А в Пятигорске обстановка становилась все тревожнее. Бои шли где-то в районе Ростова. Срочно начали формировать 72-ю и 83-ю бригады морской пехоты, кажется по 500 (пятьсот) человек. После окончания формирования они убыли на фронт под Ростов. Хорошо помню как перед отправкой они торжественным маршем с развернутыми знаменами и песнями проходили по главной улице. Моряков не хватало, и в строю были тельняшки, бескозырки, бушлаты, гимнастерки, пилотки. В литературе не нашел сведений о судьбе бригад, однако кое-что помню из рассказов, в частности, одной их девушек, проживавших с нами в общежитии. Обе они ушли с бригадами как медсестры. Одна была убита пулей в лоб, когда неосторожно высунулась из окопа. А вторую случайно встретил, когда останавливался в Пятигорске во время фронтовой стажировки. Бригады, совместно с другими частями, на некоторое время задержали продвижение фашистов но, потеряв до 80% личного состава, вынуждены были отойти. Немцы заняли Ростов 23 июля.
Мы в Пятигорске не знали достоверно, что произошло в последнее время на фронте. Да видимо не мы одни. В последние дни июля четыре или пять человек преподавателей, в их числе бы и я, вызвали к начальству и объявили: «Согласно плана вы направляетесь на фронтовую стажировку на месяц. Для направления в части необходимо прибыть в штаб Юго-Западного фронта в Майкоп». Срок прибытия в штаб, помнится, был не позднее 3 августа. И вот позади суматоха сборов, получение командировок, аттестатов. Мы на станции Минеральные Воды. Еще раньше на карте были разработаны маршруты: основной – до станции Белореченская там пересадка и до Майкопа, запасной (в итоге оказавшийся основным) – по ж/д до станции Невиномысская, дальше на попутках до Майкопа. Настроение я бы сказал приподнятое. Как же…Я всегда считал что главное предназначение офицера – готовиться к войне. И хотя с 22 июня кое-что я увидел и узнал, но все равно оставался 29-летним «дурачком», который не имел понятия что такое фронт, что такое бой.
Итак мы, пятеро, пытаемся узнать когда же будет поезд на запад. Сегодня 1 августа и до срока прибытия в штаб фронта осталось не так уж много времени. Мы, это старший (кажется тогда майор) Борис, я, Костя Смирнов, Лева Синицкий и Петя Уманский. Где-то в середине дня от дежурного по станции узнали что поезда не предвидится, но сейчас до Невинномысской должны отправляться два паровоза с двумя платформами. Если не боитесь ехать на открытой платформе, быстрее садитесь. Хватаем пожитки, прыгая через рельсы мчимся к платформам и занимаем места. Паровозы трогаются. Поехали!
Погода хорошая, тепло, до Невинномысской 100 с небольшим километров, за два часа доберемся вполне. На платформе кроме нас еще с десяток людей. Казачки в цветастых платках жмутся друг к другу, прячась от встречного ветра, пожилые казаки. Проехали уже разъезд Киан (так в тексте – Мент1971), в низине в голубой дымке видна станция Невиномысская и желтые на солнце обрывы правого берега реки Кубань. Вдруг машинист переднего паровоза дает три коротких гудка и мы резко останавливаемся. Что случилось? Но как только затихло пыхтение паровозов и стук вагонных колес как все стало ясно. Стал слышен в отдалении гул многих самолетов и взрывы бомб. Все, кто был на платформах, попрятались в канавах, а я бегу к переднему паровозу, где стоит машинист. Мы смотрим как Ю-87, построившись в круг, бомбят станцию. Взрывы, пламя, взлетающие вверх обломки… Машинист горестно вздыхает: «Опоздали!». Оказывается они должны были вывести со станции эшелоны с боеприпасами.
Когда самолеты улетели и все стихло паровозы осторожно спустились с подъема и въехали на станцию. Картина примерно такая, которую пришлось увидеть на Лозовой в 1941 году. Только горящих вагонов больше да редкие взрывы боеприпасов. Соскочив с платформы мы побежали к зданию вокзала, стремясь поскорее укрыться подальше от путей. Здание вокзала было с полностью выбитыми стеклами, на привокзальной площади лежало несколько убитых. До сих пор мысленно вижу мальчика лет двенадцати, лежащего ничком с прижавшейся к булыжнику щекой. Лицо спокойное, видимо умер мгновенно. Во всю спину зияет кровавая дыра, видны перебитые ребра. Вероятно бедняга убегал с площади когда в спину угодил крупный осколок.
К центру станицы мы добрались, когда уже вечерело, ехать дальше на ночь не было смысла, следовало позаботиться о ночлеге. Обстановка на улице была относительно спокойной, шли люди по своим делам, проезжали брички. В группках кое-где обсуждали военные новости, слухи. А вот в каких условиях мы ночевали помниться смутно. Помню только что это было двухэтажное здание старой постройки, окрашенное в белый и голубой цвета, с фигурными решетками на окнах первого этажа.
На другой день с утра обсуждаем как быть дальше. Обратили внимание что машин, двигающихся в нужном нам направлении, стало вроде бы больше. Вдруг вбегает Уманский и с порога кричит: «Немцы заняли Ставрополь! Их танки скоро будут здесь!» Это сообщение несколько ошарашило – на улице действительно шел уже сплошной плотный поток: люди, скот, машины… Стоило волноваться, ведь до Ставрополя всего около 60 километров. При отсутствии сопротивления для танков это всего два с лишним часа хода. К счастью, паника оказалась преждевременной. Ни в этот, ни в последующие несколько дней немцев в Невинномысской не было. Ставрополь они заняли, но продвинуться не смогли из-за упорного сопротивления наших войск. Не помню на каком транспорте, но в этот же день выехали в Майкоп.
Здесь я приведу выдержку из сохранившегося фронтового дневника:
«…широкие кубанские степи, сжигаемые горячим южным солнцем. По всем дорогам в различных направлениях (но больше на восток) мчались сотни машин, окутанные облаками пыли. На машинах сидели бойцы без оружия, разное барахло, иногда попадались орудия, цистерны. Все это являло картину панического бегства. Позже (а я пишу 8-го) я узнал что это шла на отдых 9-я армия из окружения. Никаких следов подвоза резервов и боеприпасов на фронт не было видно. Как и кто воюет с фрицами - не понимаю. Кстати, в первый день мы видели сотни новейших истребителей, которые по одному по два мчались так же на восток. В ст. Отрадной на р. Уруп мы остановились. Широкая долина вольно расстилалась в обе стороны и по ней виднелись большие станицы с зеленью густых садов. В ст. Отрадной случайно наскочили на начальника БТ Юго-Западного фронта. Он категорически отказался нас взять («сейчас не до вас») и предложил добираться до Прохладной, где поступить в распоряжение начальника рембазы. И мы отправились в обратный путь. Сначала на машине, на коленях (буквально) у какой-то девушки, затем на бензоцистерне. К ночи добрались до ст. Киан, где остановились на ночь…»
Здесь я прерываю на время цитировать дневник. Как видно из замечаний в скобках, записи делались 8 августа, а описывались события, происходившие 2-го. Экономя время, я некоторые детали тогда опускал. Попытаюсь восполнить опущенное, то, что сохранилось в памяти.
В самой станице Отрадной мы не были. Остановились наверху, в начале крутого спуска в долину, увидев тяжело поднимающийся в гору автомобиль М-1, явно военный, так как у него передний мост бы ведущий. При разговоре с начальником БТ на вопрос как найти в Майкопе штаб он ответил: «Я сам его ищу уже третий день». Когда остались одни спрятались от жары (а было очень жарко) в высокой кукурузе, росшей вдоль дороги. Когда слышался шум машины, идущей в нашем направлении, выбегали к дороге и начинали голосовать. Однако к нашему удивлению машины только увеличивали скорость. Потом сообразили, конечно, нас принимали или за диверсантов или за бандитов. Стали выходить к дороге по одному, по очереди. И становились так чтобы было не видно кобуру с оружием. Машина, которая нас взяла, принадлежала военторгу. Но вскоре она свернула в сторону. Снова голосуем. На этот раз остановился бензовоз. За рулем солдат. Четверо кое-как устроились на подножках, а я сел верхом на цистерну, обняв руками заливную горловину.
Из дороги запомнились два случая. Когда проезжали через какую-то станицу чуть не у каждого двора стояли празднично одетые казачки и молча смотрели на проходящие машины. Уже при выезде из станицы вдруг увидел (сидел выше других и было лучше видно) идущие к станице немецкие танки. Они спускались с возвышенности слева от дороги, двигаясь в шеренге. Помниться насчитал три танка. Сразу подумал: не их ли собрались встречать празднично одетые казачки? Пока все было тихо и сколько я не оглядывался не видел танков и не слышал выстрелов. Может померещилось, а может это были наши танки, не знаю.
После выезда из станицы стали свидетелями необычного воздушного боя. Необычного, потому что был поединок между нашим тихоходным У-2 и истребителем ФВ-190. И закончился он победой У-2! У-2 шел на бреющем полете, почти задевая колесами землю, а истребитель пикировал сверху и стрелял. Когда истребитель разворачивался для повторной атаки У-2 скрылся в глубоком овраге. «Фоккер» нырнул следом, раздался взрыв и все. Тарахтя мотором у-2 взлетел над оврагом и полетел дальше. «Фоккер» не сумел сманеврировать и врезался в землю.
На станции пылали стога сена, подожженные «юнкерсами» и красные блики ложились на машины, расставленные в густой спелой пшенице. Мы с Костей набрали пшеницы и устроились спать, положив головы на колеса бензозаправщика. Настроение было скверное. Переживали что фриц разбомбил ряд станций. И действительно черная лента составов в затылок друг другу стояла на путях насколько было видно. Утром мы были в разбитой вчера Курсавке. Та же картина! Воронки (в одной повис боком четырехосный вагон), выбитые стекла, скрученные рельсы, трупы и мертвая тишина.
Суворовская.
Состав стоит, так как дальше Минводы поездов не принимают. Мы сидим в полуразбитом мягком вагоне. Разбитые двери, рамы, стекла загромоздили проход, щепки засыпали мягкие диваны. Обитатели вагона видимо бросили его спешно, так как под диванами находим полные чемоданы, лежат дамские туфли. Сметаю щепки и ложусь спать, хотя каждую минуту могут налететь «юнкерсы». Пусть летят, авось не убьет! В это время по дороге справа и слева продолжает двигаться поток машин…»
Дополняю дневниковые записи подробностями, думаю интересными и сегодня. Недалеко от станции, на склоне находился совхоз «Темпельгоф», занимавшийся виноделием. Судя по названию это могла быть немецкая колония. Может поэтому я не помню больших разрушений на станции? Помню другое. Я вышел к дороге, тянувшейся рядом с ж/д полотном, рассчитывая на попутную машину. Было жарко, хотелось пить. Вижу идет солдат, под мышкой здоровенный гусь а в руке полный котелок. Прошу: «Друг, разреши пару глотков, в горле совсем пересохло». Солдат протянул котелок и ухмыляется. Я с жадностью припал губами к котелку и тут же поперхнулся и почувствовал запах и вкус вина. А солдат, продолжая ухмыляться, говорит: «А там за путями вина сколько угодно, бери хоть ведро». И рассказал что на погрузочной платформе стоит огромное количество бочек вина, есть и клетки с гусями. Там полно солдат, вскрывают бочки и пьют. Некоторые бочки простреливают и пьют прямо через отверстие, пробитое пулей. А один даже утонул в огромной бочке, которая была вскрыта. Эта история наверное так врезалась в память, потому что в последующей жизни приходилось не раз ее вспоминать.
Цитирую дневник: «…К половине дня с трудом добираюсь до Минвод. Добираемся не вместе, а вразброд. В Минводах такая же паника, как и везде. Все бегут. Пути на станции разбиты, валяется оборванный провод электрички. Ищем своих и находим в каком-то дворике, из которого все убежали. Здесь устраиваем длительный отдых. Использовав брошенные дрова, варим обед, бреемся. Вдруг замечаем «юнкерсы», 10 машин не торопясь, на большой высоте идут в сторону Георгиевска. Зенитки делают несколько залпов но безуспешно и вскоре слышны глухие взрывы бомб…».
Описание событий, происходивших в Пятигорске в течении нахождения там нашей группы в дневнике отсутствуют, по видимому утерян листок из блокнота. Однако попытаюсь вспомнить. Некоторые эпизоды в памяти хорошо сохранились. В училище добрались к исходу 3 августа. Борис, как старший, доложил начальнику училища о нашем прибытии и о полученном от начальника БТ фронта указании следовать в Прохладный на рембазу. Начальник училища тут же дал добро. Оказывается, спешно формируется курсантский отряд и завтра, т.е. 4 августа отряд уходит занимать оборону под Георгиевск. С отрядом идет и он.
Отряд ушел, а мы искали способы как добраться. Поезд явно отпадал, оставался автотранспорт. Полным ходом шла эвакуация раненных и больных. Город был заполнен беженцами, шли отходящие войска. Оставшиеся в училище офицеры и курсанты несли гарнизонную службу. На всех въездах в город были организованы круглосуточные КПП проверявшие всех прибывающих и убывающих. Особенно ответственной была служба КПП с запада, откуда в город входили отступающие подразделения и отдельные бойцы вместе с беженцами. Составу КПП было приказано у всех одиночек отбирать оружие, патроны, гранаты, так как после ухода курсантского отряда в училище оружия почти не было. Позднее я услышал рассказ о происшествии на выезде из Минвод. Начальником КПП был воентехник Гава. Появилась машина с вооруженными солдатами. В ответ на сигнал остановиться вдруг послышалась команда на немецком языке, солдаты в кузове открыли огонь, машина развернулась и не прекращая огня ушла. Вслед стрелял ручной пулемет КПП. В перестрелке Гава был убит.
Когда это случилось восстановить не удалось. Из дневника видно что 8 августа наша группа была уже в Прохладной, куда прибыла вероятно 7-го. Боя в самом Пятигорске шли в первой половине дня 9-го и немцы заняли город к исходу дня.
Думается надо сказать несколько слов о курсантском отряде ПТУ. 8-го он вел бой в районе Георгиевска, это километров 60 от Прохладной в сторону Минвод и Пятигорска. Затем, избегая окружения 16 августа вышел к Прохладной, занял оборону и держался до 26 августа. Офицеры и курсанты сводного полка ПТУ (так он стал называться) стояли насмерть, не давая гитлеровцам занять станцию и станицу. Очень многие остались там навеки. В конце 70-х судьба подарила мне возможность постоять со склоненной головой над их братской могилой с прекрасным памятником.
А в описываемое время в Пятигорске я случайно встретился с батальонным комиссаром Климовым, замполитом курсантского батальона, общим любимцем. Имя и отчество к сожалению не вспомнил. У него было ранение в руку. В разговоре он предложил «взять шефство» над майором Бойко, тоже одним из преподавателей. У него была язва желудка и эвакуироваться он мог только лежа. Для него была выделена машина и вот мы ползем в потоке машин и людей в сторону Нальчика. Помнится, устроили из брезента подобие гамака над госпитальной койкой. В машине кроме майора его жена, медсестра и кажется еще кто-то. Машина грузовая, поэтому водитель старается вести ее осторожнее, чтобы не трясло. Доехали в общем благополучно, если не считать нескольких инцидентов, когда мне приходилось даже вытаскивать из кобуры пистолет. Дело в том, что мы двигались в сплошной толпе. Люди шли по обочинам, а кое-где и по дороге. Помню, сразу обратил внимание, что среди них, особенно вблизи Пятигорска, много раненных. Бинты, костыли. Как сейчас помню моряка без обеих ног. На какой-то самодельной тележке он передвигался, опираясь руками о землю. Стоило нашей машине остановиться, как к ней сразу бросались желающие ехать, ведь со стороны кузов казался полупустым. Я слева, а кто-то из нашей группы справа не давали сесть посторонним. Остановились и выгрузились в саду рядом с железной дорогой недалеко от Нальчика. Там, в тени, образовался своеобразный лагерь. В основном семьи наших офицеров. Говорили что подадут состав с санитарными вагонами. Но что было дальше, какова судьба Бойко, как ни пытаюсь вспомнить не могу. Смутно помниться что он умер в госпитале. А вот где?
А мы, согласно дневнику, оказались в переполненном пригородном вагоне поезда, следовавшего в Прохладный. Садились видимо ночью, так как днем поезда не ходили из-за бомбежек. И смысл фразы из дневника: «Вот так рождаются панические слухи…», - хорошо помню. Один мужик, мне показалось – еврей, авторитетно рассказывал что происходило в Невинномысской 2 августа. Одни небылицы! Я ведь 2-го там действительно был. Не выдержав вмешался в разговор. Слово дневнику:
«… Вот как рождаются панические слухи. Какой-то дурак наболтает и слух уже пополз и люди срываются с места и бегут, создавая панику.
Подъезжаем к Прохладной. Во-первых, глаз ищет следу бомбежки. Нет. Значит сегодня-завтра будут. На погрузочной площадке грузится эшелон. Кто-то смеется: «Не рембаза ли?» После оказалось что действительно это была она. Долго сидим на вокзале. Суницкий и Борис ушли договариваться с начальством рембазы. Она здесь и эвакуируется. Втроем с Костей и Петькой тщетно ищем садик где можно было бы отдохнуть, все-таки под бомбежку попадать нет желания. Поиски тщетны. Станица большая, страшно пыльная и ничто не радует взор.
Приходят Суницкий и Борис (оказывается это фамилия с ударением на первый слог – Опер). И вот мы сидим и смотрим как идет погрузка машин. Обещают нас использовать. Ну что ж, давайте. Но пока настроение неважное. Сижу и сочиняю песенку на мотив «Морского ястреба». Косте нравится и песенка пришпилена скрепкой в конце этой книги…»
К сожалению листок с текстом не сохранился. В блокноте, на последнем листке есть только заключительный куплет:
А здесь, на паршивой рембазе
Проходят унылые дни
И кто-же мне, кто-же расскажет
Когда прекратятся они…
Под куплетом написано: это сочинялось и записывалось на погрузочной площадке ст. Прохладной совместно с Костей Смирновым.
08.08.1942. Утром вызвали к комиссару базы. Интересно зачем? Оказывается предлагает ехать в Кировобад своим ходом (туда едет рембаза). По пути поручение в ЗакВО. Ладно, это подходит. Почему бы не прокатиться на машине по военно-грузинской дороге? Такой случай не скоро представится. И вот через несколько часов я уже мчусь на ЗиС-5 в г. Орджоникидзе. Со мной три семьи: комиссара, шофера и нач. транспорта. База оказывается харьковская и я скоро становлюсь своим человеком. К вечеру проезжаем Орджоникидзе и ночуем. Впереди шумит река и начинаются горы. Остановились завтракать на военно-грузинской дороге. Позади остался Орджоникидзе и день томительного пути по пыльной дороге и жаре. А здесь очень красиво. Вот уже 2 часа как машина петляет по прижавшемуся к скалам шоссе. Вокруг стоят могучие горы. На почти вертикальных обрывах спичками кажутся сосны. Как они растут прямо удивительно? Внизу ревет и бушует горный поток. Сижу на камне и пишу, а у моих ног настоящий ад: вода с ревом набрасывается на камни и, разлетаясь брызгами, пенится и несется вниз.
Селение Казбеги. Во всей своей красе перед нами высится Казбек. Его красноватые обрывы увенчаны сверху девственно чистым снегом. Белизну снега оттеняет зелень внизу. Гора величественна и красива. Наш спутник, Терек, по прежнему шумит. Сплю часа два как труп (плохо спал ночью). Умываюсь ледяной водой из ручейка и оглядываюсь. Жарко! В селении за рекой стоят старинные башни и красивой архитектуры церковка.
10.08.42. селение Квешети. После взятия Крестового перевала останавливаемся и ночуем. Тихая теплая ночь. Все спят, только река Арагви, в которой я чудесно помылся вечером, шумит по камням. Здесь вообще вся жизнь сопровождается шумом воды: сотни ручейков и речушек низвергаются с обрывов и наполняют долины вечным шумом. Селения живут тихой, я бы сказал патриархальной жизнью. Война от них очень далеко, так как сведения узнаются только от случайных проезжих. У нас позади десятки километров…»
Снова утерянные листки: очень досадно. Следующая запись сделана 28 августа, уже в Баку. За 18 дней конечно произошло многое. Все же попытаюсь хотя бы схематично описать события этих дней.
Последние километры перед вершиной перевала. Впереди слышно журчание многих ручьев. Открывается поразительная картина. Справа высокий скальный склон, причем разных цветов: белые, розовые, даже помниться, голубоватые скалы. Весь склон покрыт сбегающей вниз водой. Конечно остановились и попробовали воду на вкус. Горько-соленая. Кто-то заметил слева под небольшим обрывом ручей. Вытекал он из скалы через отверстие в квадратной гранитной плите. На некотором расстоянии от плиты дно ручья было красного цвета, что говорило о наличии железа. В граните плиты была вырублена короткая надпись на грузинском языке. Висел обрывок цепочки, видимо для кружки. Когда попробовали оказалось это источник вкусной минеральной воды. На вершине перевала дорога круто свернула влево и начался спуск. На перевале оказался КПП. Офицер, проверявший документы, предупредил: «На перевал поднимаются войска, стоят регулировщики. Выполнять их распоряжения не рассуждая». Поехали на тормозах с включенной пониженной передачей, от регулировщика к регулировщику. И надо же было так случиться, что войска встретили на самом опасном участке спуска – 17 километре! Спуск очень крутой, дорога прижата к скалам и делает двойной зигзаг в виде латинской буквы S с минимальными радиусами. По требовательному сигналу регулировщика с рацией останавливаем машину на самом краю обрыва. Так, что передняя часть капота нависает над ним. Мне видны только движущиеся войска и глубокая широкая долина справа с заросшими лесом крутыми обрывами. Далеко внизу, в голубоватой дымке виднеются осетинские селения-аулы. Виденные в Казбеги массивные башни кажутся маленькими безобидными коробочками. А войска все идут. Новенькое обмундирование, загорелые молодые лица, винтовки, автоматы. Идет пехота, артиллерия, «катюши» закрытые брезентовыми чехлами. Я их видел впервые, только слышал о применении этого тогда совершенно секретного оружия в 1941 году в боях под Оршей (батарея капитана Флерова). Наконец регулировщик дал сигнал и мы продолжили спуск, дальше более простой до селения Квешети. Кстати, на дорожной карте в атласе автомобильных дорог издания 1969 года его нет. Есть Пасанаури. Судя по тому, что оно показано на берегу Арагви в конце спуска с перевала, это одно и то же.
Продолжение следует ....
Оценил 1 человек
1 кармы