В минувшее воскресенье 23 апреля на территории Луганской Народной Республики, в районе села Пришиб (Славяносербского района), которое находится южнее линии разграничения сил на Донбассе, подорвался на мине автомобиль мониторинговой миссии ОБСЕ. Впервые за время донбасского вооруженного конфликта погиб сотрудник миссии – гражданин США. Еще двое наблюдателей – граждане Германии и Чехии – были ранены. Дометий Завольский считает, это свидетельство того, что инициатива в диверсионно-террористической деятельности против непризнанных республик Донбасса перешла к армии и спецслужбам Украины.
Представители Украины, включая спикера МИД, объяснили инцидент "акцией устрашения со стороны оккупантов и их марионеток". Главы дипломатии России и Евросоюза призвали к поиску виновных. Президент Украины Петр Порошенко в телефонном разговоре с государственным секретарем США Рексом Тиллерсоном предложил "активизировать рассмотрение вопроса о размещении на Донбассе контингента ООН". Представители самопровозглашенных республик поначалу охарактеризовали случившееся как провокацию, назвали это циничной акцией ВСУ. Затем власти ЛНР уточнили, что, по их данным, хотя патруль ОБСЕ сам попал на мину, отклонившись от согласованного маршрута, виновна в подрыве диверсионная группа 8-го полка ВСУ – отдельного полка специального назначения, бывшая 8-я отдельная бригада спецназначения ВС СССР. Ранее представители Донецкой Народной Республики уже заявляли, что именно диверсанты 8-го полка стоят за убийствами командиров армии ДНР Моторолы и Гиви.
Судя по всему, сотрудники миссии ОБСЕ стали случайными жертвами, однако этот инцидент свидетельствует о плотности диверсионной работы, ведущейся с украинской стороны. Причем за все более профессиональными террористическими акциями стоят отнюдь не радикалы, а профильные структуры украинского государства. Если в зоне боевых действий диверсии поначалу совершались представителями украинских иррегулярных формирований и наемниками, завербованными по новоросскую сторону фронта, можно с уверенностью заявить, что в дальнейшем, при минской стабилизации линии соприкосновения, по мере укрепления военно-спецслужбистских структур послемайданной Украины, инициатива в диверсионно-террористической деятельности против непризнанных республик Донбасса перейдет к армии и спецслужбам. Это говорит об опасности распространения украинского политического террора на Россию.
С 2014 г. в терактах или несчастных случаях с многочисленными жертвами (будь то крушение поезда метро, массовое отравление курительными смесями или фальсифицированным алкоголем) резонно всегда рассматривают украинский след, и не стоит обольщаться тем, что версии эти до сих пор не оправдывались. Безосновательные бравады украинских экстремистов не должны сбивать с толку. Да, видеовброс с признанием и угрозами некоей украинской группировки, взявшей на себя ответственность за сработавшую 6 апреля в Ростове-на-Дону замаскированную бомбу малой мощности (и бытового происхождения), оказался просто очередной порцией психологического давления на "русского агрессора". Тем не менее нельзя исключать, что на Украине и среди украинских граждан в России нет людей, подумывающих о том, как перейти от самодеятельного психологического террора к физическому.
Раньше думали, что террористическая опасность для России будет исходить от "Правого сектора" и тому подобных организаций, энтузиастически бряцающих оружием в своих домашних видео. Но сегодня уже не приходится сомневаться, что наиболее серьезная активность этого рода, направленная на Россию, государственная, а потому гораздо более серьезная. Группа Олега Сенцова, арестованная в Симферополе в 2014 г. за поджоги и подготовку взрывов – дилетанты. Ее, скорее, можно обвинить в злостном хулиганстве, а не в терроризме. Однако за диверсантами, которых в августе 2016 г. ФСБ и ВДВ России обезвредили в Крыму ценой боевых потерь, стояли украинские спецслужбы, а прорыв одной из групп через границу прикрывался огнем ВСУ.
Диверсионно-террористическая деятельность со стороны Украины может вестись на нескольких уровнях. Во-первых, это разного рода саботаж и террористические акции со стороны проникших в Россию одиночек и самодеятельных групп (бывших участников АТО, членов различных запрещенных в России политических организаций, просто идейных борцов, ожесточенность которых нередко переходит в душевное нездоровье). Во-вторых, это деятельность базирующихся на Украине исламских экстремистов из крымских татар, чеченцев, их турецких, арабских и иных союзников и кураторов, ищущих сотрудничества с российскими единомышленниками. В-третьих, это сеть украинских спецслужб и спецподразделений, а также присоединяющихся к ним зарубежных коллег и кураторов.
Разумеется, зарубежные коллеги и кураторы украинских спецслужбистов заинтересованы в том, чтобы остаться незамеченными за спинами младших товарищей. В свою очередь, украинские спецслужбисты заинтересованы в том, чтобы их деятельность в пределах России и даже непризнанных республик списывали на "провокации путинских спецслужб" либо на самодеятельность автономных вооруженных формирований и экстремистских организаций, за которую власти Украины не могут нести ответственность. Поэтому неизбежно будут возрастать: объем дезинформации, число неизвестных ранее организаций, объявивших "собственную войну российско-террористическому агрессору", количество живых и мертвых "отказников", обезвреженных на территории непризнанных республик и России и не дождавшихся опознания со стороны официальных структур Украины.
Необходимо понимать, что Украина, хоть и не располагает пока возможностями для подготовки армии, сравнимой с российской, процесс подготовки кадровиков-спецназовцев сухопутных войск и флота никогда не прерывала. На территории бывшей УССР остались соответствующие части и объекты ВС СССР. Сотни украинских военных прошли подготовку по стандартам НАТО за время службы на Балканах и в Ираке; при этом их кураторы были заинтересованы в усвоении подопечными навыков, полезных отнюдь не только в миротворческих и полицейских операциях. Немало украинских граждан с армейским опытом и специфическими наклонностями за годы независимости находили себе применение в зарубежных военных организациях наподобие иностранных легионов и ЧВК. Разумно предположить, что теперь их опыт востребован дома. Или будет применен за его пределами.
Сама природа спецслужб и спецподразделений подразумевает высокую степень их автономии и, в определенном смысле, безответственности. Особенно такие должны приветствоваться в государстве, которое считает себя воюющим, и в обществе, самосознание которого строится на противопоставлении себя врагу. Враг же, даже если нет приказа переходить от холодной войны к горячей, от локального конфликта к глобальному, привлекателен хотя бы как предмет для оттачивания боевых навыков. Оттачивание боевых навыков может вестись с преувеличенным усердием хотя бы для того, чтобы врагу жизнь медом не казалась. Стоит помнить о том, что начавшейся после 1945 г. диверсионно-террористической войне между западным блоком и СССР положил конец лишь заступивший в 1967 г. на пост председателя КГБ Юрий Андропов, предложивший США отказаться от взаимных "ассиметричных действий" на территории стран НАТО и ОВД.
Наконец, к отвязанности спецслужб и спецподразделений особенно располагает внешняя заинтересованность. В английском языке популярна метафора "отвязавшаяся пушка" – воспоминание о дульнозарядном орудии, которое свободно катается по кренящейся палубе и крушит все на своем пути. Высвобожденные пушки украинских спецслужб могут разнести и собственный корабль, но все же их отвязали с тем расчетом, чтобы они при болтанке вылетели и врезались в борт корабля побольше, так и не решающегося отшвартоваться от опасного соседа.
Оценили 26 человек
25 кармы