Рапорт о настоящем человеке

Непричесанный рассказ летчика Алексея Маресьева, будущего героя знаменитой повести Бориса Полевого. Алексею Петровичу 20 мая исполнилось бы 100 лет. Публикуется впервые.

Бой. "И меня выбросило из самолета..."

Подбили меня 4 апреля 42 г. Пробили мне мотор. А я был над их территорией. Высота была метров 800. Я немного оттянул самолет на свою территорию, километров за 12, но там были леса и болота, и сесть было негде. Я и пошел садиться на лес, а там лес редкий и высокий, и на лес садиться было очень трудно. Я прикрылся рукой, чтобы не удариться, может быть, думаю, жив останусь, так, чтобы глаза не выбило. Положил голову на руки, и здесь слева я увидел площадку. И здесь я сделал большую глупость. Я выпустил шасси, так как мне показалось, что там - площадка, но когда я стал разворачиваться, то мотор остановился, и машина пошла книзу. Я только успел выровнять ее из крена, как лыжами самолет задел за макушку дерева, и получился полный скоростной капот, т.е. самолет перевернулся кверху колесами. Я был привязан ремнями, но их оторвало, и меня выбросило из самолета. Так что я упал метров с 30, хотя точно не знаю. По-видимому, получилось так, что я упал на снег, а потом я покатился по дороге и ударился виском, и минут 40 я лежал без памяти. Потом, когда я очнулся, я чувствую что-то на виске, приложил руку - кровь, и висит лоскуток кожи. Я его хотел сначала оторвать, а потом чувствую, что кожа толстая и обратно ее приложил к пораненному месту. Кровь там запеклась, и все потом заросло.

От самолета осталась только одна кабина и хвост - все разлетелось в разные стороны. Я, вероятно, сильно ударился, так как вскоре у меня начались галлюцинации. Я очень хотел испортить мотор, вынимаю пистолет и начинаю стрелять по мотору. И мне кажется, что я не попадаю, я выстрелил одну обойму в пистолете, затем другую. Потом посмотрел опять в лес, и я вижу, что там стоят самолеты, стоят люди, я кричу, чтобы мне помогли, но потом смотрю - ничего нет. Посмотришь в другую сторону, опять то же самое, и потом снова все исчезает.

Я так и блудил. Шел, ложился, потом снова шел. Спал до утра в снегу. Один раз мне показалось совершенно ясно, что стоит дом, из дома выходит старик и говорит, что у нас здесь дом отдыха. Я говорю: "Помогите мне добраться". А он все дальше и дальше уходит. Тогда я подхожу сам, но ничего не вижу. Потом пошел в другую просеку, смотрю - стоит колодец, девушка гуляет с парнем, а то кажется, что девушка с ведрами идет. "Что несете?" - "Воду". Но воды мне не дала.

Я упал 12 километров от линии фронта, но никак не мог сообразить, где я, мне все время казалось, что я у себя на аэродроме или где-то близко. Смотрю, идет техник, который меня обслуживал, начинаю говорить ему: "Помоги выйти". Но никто ничего для меня не делает. И такая история со мной продолжалась суток 10-11, когда галлюцинация у меня прошла.

Спасение. "Подходите! Свой, летчик!"

Раз я просыпаюсь утром и думаю, что мне нужно делать? Я уже был совершенно в здравом уме. Очень сильно я отощал, так как ничего все время не ел. И компаса у меня нет. Я решил идти на восток, уже по солнцу. Вижу и самолеты, которые летят к нам. Думаю, наткнусь, в конце концов, на какое-нибудь село, а потом меня доставят. Но я очень сильно отощал и идти не мог. Шел я так: выбрал себе толстую палку, поставишь ее и подтягиваешь к ней ноги, так и переставляешь их. Так я мог пройти максимум полтора километра в сутки. А потом трое суток опять лежал и спал. И сны такие снятся, что кто-то зовет: "Леша, Леша, вставай, там тебе припасена хорошая кровать, иди туда спать..."

Так я провел 18 суток без единой крошки во рту. Съел я за это время горсть муравьев и пол-ящерицы. Причем я отморозил ноги. Я летел в кожанке и в унтах. Пока я ходил с места на место, в них попала вода, так как кругом уже таяло, а ночью было холодно, мороз и ветер, а в унтах вода, и я, таким образом, отморозил себе ноги. Но я не догадался, что ноги у меня отморожены, я думал, что не могу идти от голода.

Потом на 18е сутки 27 апреля часов в 7 вечера я лег под дерево и лежу. В это время слышу сильный треск. Я уже понимал, что в лесу здесь людей не было, и я решил, что идет какой-нибудь зверь, учуял жертву и идет. У меня осталось два патрона в пистолете. Я поднимаю пистолет, поворачиваю голову, смотрю - человек. У меня здесь мелькнула мысль, что от него зависит спасение моей жизни. Я ему стал махать пистолетом, но так как я оброс и стал очень худым, то он, наверное, подумал, что это - немец. Тогда я бросил пистолет и говорю: "Идите, свои". Он подошел ко мне: "Ты чего лежишь?". Я говорю, что я подбит, летчик: "Есть ли здесь немцы?". Он говорит, что здесь немцев нет, так как это место в 12 км от линии фронта. Он говорит: "Пойдем со мной". Я говорю, что не могу идти. - "Но я тебя не стащу с этого места. Тогда ты не уходи с этого места, я попрошу председателя колхоза, чтобы он прислал лошадь".

Часа через полтора слышу шум. Пришло человек восемь ребятишек 14-15 лет. Слышу, шумят, а не знаю, с какой стороны. Потом они стали кричать: "Здесь кто-нибудь есть?" Я крикнул. Тогда они подошли на расстояние метров 50. Тут я их уже увидел, и они меня увидели. Остановились. "Ну, кто пойдет?" - Никто не идет, боятся все. Потом один парнишка говорит: "Я пойду, только вы смотрите, если в случае чего, вы сразу бежите за народом, в деревню".

Не доходит до меня метров 10. А я худой, оброс, вид был страшный. Он подошел поближе. Я реглан расстегнул, петлицы видно. Он подошел еще поближе и кричит: "Подходите! Свой, летчик!". Те подошли, смотрят. Спрашивают: "Почему ты такой худой?" Я говорю, что не кушал 18 суток. И тут они сразу: "Ванька, беги за хлебом! Гришка, за молоком!". И все побежали, кто куда.

Як-7 - один из самолетов, на которых Маресьеву было разрешено летать после возвращения в строй. Фото: РИА Новости

Потом приехал еще старик. Они положили меня на сани. Я положил старику голову на колени, и мы поехали. Оказывается, тот человек, который первый меня нашел, шел в обход, так как там было все заминировано.

Потом чувствую, что меня мальчик толкает:

- Дядя, а дядя, посмотри!

Я смотрю, подъезжаем к селу, поперек улицы что-то черное. Я говорю:

- Что это такое?

- А это весь народ вышел вас встречать.

И действительно, целая колонна стоит, а как въехали в село, получилась целая процессия. Старик остановился у своей хаты. Тут люди меня нарасхват. Одна говорит, давай его ко мне, у меня молочко есть, другая говорит, у меня есть яички, третья говорит - у меня тоже корова есть. Слышу шум. Тут старик говорит:

- Я за ним ездил и никому его не отдам. Жена, неси одеяло, отнесем его в избу.

Внесли в избу, начали тут с меня снимать одежду. Унты сняли, а брюки пришлось разрезать, так как ноги распухли.

Потом смотрю, опять народ идет: кто несет молоко, кто яички, третий еще что-то. Начались советы. Один говорит, что его нельзя много кормить, вот, один инженер из Ленинграда сразу очень много покушал и умер, другой говорит, что нужно только молоком поить. Положили на кровать, дают мне молока и белого хлеба. Я выпил полстакана молока, больше не хочу, чувствую, что сыт. Они говорят: "Кушай, кушай". А я не хотел больше. Но потом постепенно я стал есть.

Нашелся у них в селе какой-то лекарь, вроде фельдшера. Он посоветовал хозяевам вытопить баню и помыть меня. Все это они сделали. Вообще очень хорошие люди оказались. Жалею, что не могу поддерживать с ними связь.

Встреча. "Лешка, неужели это ты?!"

Двое суток я там пробыл. Они сообщили в одну воинскую часть, и оттуда на следующий день приехал капитан. Он проверил документы и забрал меня к себе в часть. Мне сделали там согревающий компресс на ноги. Ноги были белые-белые, как стена. Я удивился и спросил, почему они такие белые. Мне сказали, что это отек от голода. Я спросил, не отморожены ли они? "Нет, нет, - говорят, - ничего". Но ходить я совершенно не мог.

Когда меня привезли в эту часть, а это был какой-то обозный отряд, туда пришел врач, и я до сих пор не могу понять, зачем он это сделал, и нужно ли было это делать, но он мне прописал выпить стакан водки и дали мне закусить только черным сухарем. Сначала, после того как я выпил, все было ничего, а потом часов с двух ночи меня стало разбирать, и я начал, как говорится, "шухерить". Там сидела около меня одна девушка, потом был капитан, так со мною не знаю, что делалось. Я ударил эту девушку, опрокинул стол, который стоял около меня, стал кричать: "Немцам не победить!". Потом меня уложили. Только успокоили, а через десять минут я опять начал кричать: "Заверните мне правую ногу, а то ее немцы возьмут!". Этот капитан рассказывал, что я кричал: "Умираю, дышать нечем!". Он испугался и пошел за врачом. Тот пришел и сделал мне укол в полость живота. Потом он спрашивает меня: "Ну, как, хуже или лучше стало?". Я отвечаю: "Не хуже и не лучше". - "Ну, хорошо, что не хуже, а лучшего ждать нечего".

Потом меня сразу же отвезли в передвижной госпиталь и там стали лечить нормально. Сделали переливание крови, и я стал чувствовать себя немножко лучше. Стали делать согревающие марганцевые ванны. В первый день, когда меня привезли, мне говорят: "Садись на табуретку". Я, как только сел, чувствую, что не хватает воздуха. Они говорят опять: "Садись". Я говорю, что не могу. Они меня все же посадили на табуретку, а я с нее упал. Потом пришел врач, меня положили на стол и влили 400 грамм крови. Потом я говорю: "Я теперь сам могу вставать". Но меня переложили опять на кровать.

Пролечился я там дней 7-8, до 30 апреля. Говорят, что мы тебя отправим в тыл, в Свердловск. Но для этого нужно было попасть на Валдай, а оттуда ходили санитарные поезда. 30 апреля меня отправили на машине в Валдай. Туда я приехал часиков в шесть вечера. Только меня положили, минут 15 я пролежал, дали покушать рисовой каши. Начал я кушать, вдруг дверь открывается, входит человек и начинает кого-то искать глазами, смотрит по всем кроватям. Потом мы с ним встретились взглядом. Смотрю - командир эскадрильи, с которым я летал, сейчас Герой Советского Союза, Дехтяренко.

- Лешка, неужели это ты?!..

Оказывается, он меня искал, так как из передвижного госпиталя сообщили в часть, что я там нахожусь, и он на другой день бросился меня искать... А я прямо заплакал, просто зарыдал, такая была встреча!

Он меня спрашивает: "Чего ты лежишь? Ты, может быть, есть хочешь, я тебе две плитки шоколада привез". Я ему говорю: "Я не могу, Андрей, я 18 дней ничего не кушал, я очень слаб". А он, оказывается, приехал за мной и хочет меня забрать. И мы были с ним очень хорошие приятели, один без другого жить не могли. Но врач меня не отпускает, говорит, что меня отправят в глубокий тыл. Дехтяренко стал нервничать: "Это мой летчик, я его заберу. Мы сами знаем, куда его направить для лечения!".

А он искал меня долго и все время - на самолете. Сначала полетел туда, откуда сообщили обо мне. А там меня уже не было. А ведь это не просто - прилетел и сел, как на аэродром, а площадка бывает километра за 3-4. Потом пришлось сюда лететь. А вылетел он в 7 утра, а дело было уже к вечеру. И он, в конце концов, меня забрал с горем пополам, посадил на самолет. Хотя мне и сделали вливание крови, но чувствовал я себя плохо. И только меня сажают в самолет, я теряю сознание. Он говорит: "Я тебя везу, а ты, наверное, умрешь". Я говорю: "Давай, жми! Живого или мертвого, уж взялся, так вези!". Он посадил меня в кабину, привязал кое-как, и полетели мы в ту часть, где я воевал. Там все уже собрались, все было подготовлено для посадки. Правда, я не могу всего рассказать, так как я был в тяжелом состоянии, и на следующий день меня на санитарном самолете отправили в Москву.

Операция. "На моих глазах отрезал ноги этими ножницами"

После уже врач мне рассказывала, что лечащий врач приходит и говорит, что он, т.е. я, наверное, жить не будет. Она пошла в кабинет и еще подумала, составлять ли историю болезни или не нужно. Решила подождать до прихода профессора Теребинского. Когда он пришел, он тоже не питал надежд на то, что я буду жить. Меня положили в отдельную палату, стали наблюдать, как я себя чувствую. Палата была проходной, я жаловался на шум. Тогда меня положили одного в палату, стали делать мне уколы для поддержания сердечной деятельности. Я не спал долго, мне стали делать уколы морфия. Я стал часика по четыре тогда спать. Все время спрашивали меня, как себя чувствую? Я говорю, что лучше. И здесь меня стали лечить основательно.

Необходимо было мне отрезать ноги. Они стали сами отходить: лежишь в кровати, потащишь, а суставы и расходятся.

Однажды пришел профессор, принесли меня в операционную, он взял стерильные ножницы и просто на моих глазах отрезал ноги этими ножницами. В некоторых местах, где были еще немного живые ткани, было больно, но вообще больно не было. Я спрашиваю: "Товарищ профессор, это вся операция?".

И так как я боялся операции, то он сказал, что немного подзаделаем и все. Но стали меня готовить ко второй операции. У меня получилось нагноение, и нужно было, чтобы оно прошло. 22 июля сделали вторую операцию.

Кадр из фильма "Повесть о настоящем человеке"

Выписка. "В клубе я буду танцевать"

Вылечили меня, сняли мерку на протезы. 23 августа 42 г. мне принесли протезы, я начал ходить. Учился, дня 3 походил с костылями, потом только с одной палочкой дней пять походил.

Нужно сказать, что однажды мне сестра приносит журнал и говорит: "Леша, смотри, здесь есть статья об одном английском летчике, который, не имея обеих ног, продолжает летать".

Меня эта статья очень заинтересовала, и я попросил сестру вырвать для меня эти два листочка из журнала. Здесь у меня появилась какая-то уверенность, что и я могу летать.

После госпиталя я поехал в дом отдыха летного состава на месяц. Там я отдохнул, и началась у меня битва за летную жизнь.

В доме отдыха я разговаривал на эту тему с врачом, но он мне ничего не сказал, вроде, мол, человек шутит и все. Потом туда приехала выездная экспертная комиссия ВВСК[А] под председательством бригврача Миролюбова. Я решил туда обратиться к нему, так как это была комиссия, которую я должен был проходить. И наш врач мне тоже посоветовал поговорить с ними. Прихожу туда, а хожу уже без палочки. Причем я уже научился танцевать. Я носил брюки на выпуск, тогда был в пижаме. Прихожу и говорю: "Доктор, я у вас, наверно, комиссию не буду проходить, но я бы хотел поговорить с вами. Я хочу летать".

Он на меня смотрит:

- Если вы летчик, то будете летать.

- Мне придется прямо вернуться в госпиталь, и я хочу заранее с вами поговорить.

- А что у вас такое?

- Я на искусственных ногах.

- Да что вы говорите?!

Я прошелся. Он говорит:

- Вы шутите. В самом деле?

Здесь мой врач стал уже улыбаться и говорит, что это действительно так.

- И летать хотите?

- Да.

- А ну, еще раз пройдите.

Я прошел. Потом я говорю:

- Если вы интересуетесь, как я владею протезами, то приходите в клуб, я там буду танцевать.

Иду вечером в клуб, смотрю, в клуб приходит вся комиссия. Я приглашаю девушку, иду танцевать. После танцев подхожу к своему доктору. Он говорит, что навряд ли комиссия заметила. Тогда я опять танцую. Они здесь уже меня увидели. Говорят: "Считайте, все наши голоса за вами. Приедете в госпиталь, хирург посмотрит, скажет свое веское слово, если все будет ничего, то пройдете"...

Июль 1943 года    

https://rg.ru/2016/05/19/rg-vp...   

Полностью материал опубликован в июньском номере журнала "Родина" за 2016 год.