе со Станиславом Шушкевичем и масштабному политическому кризису, закончившемуся приходом к власти Александра Лукашенко.
Для Литвы январь 1991 года – важнейший эпизод национальной истории, момент реального возрождения независимости, кровавая драма, как бы это ни звучало, с вполне счастливым концом. Для России – полузабытый перестроечный случай на периферии, одна из множества историй того рода, о которых лучше лишний раз не вспоминать – и гордиться нечем, и пользы никакой.
Но если все-таки вспоминать, то нам, россиянам, должна быть интересна не только литовская схема, в которой безоружные люди с мечтой о свободе оказываются сильнее танков. Нам интереснее и важнее помнить первую реакцию официальной Москвы на кровь в Вильнюсе.
Через три дня после штурма телебашни президент Горбачев и министр обороны Язов на заседании советского парламента заявили, что не знают, кто отдал приказ о вводе войск, а единственным оргвыводом по итогам литовских событий стали ограничительные поправки к закону о печати, потому что это пресса виновата в том, что погибли люди. Ответственность за свои действия – традиционно слабое место Кремля, а в путинские годы позорное «это не мы» стало практически главным государственным лозунгом.
Стоит вспомнить также и о судьбах просоветского актива, ставшего основой для Комитета национального спасения – ни один из просоветских литовцев, в конфликте Москвы и Вильнюса вставших на сторону Москвы, не смог в дальнейшем рассчитывать на поддержку союзного центра. Москва никого не спасла от тюрьмы, никому не помогла бежать от преследований. Пожалуй, единственный, кому более-менее повезло, – это второй секретарь литовской Компартии Владислав Швед, сделавший в девяностые карьеру в Москве в аппарате ЛДПР, но и Шведу, чтобы доехать до Жириновского, пришлось отсидеть какое-то время в вильнюсской тюрьме Лукишки. Москва всегда бросает своих, Москве никогда не бывает никакого дела до ее ситуативных союзников, и опыт просоветских литовцев, наверное, был бы интересен промосковским полевым командирам и политикам нынешнего Донбасса, которым тоже, конечно, ни на что рассчитывать не придется и не приходится. Крымские Аксенов и Поклонская – это тот же Комитет национального спасения, и вряд ли кто-то знает точно, насколько безоблачной будет их дальнейшая судьба.
Опыт просоветского переворота в Литве показывает также, что и двадцать пять лет назад, и потом Москва не умела и не научилась вести себя так, чтобы распад империи шел ей на пользу или хотя бы не во вред. Чечня 1994 года (конечно, с поправкой на местный темперамент и умение воевать) была почти дословным повторением литовского сценария 1991 года. Полковник Масхадов, уже будучи военным лидером дудаевской Ичкерии, любил вспоминать свой последний парад 9 мая 1991 года в Вильнюсе, когда его солдаты шли по городу под проклятия и плевки местных жителей – оказалось, Чечня ближе к Литве, чем можно было подумать. Кто даст гарантию, что на Кавказе не полыхнет еще раз в ближайшие годы? Есть ли у Москвы какие-то продуктивные идеи на этот счет, кроме универсального «дать Кадырову еще денег»?
За двадцать пять лет никто так и не дал ответа на вопрос, как должна вести себя Москва, чтобы кризис на периферии обошелся без крови и ада, и что нужно было делать Горбачеву, чтобы и для Литвы остаться таким же героем и спасителем от тоталитаризма, как и для остального Запада. Причем Литва – это еще простой пример, а был же еще, скажем, Баку 1990 года, куда Горбачев тоже вводил танки (и для нынешнего Азербайджана он такой же злодей, как и для Литвы), но в Баку-то еще был и армянский погром, и вот что нужно было делать – обойтись без танков, но смириться с резней? Ответа до сих пор нет.
Ответа до сих пор нет, но он нужен – нет гарантии, что опыт распада империи не пригодится России когда-нибудь еще, и уж тем более Россия не застрахована от региональных политических кризисов разной степени остроты. Несколько лет назад митинги автомобилистов во Владивостоке разгоняли омоновцы из Москвы (и местная пресса, как и литовская в 1991 году, писала о «кровавом воскресенье») – это в общем тоже урок 1991 года, хоть и на несопоставимо более вегетарианском материале, чем у литовцев.
День 13 января 1991 года для России – это день не-выученных уроков и неприятных вопросов. Наверное, у нашей страны еще есть какое-то время, чтобы уклоняться от этих вопросов и уроков, но вряд ли это время будет долгим, и некоторые вещи лучше исправить уже сейчас.
Оценили 0 человек
0 кармы