"У зэков — инстинкт выживания". Начмед Вагнеров — о том, как ведут себя пациенты в тылу и на фронте

Артём работает фельдшером скорой помощи в Петербурге. Он спас уже 27 человек, находившихся в состоянии клинической смерти. И намного больше людей спас на СВО, где был начмедом штурмового отряда ЧВК "Вагнер" во время "бахмутской мясорубки". 

Жить на Украине стало тошно.

Артём родился и вырос в Центральной Украине, хотя корни его семьи в Башкирии. Он окончил медучилище, работал на скорой помощи, женился и жил — не тужил. До 2014 года. При Януковиче даже началось что-то похожее на нормальную жизнь — на станции скорой помощи обновили машины, стали расти зарплаты. Об экономическом подъёме в это время, кстати, рассказывают и другие жители довоенной Украины. Но, похоже, кому-то очень не хотелось, чтобы улучшение жизни ассоциировалось с улучшением отношений с Россией.

Люди, близкие к "Партии регионов", ещё за два месяца до майдана мне говорили: что-то готовится. И, действительно, началось. Сначала на площади в Киеве были только студенты. Потом стали собирать и завозить людей отовсюду. Ко мне подходит знакомая: "Поехали на майдан, партия "Свобода" платит 200 долларов в день",— вспоминает Артём.

Ну а скоро началась война в Донбассе, а на остальной Украине наступили такие перемены, что Артёму и его жене находиться там стало невыносимо. Ещё в начале 2000-х они учились в школе по учебникам, в которых Бандера считался убийцей, а теперь его объявили национальным героем. Договорились даже до того, что первым в космосе был не Гагарин, а украинец, которого расстрелял КГБ.

Наблюдать происходящее было противно и тошно. Я не мог допустить, чтобы мои дети росли в этой лжи. И летом 2014 года мы уехали.

В Петербурге у супруги Артёма живут родственники, они помогли советами и с жильём. Но, конечно, для молодой семьи это было тяжёлое время. Пришлось в полной мере столкнуться с бюрократией — подтверждать документы, в том числе об образовании, собирать кучу справок, выстаивать в очередях… В 2016 году вдруг открылось окно — в армию России стали принимать граждан зарубежья, и Артём ушёл служить на контракт — вместе с ним в подразделении были украинцы, узбеки, таджики.

После армии устроился работать в больницу, а в 2019 году после получения гражданства — фельдшером на скорую помощь. Как раз к началу ковида.

Во время пандемии стационары были закрыты, привозишь больного в 12 ночи — перед нами очередь из 15-20 машин, по 6-8 часов, до самого утра стояли. Сами все переболели, конечно. Я считаю, работа на скорой помощи — та же тактическая медицина. Разница с фронтом лишь в том, что в городе меньше стреляют и здесь больше больных, а не раненых,— говорит Артём.

Только справились с пандемией, началась СВО. Он был морально готов уйти на фронт, встал вопрос, в составе какого подразделения. Выбрал ЧВК "Вагнер". Понимал, что это жёсткая структура, где на всех уровнях — полный порядок. Ожидания не обманули. Он пробыл в "Вагнере" полгода — с октября 2022-го по конец апреля 2023-го, то есть от начала и почти до конца "бахмутской мясорубки".

Конвейер раненых

Первые три недели находился в центральном распределительном госпитале ЧВК "Вагнер" в Первомайске в распоряжении врача с позывным "Доктор Ливси". Потом — в госпитале Горловки, хотя он и не входил в структуру "оркестра".

Но фронт, на котором оперировали его "музыканты", был очень растянут. Один из штурмовых отрядов действовал на участке, откуда до ближайшего "вагнеровского" стационара в Светлодарске было 40 километров, а до госпиталя в Горловке — всего пять. Поэтому с ним договорились, чтобы он тоже принимал штурмовиков ЧВК и оказывал им экстренную помощь. После чего тяжелораненых везли в госпиталь Луганска, а легкораненых — в Светлодарск.

Артем был в горловском госпитале представителем того самого ближайшего к этому лечебному заведению штурмового отряда "Вагнера". А в конечном счете перешёл начмедом в сам этот отряд.

В первые дни на СВО — в Первомайске — думал, сойду с ума. И такие случаи действительно были. У одного вновь прибывшего врача случился острый психоз. Потому что там взрывы, выстрелы и конвейер раненых без остановки. Когда приехал, мне сказали: "Сегодня отдыхайте, ложитесь спать, а завтра начнёте работу". Не успел прилечь, как за мной пришли и выдернули из кровати. Приезжает "Урал", в нём 10 раненых — на полу лежат тяжёлые, вокруг них сидят те, что полегче. Только он отъехал — появляется другой "Урал", за ним — тентированный "КамАЗ", в котором уже 20 человек. И так в режиме нон-стоп.

Первые четыре дня Артём спал по часу в сутки — записывал и распределял раненых вагнеровцев. Тяжёлых — сразу на операцию, лёгких — в травмпункт, где их осматривали и обрабатывали травматологи: из кого-то доставали осколки, кого-то отправляли в операционную, кого-то — в главгоспиталь. В первые сутки Артём принял больше ста человек. Некоторые раненые удивляли.

Были такие, что, посидев в очереди в приёмном покое, даже не зайдя в кабинет к врачу, срывались и уезжали ближайшим рейсом обратно на фронт — выручать своих воюющих друзей. У него вся нога в осколках — их будто насыпали, а он только замотался бинтом или набрал антибиотиков и пошёл. Говоришь ему: "Ты же загноишься". Отвечает: "Тогда приду". И действительно, недели через три приходит с температурой, гноится. Или просят тебя снять гипс, отправить назад в окопы. Один парень без двух ног с культями по среднюю треть бедра умолял вернуть его на передовую.

И подавляющее большинство этих людей были "кашниками", то есть участниками "Проекта К" — бывшими зэками. Артём открыл для себя и очень зауважал этих людей.

У зэков — инстинкт выживания

Он почти не слышал, чтобы "кашники", или, как их ещё называли, "проектантые", что-то "мурчали по фене". Редко у кого из них проскальзывали зоновские словечки. Пока не увидишь жетон с буквой "К", не догадаешься, что бывший сиделец.

Заметил, что у них очень развит инстинкт выживания — из любой ситуации найдут выход, но при этом и умереть многие из них не боялись. Кому-то терять было нечего — на воле ни кола, ни двора, ни семьи. Но большинство осознанно шли умирать за матушку-Россию. Некоторым оставалось досиживать меньше трёх месяцев, а они всё равно подписывали контракты, понимая, что идут в штурмовики.

Складывается впечатление, что зоны до СВО были заполнены пассионариями — деятельными людьми, которым тесно в мирной спокойной жизни, а война дала выход их энергии и лучшим качествам, которые не были востребованы на гражданке. Артёму было интересно разговаривать с ними. Зэки охотно делились своими историями, рассказывали, каких ошибок не надо совершать в жизни, чтобы её не сломать.

Когда я находился в штурмовом отряде, то поскольку нас, медиков, было мало, мы подключали к работе медпункта легкораненых ребят из проекта "К". Они быстро учились и хорошо соображали. В отличие от некоторых профессиональных медиков, которых к нам присылали. Те и в обморок падали при виде обширных ран, и не знали, как их перевязать, и делали всё медленно. А бывшие заключённые, только привезли раненых, сразу вскочили, встали у столов, подняли их на руках, осмотрели со всех сторон. И уже через 20 минут раненые все обработаны, перевязаны, катетеры поставлены в вены. Причём среди раненых попадались бывшие наркоманы, которые себе вены "сожгли" — их не видно. Но некоторые наши помощники — такие же наркоманы — всегда умели найти, куда колоть.

Артём застал ещё самых первых заключённых — тех, кто пришел в "оркестр" летом 2022-го и уходил на дембель зимой. Называет их "самыми лютыми". В лучшем боевом смысле этого слова.

Им на подготовку давали гораздо меньше времени, чем тем, кто приходил после них. Подписали контракт, три дня за "лентой" — и в бой. И они хорошо штурмовали. Я встречался с теми, кто по-тихому ночью заходили в окопы и ножами вырезали противника. И никто из них не стремился попасть в тыл, как некоторые заключённые более поздних призывов.

Симулянты и самострельщики

Известно, что зэки большие знатоки разных способов закосить под больного, выехать с зоны "на больничку". Были и на СВО те, кто месяцами с мелкими ранениями отлёживались в госпитале и всё никак не могли выздороветь. Рана всё гноилась, и врач не имел права отправить такого пациента на передовую.

В какой-то момент товарищ Уткин (позывной "Вагнер", чье имя и носила ЧВК) обратил внимание, что на ЛБС становится мало людей, а на излечении, наоборот, много, и отправил нас по госпиталям осматривать раненых. Приезжаешь в стационар повторно через неделю, а у некоторых в лечении никакого прогресса. Спрашиваешь врача: "В чем причина? " — "Не знаю. Лечу его, а он не лечится". Некоторые ведь и с врачами умели договариваться. В среднем из 100 осмотренных под подозрение попадали человек 10. Мы писали отчёты в службу безопасности "Вагнера", там их анализировали, приезжали разбираться и забирали симулянтов. Говорили: у нас в подвале долечишься.

Встречались и те, кто устраивал себе самострел: сами или просили товарища в него стрельнуть. Расчёт тут простой — во-первых, выбраться из зоны боёв, во-вторых, за ранение полагается хорошая выплата, а если повезёт, то ещё и награда. Но они не учитывали, что раны, полученные от выстрелов с близкого и дальнего расстояния, отличаются из-за разной скорости пули.

При стрельбе издалека выходное отверстие намного больше входного. Так что самострел, по словам Артёма, сразу заметишь. К тому же в службе безопасности "Вагнера" служили люди, хорошо разбирающиеся в таких делах, — бывшие полицейские и фээсбэшники. Они выявляли самострельщиков не только по характеру ранения, но и по их показаниям о том, при каких обстоятельствах оно было получено: некоторые несли заведомую "пургу"/

Когда Артём находился в штурмовом отряде, их медпункт располагался в подвале многоэтажного дома, покинутого людьми.

Это даже был не медпункт, а мини-госпиталь. Ребята там всё очень здорово оборудовали. Было 5 перевязочных столов, зал ожидания эвакуации, кухня, комната отдыха и спальня для персонала. Даже водопровод и канализацию провели. До нас в этом доме ещё жили бойцы, но постепенно здание разбивала вражеская артиллерия. И тогда все вещи, оставленные жильцами, чтобы они не пропали, мы перенесли в подвал. Некоторыми пользовались — например, смотрели телевизор. Но с собой никто ничего не увозил — вот такие у нас были порядки.

Пока Пригожин крыл Шойгу, их подчинённые выручали друг друга

Порядки в ЧВК Артёму сразу пришлись по душе. К примеру, приезжает начальник, собирает комбатов, те докладывают обстановку на своих участках, и с учётом их сведений выстраивается тактика боевых действий. У подчинённых есть право голоса, они могут возразить начальнику. Но только до тех пор, пока не отдан приказ. А вот он уже не обсуждается, а выполняется.

Никаких построений, строевых смотров и подшиваний подворотничков, как в некоторых частях. Никаких "так точно" и "есть, сэр". Мародёрство, изнасилования, алкоголь, наркотики — смертные грехи. Когда я в первый раз обратился на "вы" к своему командиру — человеку намного старше меня, прошедшему через несколько войн, то услышал: "Если будешь выкать, лицо тебе разобью",— вспоминает Артём.

"Вагнеровский" стиль общения — больше дружеский, чем уставной. Точно так же, по словам Артёма, строились отношения с подразделениями Минобороны — стоявшими рядом десантниками и мотострелками.

Пока глава "Вагнера" Пригожин крыл последними словами министра обороны Шойгу, кричал "дайте снаряды!" и заявлял, что заслуги его ЧВК принижают, подчинённые и того и другого прекрасно находили друг с другом общий язык. Армейцы давали "музыкантам" снаряды, те помогали техникой. И никаких тёрок между ними никогда не было.

В конце апреля Артём вернулся в Петербург, в начале июня собирался заключить новый контракт с "Вагнером". Но ему сказали не торопиться и ждать. 20 мая ЧВК вывели из Бахмута, и было неясно, где "оркестр" будет работать дальше.

Всё было нормально, спокойно, а потом вдруг этот марш на Москву! О нём никто ничего до последнего не говорил. Думаю, всё случилось спонтанно, и как относиться к произошедшему, я до сих пор не знаю,— говорит Артём.

Нынешней весной он снова едва не уехал в "Вагнер", на этот раз в Африку, но опять оказалось, что не судьба — поездка расстроилась…

Чем отличаются пациенты в тылу и на фронте

У Артёма для его молодого возраста уже немало наград: орден Пирогова, окопный "вагнеровский" чёрный крест, медали "За взятие Бахмута" и "Бахмутская мясорубка", медаль "Участнику СВО от благодарного Петербурга" и другие. К нему обращаются коллеги-медики из разных центров, просят проконсультировать насчёт ранений и методов спасения людей на войне.

Фронтовой опыт обогатил его профессионально и просто по-человечески. Он видел много удивительных медицинских случаев, которые не встретишь на гражданке.

Например, у одного бойца после прилёта лицо так раскурочило, что он стал похож на инопланетянина из фильма "Чужой". А через день доктор из госпиталя в Горловке так собрал это лицо, что оно стало почти нормальным.

По возвращении с СВО многое в мирной жизни видится по-другому. Например, нашу скорую вызывают в травмпункт — надо везти в стационар пациента со сломанным пальцем. Приезжаем, а там пострадавший, молодой лоб 25 лет, чуть не плача демонстрирует загипсованный пальчик. А я про себя думаю: парень, ты это серьёзно? И вспоминаю пацанов на СВО, которые, потеряв ногу, снова просились на фронт или шутили: "Доктор, а давайте мне в культю вайфай-роутер воткнём, чтобы я всегда был при интернете".

Были и удивительные случаи другого рода.

Расстояние между жизнью и смертью — доли миллиметра

Артём крещёный и верующий: с детства ещё на Украине вместе с семьёй ходил в церковь. СВО его только укрепила в вере.

Моему товарищу пришлось ехать на "буханке" по совершенно открытой, простреливаемой местности, и попасть в него не составляло труда. Понимая это, он стал молиться. И только начал, как сразу поднялся густой туман, полностью скрывший машину,— рассказывает Артём.

В другой раз в дом с "вагнеровцами" прилетел снаряд, при взрыве сдетонировал газовый баллон на кухне. Бойца, находившегося рядом с баллоном, обожгло пламенем. Его привезли с ожогами 3-й и 4-й степени, было поражено 70 процентов тела. Даже на гражданке в условиях экстренной помощи и прекрасного оборудования на таких пациентах часто можно ставить крест — отказывают почки, не справляются с интоксикацией. А тот боец был даже в сознании и разговаривал, и потом с ним было всё хорошо. Артём считает это чудом.

С ним и самим происходило много чего. Он ездил по госпиталям и не раз попадал под удары. Однажды ночью возвращались из Светлодарска и очень близко услышали прилёт, через 20 секунд следующий — ещё ближе. Артем крикнул водителю: "Газуй!" — и только машина рванула вперед, прямо за ней ударил снаряд — если бы ехали с прежней скоростью, он пришёлся бы точно в них.

В Горловке Артём видел, как мимо окна больничной палаты пролетают и падают "Грады", в другой раз боеприпас попал в соседний в дом в нескольких десятках метров от него и пробил дыру до первого этажа.

Всё это было так близко, что мне в голову не раз приходила мысль: если бы ветер на пути снарядов подул чуть сильнее или слабее, или ствол орудия был смещён в сторону на какие-нибудь доли миллиметра, то они легко могли прилететь и в меня. Вся война состоит вот из таких эпизодов. Всё в руках Бога.

Артём за 6 лет своей работы на скорой вытащил с того света — из состояния клинической смерти — 27 человек. И потом ещё на СВО — бессчётное количество раненых. И возможно, за это Бог уже не раз спас его самого.

https://ilyavaliev.livejournal...