Будучи 2 недели назад в Афганистане, я провёл опрос среди афганцев, получивших образование в Советском Союзе. Вернувшись домой, они «с культурной целью» попытались познакомить своих родственников из провинции с классическими советскими фильмами. Результат, как говорится, полностью превзошёл все ожидания.
«Гоша — плохой мусульманин»
«Я приехал к себе в Герат, решил „окультурить» папу и маму, — рассказывает Мухаммед Юсеф, учившийся в 1984-1990 гг. в Волгограде. — Ну, думаю, покажу „Москва слезам не верит“: симпатичная ведь мелодрама. „Оскар“ получила. А „предки“ у меня деревенские, в кишлаке родились. Смотрят — ни одной улыбки, не смеются, оба мрачные. Я забеспокоился: может, плохо перевожу? Мама спрашивает: „Почему эту собаку Родиона не побили камнями? Он же соблазнил девушку и бросил с ребёнком. Куда вообще смотрел шариатский суд?“ Я объясняю, что в Советском Союзе нет шариатских судов. Тут папа вклинился, поддерживает: „А где отец Кати? Если бы с моей дочерью так поступили, я бы сам зарезал этого шайтана и плюнул ему в мёртвые глаза“. Очень осуждали, что Катя до сорока лет замуж не вышла: „Женщине нужен муж, иначе она не будет праведна в глазах Аллаха“.
Слесаря Гошу из электрички конкретно не одобрили: „Он плохой мусульманин, бездумно пьёт алкоголь“. Олег Табаков аналогично вызвал взрыв возмущения: „Он женат и встречается с другой женщиной!“ „Мама, а разве в Афганистане подобных вещей нет?“ — „Есть! Однако тут так открыто, на виду у всех, позор!“ Но нельзя сказать, что кино совсем не понравилось. Их порадовало, что в 1958 году дружинники не давали парочкам обниматься в общественном месте: „Это благочестиво, иначе и до греха недалеко“. Когда Гоша расправился с хулиганами, родители хлопали в ладоши. После финала фильма они вынесли приговор: „Такую культуру нельзя пропагандировать, вот Советский Союз в результате и развалился“».
Верещагин стал бы «шахидом»
«Я обожаю фильм „Белое солнце пустыни“, пересматривал много раз, — признаётся Нураддин Кемаль, окончивший МГУ в 1992 году. — Недавно в Кабуле решил устроить общий семейный просмотр: нашёл версию на таджикском (25% населения Афганистана — таджики, которые говорят на местном диалекте этого языка: дари — Авт.). Пришли бабушка и дедушка, другие родственники. Включил, смотрим. Через какое-то время среди зрителей начинаются настоящие вопли гнева, особенно когда красноармеец Сухов бандитов пачками расстреливает. Спрашиваю, в чём дело. Они: как такое можно снимать, шурави запросто „мочит“ толпу правоверных, жестокий „мясник“.
Всех разозлил захват гарема Абдуллы, несмотря на то, что Сухов там ни одной женщины не тронул: родня плевалась и называла красноармейца „развратником“. Абдулле сочувствовали, кричали ему: „Брат, держись!“ Бабушка запричитала: „Что он сделал плохого? Жил мирно с жёнами, а тут шурави пришли и всё у него отобрали“. Я удивляюсь: „Бабушка, ты всегда хорошо отзывалась о шурави!“— „Ты прав, русские сделали много добрых вещей, но взгляни на мир глазами Абдуллы!“ Женщин гарема осудили: следовало им, оказывается, зарезать Сухова во сне и не миндальничать. Кто понравился, так это Петруха и Верещагин. Едва Петруху убили, моя тётя заплакала, а бабушка её стала утешать: „У него теперь будет всё хорошо, он воин и попал в рай“. Верещагин же вызвал настоящее восхищение: „Добрый мужчина и умер хорошо, красиво, у нас бы считался шахидом, мучеником за веру“. А вот что такое чёрная икра и почему таможенник уже не мог её есть, мне пришлось объяснять довольно долго».
«Геббельс: „Салам алейкум, Гитлер!“»
О любви афганцев к советскому кино хорошо помнит директор Российского центра науки и культуры в Кабуле Вячеслав Некрасов, с 1982 года работавший советником в Афганистане и переживший 70 (!) длительных командировок в эту непростую страну. «Мы ездили с группой, крутили фильмы в провинциальных кишлаках. Сложное было время. Приходит как-то раз ко мне старик, кланяется: „Амир саиб, а вы у нас сегодня кино будете показывать?“ Я отвечаю: „Кажется, именно из вашего кишлака по нам стреляли“. — „Нет-нет, клянусь Аллахом, мы не будем стрелять, пожалуйста, приезжайте“. Ну устроим кинозал. Являются люди, все заросшие бородами: не разберёшь, они за душманов или за народную власть. Включаем фильм, реагируют очень эмоционально.
Однажды, когда ленту про войну показывали, зрители открыли огонь, весь экран был в дырках: это они так пытались помочь положительным героям победить врагов. Пришлось перед другим сеансом просить сдать оружие и складировать его отдельно. На совместных просмотрах наших граждан с афганцами случались курьёзы. Помнится, демонстрировали фильм „Отец солдата“ Резо Чхеидзе в переводе на дари. Лента сильная, грустная, трагическая. Афганцы смотрят, в глазах слёзы. А наши еле смех сдерживают. Афганцы возмущаются: ничего святого нет для вас, гяуров, как вы вообще можете так себя вести! Да в том-то и дело... Показывают, как Геббельс заходит к Гитлеру в кабинет, вскидывает правую руку, и говорит: „Салам алейкум!“ И тот ему: „Ва-алейкум салам!“ Нет, ну а как ещё „хайль Гитлер!» перевести? Вот наши и смеялись в этот момент, а афганцы удивлялись».
«Штандартенфюрер ел свинину?»
Кстати, именно фильмы про Великую Отечественную всегда вызывали большой интерес в Афганистане.
«Я прожил 20 лет в Советском Союзе и России: в 2004 году, после свержения власти „Талибана“, вернулся в Кабул, — вспоминает Масуд Ибрагим Халед, учившийся на хирурга в Ленинграде. — Поскольку я влюблён в вашу страну, мне хотелось также объяснить отцу и матери, какая тяжёлая история у русского народа, что вам пришлось пережить, как много людей вы потеряли в сражениях с Гитлером. У нас в Афганистане про это мало знают. Показал „Они сражались за Родину“— вообще чудесно зашло, отец и мать плакали. „В бой идут одни старики“ — тоже великолепная реакция. А вот на „17 мгновениях весны“ у родителей случился ступор: не могут поведение Штирлица понять. Отец говорит: „Как он находился среди неверных (папа сразу прозвал Штирлица моджахедом, воином за веру, мол, он же верил в коммунизм) и не попытался убить шайтана Гитлера?“
Я защищаю Штирлица: „Папа, это же разведчик!“ Отец возражает: „Нет, следовало убить Гитлера и стать шахидом!“ Потом спрашивает: „А Штирлиц в принципе когда-нибудь ел свинину?“ Я говорю: „Конечно, в Германии все её едят, да и в России тоже“. Папа закручинился и впоследствии вынес вердикт: „Это плохо, но если ты находишься во время джихада на чужой земле, свинину есть позволяется. А случай со Штирлицем — джихад Советского Союза против Германии. Но Гитлера он просто обязан был убить, иначе зачем вообще тогда пробираться в логово неверных?“».
Сейчас в Афганистане в основном популярно индийское кино, однако на уличных рынках Кабула советские фильмы на кассетах (многие афганцы всё ещё используют старые VHS-видеомагнитофоны) по-прежнему пользуются большим спросом. «Это было человеческое, по-настоящему душевное кино, — вздохнул в разговоре со мной Саид, живший во времена СССР в школе-интернате Ташкента вместе с другими афганскими детьми, оставшимися сиротами. — Сейчас такого не делают».
(с) Zотов
Оценили 16 человек
18 кармы