Черноморский регион: возможности для сотрудничества России и Турции

Турция — один из старейших членов Североатлантического альянса. Вступление Турции в НАТО в 1952 г. ознаменовало её окончательный отход от позиции нейтралитета в международных отношениях, которая закладывалась основателем и первым президентом Мустафой Кемалем Ататюрком в качестве основополагающего принципа внешней политики новой Турецкой Республики. Одним из факторов, подтолкнувших Турцию к такому решению, стала напряженность в отношениях между СССР и Турцией и сформулированные в конце Второй Мировой войны И.В. Сталиным территориальные претензии к турецкой стороне, а также требование по размещению советской военно-морской базы в Черноморских проливах.

После распада СССР и окончания Холодной войны военно-политический блок НАТО приступил к активным поискам своей новой идентичности. Одновременно с этим и Турция начала искать для себя новую роль, после того как качество «южного фланга НАТО» несколько утратило свою актуальность.

Невзирая на сохраняющуюся блоковую принадлежность Турецкой Республики, нельзя сказать, что современное турецкое руководство в лице Реджепа Тайипа Эрдогана и правящей Партии справедливости и развития (ПСР) на 100% следует в фарватере НАТО. Напротив, возникающие в последние годы разнообразные кризисные ситуации и инциденты в отношениях Турции с Североатлантическим альянсом побуждают отдельные «горячие головы», как в России, так и в самой Турции, даже заявлять о возможности выхода страны из НАТО. Что, конечно же, в планы турецкой стороны не входит.

Важным прецедентом стало голосование в Великом Национальном Собрании (Меджлисе) Турции в 2003 г., когда Турция отказала США и союзникам по Коалиции в отправке турецких военнослужащих в Ирак и в использовании турецкой территории для вторжения и атак.

В контексте обстановки в Черноморском бассейне Турция стремится к проведению своей собственной политики «третьего пути», не следуя слепо в фарватере НАТО и балансируя между региональными странами, включая Россию и Украину.

С одной стороны, в ходе российско-грузинского конфликта 2008 г. Турецкая Республика продемонстрировала решимость четко следовать условиям Конвенции Монтрё и ограничила проход американских военных судов в Черное море через Проливы. Впрочем, турецкий подход к кризису нельзя рассматривать в качестве пророссийского, поскольку ни Республика Абхазия, ни Республика Южная Осетия, отделившиеся от Грузии, Турецкой Республикой официально признаны не были.

С другой стороны, Турция заняла отчетливо проукраинскую позицию в ходе российско-украинского конфликта и категорически не признала вхождение Крыма в состав Российской Федерации в 2014 г. Прямое морское сообщение Турции с полуостровом было прекращено. Анкара регулярно ставит перед Россией, как в двустороннем, так и в многостороннем формате вопрос положения крымских татар. В Турции регулярно проводятся различные мероприятия (конференции и митинги) крымских татар, представителей местной диаспоры и неправительственных организаций с отчетливо антироссийскими лозунгами. Пресечь их деятельность турецкое руководство не пытается.

Впрочем, наличие между Турецкой Республикой и Российской Федерацией областей тесного пересечения как политических, так и экономических интересов, а также интенсивный диалог на всех уровнях, включая высший, дает Турции возможность предлагать себя в качестве посредника в урегулировании регулярно возникающих между Россией и Украиной конфликтов, последним из которых является кризис вокруг Керченского пролива в ноябре 2018 г. В свою очередь Россия такие попытки Турции отвергает, указывая на отсутствие необходимости в посредничестве между Москвой и Киевом.

О влиянии конфликтов в Причерноморье на российско-турецкие отношения

С точки зрения турецкого руководства, возвращение Крыма вместе с портом Севастополь в состав Российской Федерации кардинально изменило военно-политический расклад сил в бассейне Черного моря.

Имеет смысл помнить, что на протяжении всей новейшей истории Турция, пусть и не декларируя своих территориальных притязаний на полуостров Крым в составе Украины (согласно условиям Кючук-Кайнарджийского мирного договора от 19 апреля 1783 г.), строила с этой территорией особые экономические и культурные отношения, в первую очередь, с опорой на лояльную себе местную крымско-татарскую диаспору.

Возвращение в 2014 г. Крыма в состав России и непримиримая позиция Турции по этому поводу задают последней жесткие рамки участия в российско-украинском конфликте. Турция практически полностью лишилась своего политического, экономического или гуманитарного представительства на полуострове в прежнем объеме, существовавшем при прежней Украине.

На фоне новой черноморской реальности, возникшей после 2014 г., Турция предприняла несколько важных шагов для уравновешивания ситуации в свою пользу.

Во-первых, Турция строит привилегированные отношения с украинским руководством, например, в сфере оборонно-промышленного комплекса.

Так, в январе 2019 г. было официально объявлено о том, что Турецкая Республика заключила с Украиной Соглашение на поставку 6 беспилотных летательных аппаратов национального производства «Bayraktar T2», которые должны быть поставлены в течение одного года. И хотя масштаб этой сделки не стоит переоценивать, она знаменует одну из вех турецко-украинского сотрудничества в высокотехнологичных сферах, включая авиастроение и оборонно-промышленный комплекс.

В контексте обстановки в Черноморском бассейне Турция стремится к проведению своей собственной политики «третьего пути», не следуя слепо в фарватере НАТО и балансируя между региональными странами, включая Россию и Украину.

Другим элементом турецко-украинского диалога является тесное сотрудничество между странами в гуманитарной сфере. Этому способствует действующее между странами Соглашение о безвизовом режиме. При этом стоит отметить не только усилия Турции, направленные на то, чтобы выстраивать особые отношения с Украиной, но и Украины, чтобы перетянуть Турцию на свою сторону в треугольнике Россия — Турция — Украина. Политико-дипломатическая борьба между странами идет непрерывно. Одним из её последних итогов стала негласная поддержка руководством Турции решения Константинопольского патриархата об автокефалии Украинской православной церкви.

Во-вторых, Турция продолжает реализовывать проект «Milgem» по наращиванию мощи своего Военно-морского флота. Впрочем, стоит учитывать, что современная Турция сегодня буквально разрывается между тремя морями:

• В Черном море возникла новая военно-политическая реальность в связи с укреплением России, а также с попытками США / НАТО через Румынию, Болгарию и Украину нарастить свое присутствие.

• В Эгейском море продолжаются территориальные споры между Турцией и Грецией.

• В Средиземном море разворачивается борьба Турции и частично признанной Турецкой Республики Северного Кипра (ТРСК) с «антитурецким консорциумом» (Греция — Республика Кипр — Египет — Израиль) за газовые месторождения в Восточном Средиземноморье и пути дальнейшего транзита энергоносителей на европейский газовый рынок.

Вопрос доступа к собственным месторождениям энергоносителей является для Турции жизненно важным. А тот факт, что вышеупомянутые страны поддерживаются ЕС, способствует отвлечению сил Турции от Черноморского бассейна и, более того, побуждает Турцию искать союзников в этом споре, единственным из которых на сегодняшний день теоретически может стать Россия. Понятно, что российско-турецкий диалог по Восточному Средиземноморью будет в известной мере способствовать снижению напряженности, существующей в Черном море.

В-третьих, Турция объявила о создании военно-морской базы в районе г. Трабзон / Сюрмене. Впрочем, специалисты сходятся во мнении, что с учетом заявленных показателей объекта, он не способен существенно изменить существующий расклад сил в Черном море. И, как мы уже отметили выше, сегодня приоритетом для Турции все же является Восточное Средиземноморье.

Отметим, что Конвенция Монтрё больше не является непреодолимым барьером для наращивания присутствия Североатлантического альянса в Черном море, что не может не вызывать настороженность у российской стороны.

В этом смысле, интересы Турции и России, отчасти парадоксальным образом, совпадают: Турция, укрепляющаяся в регионе, не заинтересована в том, чтобы НАТО стал доминирующей силой в Черноморском бассейне, что неизбежно снизит турецкое влияние и ужесточит рамки блоковой солидарности.

Выстраивание же Турцией особых отношений с Украиной не может не вызывать обеспокоенности у российского руководства и не приниматься в расчет.

Состояние и возможности для развития экономического сотрудничества в Чёрном море

Флагманскими проектами российско-турецкого сотрудничества в Черноморском бассейне являются газопровод «Голубой поток», введенный в эксплуатацию в 2005 г., а также газопровод «Турецкий поток», поставки российского газа по первой нитке которого турецким потребителям должны начаться до конца 2019 г.

19 ноября 2018 г. Путин и Эрдоган приняли участие в торжественной церемонии завершения строительства морского участка «Турецкого потока».

При этом, как отмечается руководством «Газпрома», отнюдь не исключено, что с учётом того давления, которое оказывается Западом на проект «Северный поток — 2», проект «Турецкий поток» будет, в итоге, реализован в своей изначально задуманной конфигурации из 4-х ниток, вместо реализуемой пока конфигурации из двух ниток. Таким образом, теоретически допускается возможность строительства «Турецкого потока — 2».

Говоря о многосторонних региональных экономических проектах, отметим, что их практическая реализация, в частности, в рамках специально созданной для этого инициативы — Организации черноморского экономического сотрудничества (ОЧЭС) со штаб-квартирой в Стамбуле — затруднена противоречиями между странами-участницами: в том числе, между Россией и Грузией, Россией и Украиной, Арменией и Азербайджаном, Турцией и Арменией и т.д.

Говоря об ОЧЭС, отметим и тот факт, что её собственное финансирование странами-участницами является достаточно скромным.

Принимая во внимание противоречия и бюджет, сложно ожидать от ОЧЭС реализации масштабных многосторонних региональных инициатив, что, впрочем, не означает отсутствия полезности этой структуры. Однако в нынешних условиях для реализации крупных проектов в Черноморском бассейне странам приходится обращаться скорее к двустороннему формату взаимодействия.

Главный проект в бассейне Черного моря, который инициирован турецким руководством и будет иметь непосредственное значение не только для России, но и для региона в целом, — так называемый Канал «Стамбул». Планируется, что Канал «Стамбул» пройдет по европейской части страны параллельно проливу Босфор и свяжет между собой Черное и Мраморное моря. После реализации крупных инфраструктурных проектов, включая третий аэропорт в г. Стамбул (завершается), третий мост через пролив Босфор и проч., первостепенный приоритет турецким руководством отдается именно этому проекту.

Канал «Стамбул» является частью масштабного плана «Турция — 2023», озвученного правящей Партией справедливости и развития (ПСР) в 2011 г. (в 2023 году Турецкая Республика будет отмечать 100-летний юбилей с момента своего провозглашения). Также программой ПСР «100 дней — 2», рассчитанной на период до конца марта 2019 г., предусматривается объявление конкурсной процедуры по выбору инвестора проекта Канала «Стамбул». При этом турецкой стороной обозначаются следующие цели, которые планируется достигнуть за счет реализации Канала «Стамбул» (платной альтернативы «условно бесплатному» Проливу Босфор):

• Сохранение исторического облика и обеспечение безопасности Пролива Босфор.

• Разгрузка судоходного трафика, идущего по Проливу.

• Обеспечение безопасности судоходства.

• Создание новой международной транспортной артерии и строительство нового населенного пункта (вокруг трассы Канала).

Важным аргументом турецкого руководства в пользу необходимости реализации проекта Канала «Стамбул» является неуклонный рост судоходного трафика, следующего между Черным и Мраморным морями, а также регулярно возникающие из-за этого аварии в трудном для судоходства Проливе.

В частности, число судов, прошедших по Босфору в 2017 г., составило 43571 шт. Как ожидается, в 2035 г. численность судов вырастет до 64864, в 2050 г. — до 78392, в 2071 г. — до 86089 единиц. Стоимость проекта определена следующим образом: Канал с односторонним движением обойдется в сумму около 23 млрд долл. США, Канал с двусторонним движением — 33,5 млрд долл.

Турецкая сторона, ведя параллельно переговоры с потенциальными интересантами проекта, в числе которых — инвесторы из Китая, Японии и из стран Персидского залива, окончательно определяется с финансовой моделью реализации проекта. Пока базовым сценарием является модель государственно-частного партнёрства «ВОТ» или «Строй – Эксплуатируй – Передавай».

Для повышения инвестиционной привлекательности проекта, планируется передать инвесторам прилегающие к будущему Каналу «Стамбул» территории площадью до 128 млн кв. м для строительства «New Istanbul» и сопутствующей инфраструктуры. Так же рассматриваются различные возможности придания этому району особого экономического статуса.

Канал «Стамбул»

К настоящему времени российская сторона официально не проявляет интерес к проекту. Однако, следует отметить следующее:

Во-первых, проект, напрямую не затрагивая режима судоходства, предусмотренного Конвенцией Монтрё, создает формальные основания для внесения в нее новой точки входа в Черное море, что создает определенные риски для существующего в рамках Конвенции статус-кво (одинаково устраивает и Россию, и Турцию).

Во-вторых, реализация проекта напрямую затрагивает экономические интересы России, поскольку значительная часть судоходного трафика, которая окажется затронутой возникновением Канала «Стамбул», является российской. Отдельно отметим усилия турецкого руководства по интеграции проекта в китайскую Инициативу пояса и пути. Канал мог бы стать своего рода Суэцем.

И политическое и экономическое измерения проекта, в совокупности, создают ситуацию, при которой Россия не может игнорировать турецкую инициативу и, на этом этапе, исключать своего участия в ней.

Требуется тщательный анализ проекта, однако, если вынести за скобки экономику (которая нуждается в дополнительном анализе), можно говорить о том, что российское участие ещё больше бы способствовало бы обеспечению российского контроля над важной судоходной артерией и созданию ситуации, при которой взаимные экономические российско-турецкие интересы становились бы фундаментом безопасности в регионе.

И политическое и экономическое измерения проекта канала «Стамбул» создают ситуацию, при которой Россия не может игнорировать турецкую инициативу и, на этом этапе, исключать своего участия в ней.

Заключение и выводы

По итогам проведенного выше анализа, можно сделать следующие выводы.

Черноморский регион буквально на глазах становится зоной повышенной конфликтности из-за жесткой конфронтации России с Западом в целом, что наиболее очевидно проявляется в клинче с Украиной. Участницей этого процесса является и Турция, которая в своих отношениях с Россией и Украиной занимает скорее проукраинскую позицию. Можно отметить развитие отношений Анкары и Киева по широкому диапазону вопросов: политика, экономика (включая ОПК), культура и туризм.

Рамки исторически предопределенной и перманентно существующей российско-турецкой конкуренции за влияние в бассейне Черного моря, задаются всем спектром современных российско-турецких отношений, включая стратегические региональные проекты «Голубой поток» и «Турецкий поток».

Ситуация в бассейне Черного моря имеет тенденцию к усложнению, в частности, характеризуясь ползучим проникновением НАТО в регион, что требует создания дополнительных экономических «якорей» стабильности между Россией и Турцией. Одним из них, при определенных условиях, может стать проект Канала «Стамбул», где Россия, пока ещё официально не обозначившая своего интереса, могла бы рассмотреть возможность участия.

Региональные инициативы в Черноморском бассейне в нынешней ситуации в многостороннем формате затруднены, поэтому в ближайшие годы России придется решать свои региональные вопросы, в первую очередь, на двусторонней основе. Турция, являясь после России самым сильным, как в экономическом, так и в военно-политическом смысле государством Черноморского бассейна, должна оставаться приоритетным направлением региональной политики Российской Федерации. При этом следует учитывать определенное совпадение черноморских интересов двух стран, в частности, по ограничению присутствия НАТО в регионе.

Иван Стародубцев, Докторант кафедры международных проблем ТЭК МИЭП МГИМО МИД России