От ООХОО №25

24 - смотрите у Pretty

25. «Что он нам несет?..»

Воспользуемся относительным новогодним затишьем, чтобы обсудить все плюсы и минусы нашего дедуктивного метода политического анализа.
Напомню, дедукция – это путь от общего к частному, что предполагает наличие предшествующего восхождения от частных случаев к эмпирическим обобщениям, то есть большого числа индукций. Главный минус дедукции, как обычно, является обратной стороной главного плюса – необходимо знать или выявить самому, и постоянно держать в уме внешние контексты для происходящих событий,
причем в их развитии и переплетении.

В обычной рутинной практике профессиональных аналитиков последовательность индукции-дедукции не выходит за рамки одного, максимум двух уровней ближайшего внешнего контекста.
Нет смысла тратить кучу времени на изучение более широких и масштабных процессов, поскольку изменения в них происходят на порядок реже.
Нет никакого смысла профессионалу (уровня инспектора Лестрейда)
с большим опытом рутинных дел отвлекаться на изучение смежных сфер, как большая политика. Хотя сложные и необъяснимые случаи все же встречаются, и тогда профессионал, а чаще сами высокопоставленные клиенты обращаются к фрилансерам, сочетающим рутинные методы с «любительскими».
Это могут быть отставники или «отпускники» (как комиссар Мегрэ – любитель странных происшествий). Однако для анализа самых странных и парадоксальных случаев требуется Любитель с большой буквы, как Холмс, который все свободное от самых сложных, но редких дел тратит на развитие обобщающей Модели, основы для дедукции.

Даже в художественной литературе такие Любители, практикующие философы своей сферы деятельности встречаются крайне редко.
А насчет того, бывают ли они в реальной жизни – сие есть загадка и вопрос даже для просто любителей, стремящихся к такому недостижимому идеалу. Разве что кому-то из таких любителей немного повезет, и найденное им эмпирическое обобщение окажется достаточно удачным и гармоничным, что позволит слой за слоем выращивать «магический кристалл» фундаментальной научной модели.
Главным основанием для такого «кристалла» может быть только твердая вера в наличие объективных законов, управляющих всеми видимыми и скрытыми слоями взаимосвязей.

Наверное, наилучшей формулой для такой философской веры остается из Экклезиаста: «Что было, то и будет…» и далее про «суету сует»,
то есть про процессы, состоящие из других процессов уровнем меньше, и встроенные в контекст процессов большего масштаба.
На современном философском жаргоне это называется «фрактал».
Ну да Бoг с ним, безвестным автором соломоновой премудрости.
А нам нужно как-то завершать затянувшееся философское отступление.

А потому повторим, что в рутинной практике политического анализа и прогноза, в обычные времена между большими кризисными узлами можно легко без всех этих любительских упражнений в разгадывании парадоксов. Приземленные эмпирические модели политологических инспекторов и комиссаров в обычное время будут понадежнее и эффективнее по критерию цена/качество.
Да, ... не без относительно небольшого процента брака, но кто их там считает, бусурман, то бишь заказчиков. С другой стороны такие же профессионалы с такими же методами и процентом ошибок, так что в целом все ровно, пока работают общеизвестные политологические модели.
Однако изредка случаются достаточно большие кризисные периоды – узлы между рутинными стадиями, когда прежние эмпирические модели, долгое время приносившие успех, вдруг перестают работать – даже на уровне «комиссаров», не говоря об «инспекторах».
Теперь уже хрестоматийным историческим примером такого системного сбоя политтехнологий стал выигрыш президентских выборов-2016 внесистемным Трампом, которого сами же Клинтоны зарядили спойлером против клана Бушей.

Одно дело, если бы спойлер не дал выиграть оппонентам, или если бы оппоненты выиграли, несмотря на спойлера. Все это было бы в рамках рутинной политологической и политтехнологической практики и моделей. Однако подброшенная монетка встала на ребро и закрутилась так, что никакими рабочими моделями не предусмотрено.
И даже самые опытные «комиссары» от политологии не знали, что с этим делать, кроме как явочным порядком изолировать внесистемного тролля от рычагов власти.

Четыре года «вся королевская рать» пыталась соскрести с пола и воскресить либерального «шалтая-болтая». Однако получилось только перекрасить в либеральные цвета вылупившегося в ходе кризиса бюрократического «тянитолкая», реакционного и одновременно радикально-разрушительного.
Номинальная фигура во главе Белого дома вообще перестала иметь практическое значение, как и выстроенная вокруг выборов президента партийно-политическая система. Неизбежная в такой ситуации попытка постлиберальной бюрократии замкнуть систему на себя, назначить своим «лидером» совсем безмозглую пустышку и попытаться окуклиться – вызвала стрессовую реакцию относительно свежей и дееспособной «цифровой» части финансовой олигархии.
А поскольку бессистемность Трампа вовсе не была антисистемной,
то при удовлетворении его безмерного нарциссизма (например, безопасным политтехнологическим выстрелом «вишневой косточкой») и продолжении изоляции под вполне реальным предлогом защиты, не так уж сложно продолжить антикризисный тренд и сконструировать по тем же лекалам альтернативного «тянитолкая».

Приходится повторять и все время уточнять анализ «посттрампатической» ситуации в эпицентре глобальной политики, хотя бы для осознания масштабов большого кризисного узла.
Для сравнения – похожий системный сбой в Российской империи продлился с 1905 по 1917 год, когда вместо укрепления власти либеральной бюрократии произошло формирование «тянитолкая» вокруг изолированного своим же окружением царя.
Однако проводить более глубокие параллели между этими «суетами сует» привело бы нас к ошибкам в прогнозе, поскольку нужно учитывать фазы развития всех контекстов, в которых испытывает кризис политическая элита.
1917 был большим узлом Смены центра и для романовской монархии, и для российской федеративной нации, и для всей русской цивилизации.

И все же в нынешних США фаза развития другая – консолидационная, а смена центра происходит на уровне глобальной финансовой олигархии – переход от бюрократического антикризисного «тянитолкая» с «центром центра» в ФРС
к переделу сфер влияния посткризисных альтернатив,
основанных на цифровых технологиях «финтеха».
Соответственно, новый политический «центр центра» американской нации будет лишь одной из ведущих частей нового технологически «распределенного» центра конструктивной стадии Глобализации. Прежний однополярный центр «ФРС-МВФ» унаследовал классические технологии финансовой власти центробанков. До него достаточно устойчивый биполярный центр «МВФ v Госплан» был частично разрушен и в китайской части «госплановских» технологий подчинен англосаксонскому МВФ. Однако именно в таком подчиненном, но не разрушенном состоянии дотерпел до исчерпания однополярных возможностей ФРС, и до созревания «цифровой» альтернативы классическому банкингу.

На смену однополярному финансово-политическому центру сформировались, хотя еще не активизировались два финансовых «полюса» вокруг «цифрового доллара» и «цифрового юаня».
И на подходе «цифровой рубль» с его опорой на энергетические и силовые ресурсы России как основа для в целом пока аутсайдерской,
но намного более широкой и гибкой коалиции а ля «движение неприсоединения» к двум посткризисным «полюсам» расколовшейся Химерики.

Еще раз повторю, что параллели в развитии больших кризисов одинакового масштаба использовать можно, но только в части взаимодействия старорежимного и альтернативного центра, полурождений и полураспадов промежуточных временных «тянитолкаев», они же «гибриды», азимовские «мулы» (удивляющие порой своей внезапной силой, но импотентные в смысле развития). Так, временный политический режим в США после свержения Байдена с пьедестала политического лидера летом 2024 года вполне сопоставим с временным правительством и двоевластием 1917 года, а после контрпереворота трампистов в ноябре и формирования «совета комиссаров» Трампа-Маска – с подвешенной ситуацией перед созывом учредительного собрания.
Однако, при схожести фаз протекания кризисов уровня столичного «политического центра» результат на уровне политической нации должен быть иным из-за иной фазы развития этого контекста.
Поэтому масштабной альтернативы обновленному конгрессу как учредителю обновленного политического центра США не наблюдается, в отличие от конкуренции альтернатив и смены центра на уровне финансово-политической ветви глобальной элиты.

Так что федеральный политический центр США во внутриполитической части сохранится почти неизменным, не считая антикоррупционной чистки. Все изменения в Вашингтоне будут в части, связанной с расколом и сменой центра в глобальных финансах. Узел консолидации для нации всегда связан с преодолением внешних угроз, а поскольку главной и даже единственной общей духовной скрепой для «красных» и «голубых» штатов остается доллар США,
то и консолидирующий главный фронт связан вовсе не с нелегальной миграцией латиносов,
а со спасением доллара как мировой валюты
– теперь уже одной из главных.

Превентивный грубый «наезд» Трампа на канадского премьера,
а также на Панаму и на колониалистов-датчан, как и Маска – на весь британский истеблишмент связаны только и исключительно с судьбой будущего «цифрового доллара».
Во-первых, нужно гарантировать силовой и финансовый контроль над всей Атлантикой как зоной международной торговли.
Авианосцы ныне не особо эффективны даже против хуситов, в отличие от наземного контроля главных портов и проливов с помощью военных баз и финансового контроля элит. «Цифровой доллар» нужен именно для контроля международных финансово-торговых транзакций, помимо контроля допущенных к ним финансово-промышленных групп.

Угрозы введения заградительных пошлин против Канады, Мексики, да и всей Европы имеют смысл именно здесь и сейчас, пока доступ к американскому рынку еще является довольно вкусным пряником,
а угроза его лишения – эффектным стимулом-кнутом.
Если упустить момент, то расползающиеся штаты – та же Калифорния, а за ней и Техас с соседями смогут сами контролировать доступ к своим рынкам. Однако при кризисном состоянии долларовой пирамиды внутренний рынок США – пряник явно усыхающий и все менее привлекательный по сравнению с рынками Азии, контролировать которые у США сил все меньше (могут только дестабилизировать, но не более того). Поэтому без формирования, хотя бы временно – общей атлантической зоны для «цифрового доллара» под контролем администрации США – не останется места на мировом рынке и для старорежимного доллара ФРС.
А эта общая ценность вполне себе основа для политической консолидации старых банкстерских и новых «цифровых» элит.

Нарочито грубые формулировки Трампа про «штат Канаду» или покупку Гренландии – это одна из обычных для него тактик вступления в торг, когда конечный результат будет выглядеть разумным компромиссом для пока еще подданных британского или датского короля. Вытеснение финансово-политической власти Сити, в том числе из штатов Новой Англии или той же Калифорнии, в пользу «цифрового» финансового контроля и создание Североатлантического Союза вместо Британского Содружества вполне могут произойти без особых видимых изменений в жизни прежних и новых республик. Бумажные и безналичные национальные валюты останутся на месте, флаги, столицы и места в ООН – тоже. Наоборот, в новом Союзе представители Шотландии или Гренландии, а может быть и Калифорнии с Техасом займут престижные публичные позиции.

Возрождение на новом витке истории «доктрины Монро» будет завершением начатого и не доведенного до конца перетекания влияния от Великобритания в Северную Америку.
Однако для военно-политических элит Британии и Канады это может быть тоже спасением их имперской роли и места в глобальной политике. В рамках Британского Содружества и в самом Лондоне до сих пор происходила только деградация и распад, поскольку банкстеры Сити все больше опирались на китайские, индийские, иранские политические элиты и военные силы.
А в рамках нового союза с США при дальнейшей деградации европейских элит для британской аристократической традиции, включая ее канадскую ветвь, откроется широкое поле деятельности при почти полном отсутствии конкурентов. Так что это тоже теперь будет важной предпосылкой для формирования североатлантического полюса будущего многополярного мира.

Однако движение канадских, шотландских, ирландских консервативных элит навстречу трампистам стало возможным только после провала в Сирии последней решительной попытки сохранить единство британского пост-имперского истеблишмента в рамках лево-глобалистского проекта «ОПОП+Междуморье».
Взятие под финансово-политический контроль Сити всего евразийского «римленда» при активном участии МИ6, британского ВПК и спецназа не сложилось сначала на Б/У из-за противодействия правых в США (и их теневых союзников в Кремле),
а окончательно похоронено под руинами проиранского (и при этом профранцузского) режима в Сирии.
Уход истощенного войной за интересы Сити Ирана в свою «перестройку» под зонтиком российского, а не китайского ВПК – это окончательное поражение Британии, и теперь неизбежен полный развод между Сити и расколотой британской военной аристократией. Впрочем развода и раздела имущества не избежать и между банкирами, часть которых подчинится атлантическому «цифровому доллару». Другая часть станет укреплять зону «цифрового юаня» и пытаться сохранить за собой тихоокеанскую торговлю. А кто-то будет пытаться лавировать и посредничать между двумя зонами, опираясь и тем самым укрепляя третью зону индо-океанской торговли.

Постепенное формирование такой «третьей силы» на уровне финансово-политических элит неизбежно при невозможности двух главных игроков подмять или вытеснить друг друга.
При этом торговля Ближнего Востока и Индийского океана на долгое время останется зоной конкуренции между «цифровым долларом» и «цифровым юанем», попыток с обеих сторон перехватить инициативу и получить контроль. Однако вряд ли военными средствами, а в формате продолжения гибридных локальных войн и спецопераций.
Именно Ближний Восток в предстоящий переходный период окажется в фокусе глобальной политики, его региональные игроки как Египет, Турция, союз монархий Залива – будут востребованы в качестве союзников двух главных полюсов или попытаются балансировать между ними. В любом случае будут заметными игроками глобальных интриг в отличие от увядающей Старой Европы.

Понятно, что Индия как ключевой участник более широкого индо-океанского альянса «неприсоединившихся полюсов» будет чаще союзником и проводником интересов североатлантического полюса (Океании) против усиления «зоны юаня»,
а Африка, включая ближневосточный Египет, будет больше зависеть от китайской торговли с Европой. Однако грустная судьба таких региональных держав, как Иран и Израиль, бывших ведущими союзниками глобальных игроков, но уже сейчас истощенных взаимной борьбой за чужие интересы – будет подсказывать всем неприсоединившимся державам «третьей зоны» необходимость «подстелить соломку» в виде более тесных отношений с единственным реальным гарантом антикризисной устойчивости – в лице России.

Провоцирование Хамасом Израиля к войне на взаимное истощение с Ираном и его прокси при одновременном раскалывании израильской политической элиты было частью общего британского замысла вытеснения США и Европы с Ближнего Востока и в целом из Азии. Одним из главных последствий резкого подорожания страхования маршрутов через Суэц стало финансовое ослабление египетского режима, с вероятной новой попыткой толкнуть страну в объятья «братьев-мусульман». Присоединение Египта к БРИКС уже стало результатом вынужденного дистанцирования от США.
Однако этот маневр в сложившихся условиях приближает арабский мир скорее к России, чем к Китаю.
Вот если бы Россию действительно удалось ослабить и изолировать, как планировалось при ее втягивании в украинский кризис, тогда могли бы сыграть планы лондонских стратегов на Ближний Восток (как и на замену пророссийского товарища Си в Китае).

То же самое и с амбициозным лондонским проектом Междуморья по изоляции России от Старой Европы и мировых рынков, который мог бы иметь шанс в случае подписания стамбульских соглашений,
но был сорван стараниями элит США. Такой проект был бы относительно рентабельным только при полном финансовом контроле Сити над всем «римлендом», когда и Турция, и Иран, и вся Азия при закулисном дирижировании из Лондона сформировали бы олигополию покупателей на рынке нефтегаза, формально под давлением санкций и «потолка цен». Хотя, конечно, вероятность такого развития, когда у России не осталось бы рычагов влияния для стимулирования конкуренции торговых коридоров и покупателей – изначально была небольшой и могла реализоваться только при резком ослаблении США, например, из-за «победы» Харрис или невозможности подвести итоги выборов.

После провала долгосрочной стратегии лондонских элит на БВ,
как и ранее на Б/У, никакого особого смысла в сохранении нынешнего киевского режима не остается, кроме совсем уже запоздалых попыток разжигать антиамериканизм и осложнить возможное взаимодействие новой администрации США с Кремлем.
Общественное мнение в России однозначно враждебно именно к Лондону и «демократам», а в отношении США и трампистов испытывает определенные надежды на восстановление прагматичных подходов, как всегда было при республиканцах.

Однако, это вовсе не означает, что инерцию амбициозных проектов Турции или Польши по интеграции пост-имперских пространств нельзя использовать в интересах своего влияния, не для изоляции от мирового рынка, а наоборот – для обхода санкций и продвижения новых импорто-замещенных технологий на европейский и другие рынки. При общем снижении интереса других глобальных игроков, а может быть при изменении характера этого интереса – поскольку торговые обороты в Восточной Европе могут работать и на «цифровой доллар», и на «цифровой рубль», почему бы на месте неродившегося Междуморья не устроить реинкарнацию СЭВа, пусть даже в удобной для участников идейной упаковке возрождения альянса «великих» Польши, Венгрии и Литвы.

Такое достаточно вероятное развитие может стать еще одной иллюстрацией к известной политтехнологической формуле «Кто нам мешает, тот нам и поможет». Преломление в больших узлах не отменяет политические тренды и эмпирические модели, они же «политические теории», но может порою вывернуть их смысл наизнанку. Вместо изолирующего антироссийского буфера энергия движения соперников может вывернуть в создание такого же по форме, но интеграционного по смыслу.
И вообще политическое искусство возможного именно в этом и состоит – найти точку опору и узловой момент времени, когда минимальное локальное воздействие изменяет течение всех вроде бы угрожающих трендов в твою пользу или хотя бы не в пользу конкурентов.

Новый 2025 год уже точно станет поворотным в глобальном политическом процессе, принесет долгожданный финал большого узла Дна Надлома Глобализации. Это настолько интересная тема для сравнительного анализа с аналогичными узлами других масштабных исторических процессов, что придется посвятить этому сразу несколько глав нашего политико-философского эссе.