Штурмовая группа во время боевых действий предназначена для внезапного нападения и захвата боевых позиций врага. Чтобы штурм был успешным, штурмовики должны быть оснащены и подготовлены лучше, чем враг. Либо иметь значительное численное преимущество, ведь во время штурма атакующая сторона, как правило, понесет немалые потери. Численное преимущество обычно использовали советские командиры во время Великой Отечественной войны. Тогда штурмовые части формировали из штрафбатов, и человеческих ресурсов не жалели. Во время украинско-российской войны 2014 г. штурмовиками становились преимущественно добровольцы, сознательные, мотивированные патриоты.
Штурмовик должен быть физически подготовленным, выносливым и психологически стойким. Может ли женщина быть штурмовиком? Вообще-то даже словосочетание "женщина-штурмовик" нелогично. Но если речь идет об освобождении от захватчика родной земли и у женщины просто нет другого выхода, чем идти на штурм, — может.
Знакомьтесь: Андриана Сусак, позывной "Малыш". Она — штурмовик батальона "Айдар". Прошла ключевые операции на Луганском направлении. В прошлом — переводчик известной фармацевтической компании.
Мы встретились в маленьком, уютном кафе... Полтора часа. Время лимитировано — пока спит маленький Макарчик. Американо и пирожные в виде розочек... Боже, какая же она маленькая, просто девочка — понятно, почему "Малыш". Я не представляю, как она носила на себе
25 кг боевой амуниции. Мой мирный мир в который раз переворачивается. И я расспрашиваю ее о войне и о том, как она попала в "Айдар". Она рассказывает со всеми подробностями. Сначала о Майдане, о национальном осознании, а потом о том, как с майдановскими побратимами поехала на Донбасс.
***
— Восьмого мая приходит ко мне покойный Дима Груша и спрашивает: "У тебя есть паспорт?" — "Есть". — "Едем". — "Куда?" — "Увидишь. На пять дней". — "Хорошо".
А это как раз 9–10 мая, выходные. Я думала, позвоню на работу, возьму отгулы еще на три дня — и поеду. У меня на фирме руководители знали, что я на Майдане. Поддерживали. В тот же день ко мне пришли ребята: "Выезжаем вечером". — "А что брать с собой?" — "Рассчитывай на пять дней".
Взяла с собой кеды, майку, свитер теплый, рюкзак. Нам еще выдали карематы, рюкзаки, спальные мешки, термочашку и котелок. Сказали, что едем охранять Луганское СБУ. Которого мы так и не увидели…
…Сознание украинцев в то время перевернулось: сафари на Майдане, Небесная сотня, сданный Крым… Восточные области трясла лихорадка сепаратизма. Но в возможность настоящей войны с Россией верить не хотелось.
Я, помню, не понимала, почему мы проезжаем Харьков с брониками на окнах. И нас сопровождала милиция. То есть едем мы, украинцы, просто автобусом по нашей территории и должны бояться, что в нас могут стрелять. Думалось тогда, что сейчас приедем, быстро все сделаем. Потом Крым вернем, тоже быстро. Он же незаконно аннексирован. И никакой войны не будет. Все это максимум до сентября…
…Приехали в село Нянчино. Это возле российской границы. Нас уже ждали. Недалеко стояли ВСУ. Через три-четыре дня в три утра привезли оружие. Выдали под запись в тетради в клеточку. Потом поехали в Половинкино. Там была основная база.
***
Сначала Андриану прикомандировали в штаб. По ходу дела она училась работать с документацией. Но с документами добровольцев оказалось не все так просто.
***
— К тому времени собралось приблизительно 250 добровольцев, без вопросов оформили 130 человек. Остальные были проблемные: дети, которых должны были призывать в армию на срочную службу; старшие люди, которые не подходили для мобилизации по возрасту, и лица, имевшие когда-то проблемы с законом.
25 мая у наших ребят была первая боевая операция. С ранеными. В день выборов наши взяли пленных с российским оружием. Оказалось, что они из Крыма, а за главного у них был священник. После этой операции я поняла, что пока ребята там воюют, с документами не буду сидеть. Выйти на первую свою операцию я выпросила приказ у комбата Сергея Петровича Мельничука. Надела балаклаву и пошла. Просто пошла в город Счастье — освобождать город Счастья. Это была моя первая боевая операция.
Сначала все воспринималось как эйфория — ты отвоевываешь у врага свою территорию. Но это было только начало. Вторая боевая операция — у нас трое двухсотых. Один из них был убит за два метра от меня. Я позвонила своим родителям и попросила у них прощения. Рассказала им басню, что прошла курс медицины на Майдане и мобилизовалась как медсестра. Они позвонили по телефону в военкомат, чтобы подняли мою учетную карточку. А там развели руками: "Какая карточка? Какая мобилизация?" Но позже меня таки мобилизовали — как делопроизводителя штаба. Слава Богу, у меня высшее образование.
До сентября, до минских соглашений, рассказывала родителям, что я в штабе. Однажды даже вышла в эфир через Скайп, чтобы они увидели меня в кабинете с чашкой кофе. Но родители есть родители, они подозревали, что вру, — все время были проблемы со связью.
Потом приехала в отпуск. Родители все поняли. Я молчала, а они поняли. Извинилась и уехала. Им тяжело. Они до сих пор не смотрят видео с войны, мои боевые фотографии. Выходят, когда приезжают мои побратимы, и мы просто разговариваем. Им очень трудно…
***
Андриана хочет рассказать все — подробно, с именами, позывными, эмоциями и мыслями. Я понимаю: для нее это важно, чтобы кто-то выслушал. Кто-то, кто не был на той войне. Чтобы запомнил, запечатлел в памяти и передал другим. Слушаю, запечатлеваю…
***
— Андриана, когда вспоминаете войну, какие картины всплывают в памяти?
—Каждый раз по-разному. Подсолнухи, персики… Глаза бойца, умершего на руках. КамАЗ, нагруженный оторванными руками и ногами, — около сорока пяти трупов. После минских соглашений. Конечности нужно было сложить, чтобы хотя бы ноги сходились по размеру… Враги... Когда не видишь врага, легче. А когда видишь его глаза и понимаешь, что делаешь, то… разные моменты бывают. Чувств так много…
Единственное, чего хочу, — начать записывать. Просто для себя, чтобы потом рассказать правду внукам. Потому что уже сейчас путаюсь в датах, позывных. Но я точно знаю, кто когда погиб. Какого числа кого поминать. Вчера как раз думала, что кто-то празднует и желает долголетия, а мы с побратимами пьем за упокой.
— Много погибло?
—В "Айдаре" — одни из самых крупных потерь. За три месяца
2014-го я потеряла свыше сотни друзей. Когда ехала домой, считала имена, позывные тех, кого потеряла. До Харькова досчитала до 70 — дальше не смогла, начала путаться в позывных, сбивалась, кого уже вспомнила, кого нет… Металлист — один в плену, трое во время боевой операции, Лутугино — 12 человек… Вчера была картинка — Дима. В Хрящеватом мы идем на блокпост, как раз идет штурм. И он от меня слева. Поворачивается, улыбается, машет мне… потом до наблюдательного пункта доезжает и… все.
***
Мы сидим на летней террасе. Начинается дождь. Ливень. Хочется посмотреть в небо и увидеть птиц. А там только дождь...
***
— Когда-нибудь я напишу о Счастье. 5 сентября, в день подписания минских соглашений, был приказ сдать город Счастье и отойти к Харьковской области. Линия фронта должна была остановиться в Харькове. Мне звонит по телефону отец, говорит: "Андрианка, там уже перемирие". Отвечаю: "Да, папа, я в каске и в бронике, я готова к "перемирию"... Когда исчезла связь, некоторые подразделения ВСУ оставили свои позиции. Мы с побратимами на мосту стояли с гранатами, чтобы не пустить последние три танка и не сдать полностью Луганскую область. Это был один из самых трагичных дней. За три дня сдали территорию, которую отвоевывали три месяца. Армия паниковала. Основной причиной этого была не столько регулярная российская армия, сколько то, что командование не могло принять решение, что бежала часть офицерского состава и оставила солдат на поле боя на произвол судьбы. Тогда я поняла, что армия потеряла контроль. Мы бегали, как котята, искали своих. Потом я поехала в штаб, там были комбат и генерал Бокий. Я просила их не сдавать Счастье. Потом был приказ танкам стоять до утра. Через три дня пришла 92-я бригада. Счастье удержали. Знаете, там в городе были дети, которых мы знали. Они бегали с нашими флагами и кричали: "Слава "Айдару"!", "Слава Украине!" Конечно, когда мы туда только заехали, большая часть жителей нас не воспринимала, но потом было по-другому. И это был знак для нас: Донбасс — это Украина.
— Андриана, штурмовик — это же абсолютно не женская профессия.
—Но я и не медик. Хотя оказывала медпомощь. Главное для меня было довезти бойца живым до медпункта. И ребята знали: если есть машина и есть я, — во время любого штурма отвезу и привезу.
— Так как стали штурмовиком штурмовой группы?
—Вообще в "Айдаре" были "афганцы" (они старше, с опытом, — "элита"), сотни, как на Майдане. Они все время тренировались, готовились к серьезным операциям. И была группа "черных" — это разные люди: и молодежь, и преклонного возраста, и бывшие осужденные, но все отстояли Майдан. Они разные, но лучшие. Когда меня спросили, с кем ты пойдешь, я подумала, что "афганцы" меня не возьмут, а если и возьмут, то поставят где-нибудь сзади. "Элита" — тоже вряд ли. Поэтому и сказала: "Иду с "черными".
Мой командир — из Донецка, и это была его четвертая война. "Террорист" Коля из Винницы — ему было 19 лет, а Андрюха "Старый" — ему 52. Мой побратим Коля "Ниндзя" шел в бой с мачете — автомата у него не было. Такая вот штурмовая группа. Они могли во время штурма шутить, подтанцовывать и петь гимн Украины. У нас была своя политика, и мы жили
своей отдельной жизнью. На поле боя командовал наш командир, но после боевых действий решения мы принимали все вместе.
Я пришла к ним и говорю:
"Я иду с вами, у меня приказ комбата". Они в шоке. А я надела балаклаву и просто пошла с ними. Я была вторым номером у покойного Гули. Мой покойный Гуля… он был такой высокий-высокий, но добрый, как ребенок. Я шла за ним, и меня вообще не было видно.
— Как это — вторым номером?
—Штурмовики идут по двое. Первым идет командир со своим вторым номером, а потом остальные двойками. Меня никто одну не пустил бы. Для ребят есть разница — потерять меня или кого-то из ребят. Кто решится девушку везти родителям? И ребята придумали басню, что меня надо беречь, мне нельзя попасть в плен, потому что я служила в штабе и много знаю. Кроме того, на мне связь. Поэтому я всегда шла в четвертой или пятой двойке. А потом Гуля погиб. И когда он умирал у Коли "Ниндзи" на руках, сказал: "Теперь малая на тебе". Потом я ходила на штурм с Колей. Теперь "Ниндзя" у меня кум. Мы — семья.
— Андриана, обычно война не отпускает. Тебе снятся сны о войне?
—Нет, сны мне вообще не снятся. За всю свою жизнь помню двенадцать снов. Перед боем под Хрящеватым мне снились танки, как они идут. А потом — как российский офицер стреляет мне прямо в лоб. Я тогда проснулась. Сон был вещий, потому что бой был трудный...
— Каждый военный перед боем имеет стратегию действий на случай плена. У вас была такая стратегия?
—А я б не попала в плен.
— Граната?
—Да. Меня ребята научили, как подорваться так, чтобы не только я, но и они. Все просто. А потом, уже позже, когда мы встречались, мои ребята сказали мне, что не допустили бы, чтобы меня взяли в плен, даже если бы я сама не смогла. Они бы пристрелили меня. И я с признательностью приняла бы эту смерть. Потому что видела, какими приходят ребята из плена и что рассказывают…
Вообще, если бы я не была девушкой, давно бы уже погибла, точно. Однажды в пять утра я пошла в туалет. А туалет был деревянный, как в селе. Поднимаю голову — и тут же пули пробивают доски на уровне человеческого роста. Я оттуда ползком. Думаю, как хорошо, что я не парень. В тот день были еще танки, гаубицы, а потом еще и фосфорные снаряды.
— Но фосфорное оружие запрещено во всем мире. Вы собственными глазами видели это?
—Да. Но я сначала не поняла, что к чему. Думала, какие-то осветительные ракеты, и начала искать телефон, чтобы заснять: "Ой, какое хорошее звездное сияние!" А командир говорит: "Ничего себе звездное сияние, пошли отсюда!"
— Как муж относился к тому, что вы рисковали своей жизнью?
— Ему было труднее, чем мне. Мы познакомились на войне. Сначала были в разных ротах, а позже он стал у меня командиром. Мы оберегали друг друга, поддерживали, но к тому времени я не хотела быть привязанной. Когда его ранило, он очень просил поехать с ним в госпиталь, а я не поехала. Потому что была боевая операция. Пока он лежал в госпитале, погибла почти вся его группа,
12 человек. А он знал мой характер и переживал.
***
Дождь перестал. Кофе остыл… Пирожные так и лежали целыми на блюдечке. От пепельницы поднималась тонкая струйка терпкого дыма.
***
— Хочется туда. Каждый день. Даже когда родила сына, не воспринимала, что я здесь. До родов просто сидела дома. Нас с мужем никто не трогал. Родители поняли, что нам надо учиться жить заново. Надо привыкнуть, что есть душ, что рядом не стреляют. Я не воспринимала мирной жизни. Думала, что быстро рожу ребенка, оставлю маме — и поеду. Не получилось...
***
Зазвонил телефон. Муж Андрианы Максим сообщил, что сын проснулся. Однако несколько минут еще у нас было.
***
— Как случилось, что вы были на войне до пятого месяца беременности?
—Проблемы с документами. Я должна была ехать домой на третьем.
— Трудно было беременной на передовой?
—Трудно. Я понимала, что это нонсенс. Броник не носила, потому что он тяжеловатый, есть все время хотелось, в туалет бегать часто приходилось. И холодно, мыши и медведки в блиндажах, спали с мужем на кровати из поддонов. Но там было свое счастье… Ребята есть приносили. Что-то вкусненькое, свежую капусту, фрукты некоторые, когда привозили. Я в то время береглась, не ходила в разведку, не носила тяжелых боевых комплектов. Зато налаживала связь, сопровождала волонтеров, ездила, куда надо, на машине. Иногда рисковала. Была операция, когда мы должны были зайти в Первомайск. Мне говорили, что там казачки держат наших пленных. Но я так хотела зайти к ним в подвал и каждого обнять, сказать: "Ребята, Украина пришла". Поэтому я упросила мужа позволить участвовать в операции как медик. Находилась от ребят метров за пятьсот. Я знала, что Бог нас бережет, что все будет хорошо.
— Андриана, как вы решились принять участие в проекте "Невидимый батальон"?
—Я очень колебалась. А потом поговорила с Машей Берлинской и поняла, что мне есть что сказать людям. Я числилась швеей, а фактически была штурмовиком. Шла в свой первый бой с гранатой, которую мне приказали… вернуть. Я своими руками вытягивала двухметровых раненых мужчин с поля боя. На моих руках умирали люди. Я вызывала артиллерию, налаживала связь. Но самое главное — ободряла ребят, ведь когда девушка идет вперед, даже самые боязливые мужчины становятся храбрыми. Я начала на камеру рассказывать вещи, которые болят, — правду, какой бы она ни была. Я не знаю, будет ли интересна моя история людям, — на поле боя у нас не было камер. Да и что там снимать — как ребята падают? Падают и падают… В фильме я впервые заплакала перед людьми, и мне стало легче. Потом был вечер "Женщины о войне", где я тоже имела возможность рассказать то, что думаю. Люди слушали. Это вдохновляет на дальнейшую жизнь. И я чувствую, что мы снова сплачиваемся для чего-то важного.
Еще хотела сказать об "Айдаре". Вообще добровольцев можно воспринимать по-разному. Говорят, что они ехали за наживой, за славой, по некоторым своим личным соображениям. Были разные люди, это правда. Дети 17–18 лет, люди с двумя-тремя высшими образованиями, бывшие осужденные, уголовные авторитеты, бизнесмены, элита. Это — срез нашего общества. И мы должны осознать, что именно они остановили в 2014-м российское нашествие. Я вспоминаю то время. Там все было по-настоящему. И любовь, и страх, и боль, и счастье. Абсолютное счастье, которое ни от чего не зависит. И каждый день я хочу туда, на передовую. Возможно, кто-то устал от войны. Но мы же ее не закончили...
Знакомьтесь: Андриана Сусак, позывной "Малыш". Она — штурмовик батальона "Айдар".
Оценили 11 человек
10 кармы