Игорь Левитас: Цензура друг или враг? На подумать о делах наших, скорбнокультурных...

Сцена из спектакля Кирилла Серебренникова «Чаадский». Иллюстрация: amarok-man.livejournal.com

Актер Дмитрий Певцов предложил создать в России специальную комиссию по цензурированию произведений искусства, включая фильмы и спектакли. И началось… «Так и вздулись сердитые волны, так и ходят, так воем и воют». Но давайте все же попробуем разобраться.

Все, собственно говоря, начинается с этого неприятного слова «цензура». Согласно словарю, цензура — это система государственного надзора за печатью и средствами массовой информации. Цензура существовала и существует во всем мире с незапамятных времен. Один «Индекс запрещённых книг» (лат. Index liborum prohibitorum) чего стоит. Кстати, нечто подобное существует в США и поныне. Американская библиотечная ассоциация ежегодно составляет список из десяти книг, вызвавших наибольшее противодействие. И эти книги вы уже не найдете в библиотеках. Не говоря о том, что в 19 веке согласно «закону Комстока» нельзя было пересылать ряд книг, таких как «Улисс» Джеймса Джойса, «Кандид» Вольтера, «Декамерон» Боккаччо, сборник «Книга тысяча и одной ночи», «Приключения Гекльберри Финна» Марка Твена, «Крейцерова соната» Льва Толстого и другие.

Но к американской цензуре мы вернемся, а пока о другом. Существует мнение, особенно распространенное у либеральных демократов, что слово «цензура» может быть применимо только в тех случаях, когда существует государственный надзор. А вот когда надзор и всевозможные запреты исходят от частных лиц (пример — блокировка Трампа в соцсетях), это не цензура. А что, если человек убит? Для мертвого не все ли равно, как его убили: застрелили, повесили или зарезали. Важен результат, а не способ. Когда формулировали определение цензуры, не было частных компаний, способных охватить одновременно многомиллионную аудиторию, такой возможностью обладало лишь государство.

Кстати — это одна из причин, по которой цензура не является государственной в США. Там роль федерального государства вообще слабая, и поэтому государственные власти не могут провести множество таких законов, которые хотели бы. «Маккартизм» — помните такое понятие? Когда тысячи актеров, режиссеров и прочих деятелей искусств лишались работы, они выбрасывались в буквальном смысле на улицу, некоторые вынуждены были покинуть США. Разве для Чарли Чаплина имел значение тот факт, что «маккартизм» был общественным движением, а не федеральным законом? Думаю, что нет — иначе он не сбежал бы в Европу от американской демократии.

Но revenons à nos moutons (вернемся к нашим баранам, — фр.) — именно к светлоликим и рукопожатным представителям СРИ (самопровозглашенной российской интеллигенции), набросившихся на Певцова. И вообще — цензура это хорошо или плохо? Давайте для начала я вам кое-что напомню. «Девять дней одного года», «Баллада о солдате», «Гамлет», «Не горюй», «Андрей Рублев», «Отец солдата», «Никто не хотел умирать»… Продолжать могу долго. Могу вспомнить более ранние фильмы: «Броненосец Потемкин», «Весна», «Цирк», «Иван Грозный» и другие. Фильмы, собиравшие миллионные аудитории и не только в СССР, фильмы, завоевывавшие многочисленные призы, фильмы, которые и сейчас многими смотрятся с удовольствием.

А ведь снимались они в годы , когда цензура (особенно во втором моем списке) была развита повсеместно и отличалась жестокостью. А какие из сегодняшних, бесцензурных фильмов вы можете поставить рядом? Могут сказать, что фильмы тех лет — это агитки. Да, агитки. Согласен. А что, скажем, американский фильм «Спасти рядового Райена» — это не агитка? Агитка. А «Супермен», а «Капитан Америка»? А разве «Зулейха открывает глаза» — это не агитка? Ещё какая! Так что про агитки лучше не вспоминать.

В числе наехавших на Певцова есть такой режиссер Александр Молочников, создавший откровенную халтуру — фильм «Мифы», который позорно провалился в прокате. В советское время его бы взяли на картину только осветителем, или тем рабочим, который катает тележку с оператором (мое личное мнение). А то барахло, которое он ставит и снимает никогда бы не дошло до зрителя.

Кстати, насчет спектаклей. «Холстомер» и «Мещане» у Товстоногова, «Пугачев» и «Гамлет» на Таганке, «Смерть Иоанна Грозного» в ЦТСА, «Соло для часов с боем» во МХАТЕ, «Взрослая дочь молодого человека» в Театре Станиславского… А какая была цензура! И что сейчас? «Голая пионерка» Серебренникова, и Бузова в спектакле «Чудный грузин» во МХАТе? Или последний «шедевр» в «Современнике» — «Первый хлеб» с матом? Я смотрел те спектакли, о которых написал, почти 50 лет назад и помню, как будто видел их на прошлой неделе, а кто вспомнит этот современный бред через пять лет?

Так объясните мне — что дало русскому искусству отсутствие цензуры? Почему в период цензуры было искусство, а сейчас, когда художник якобы свободен, он ничего выдающегося не может создать? В ответ — тишина. Может быть дело в том, что в условиях запретов пробивались самые талантливые, а все пошлое и мелкое оставалось за бортом? Был только один выбор: «либо в „железный инвентарь“, либо в „золотой фонд“» — так писали Ильф и Петров.

Когда я слышу от режиссера или художника сакраментальную фразу: «Я так вижу», всегда хочется у него спросить: «А ты не пробовал обращаться к окулисту — ведь у тебя явное косоглазие»? Вот, скажем, режиссер Звягинцев увидел историю, изложенную в его фильме «Левиафан», как событие, произошедшее в России. А оно произошло в США. Но в США ни один режиссер не возьмется за фильм, основанный на истории, когда один пьяный идиот на бульдозере громит здания — ему на этот бред ни один продюсер не найдет денег. А Звягинцев взял деньги у государства, это же государство обгадил, деньги не вернул (ибо фильм никто не стал смотреть), но зато получил приз в Каннах.

Раньше кино собирало зрителей, а сейчас оно собирает награды. В этом их главное различие. Нынешние руководители искусства, и чиновники, и творцы — это выходцы из 1990-х. Это было время, когда в полном соответствием с пролетарским гимном разрушили старый мир до основания. Другое дело, что до следующей строчки не дошли: новый мир не построили. А расположились на земле разрушенного храма, как бандерлоги: «Они пользуются украденными словами. У них не наши обычаи. У них нет памяти» Это все про тех, кто поднялся в 1990-е. Ключевая фраза — «нет памяти»! Поэтому и создают то, что создают.

Певцов не предлагал ввести снова «Главлит» — это советское министерство цензуры. Певцов имел ввиду, и это понятно, что должна быть общественная организация, которая следила бы за тем, что мастера искусств предлагают зрителю. Кстати, согласно Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод от 1950 года допускается ограничивать свободу прессы по соображениям национальной безопасности или для установления общественного порядка. Это ограничение вполне может быть расширено за счет включения в него не только прессы, но и произведений искусства. По тем же самым соображениям. Ибо развращение молодежи, извращение истории, изображение насилия — это и есть угроза национальной безопасности.

Кино, театр, изобразительное искусство — это такие формы творчества, которые всегда подразумевают зрителя. Они и создаются для зрителя. И чем больше зрителя есть у произведения, тем больше вероятность, что оно значимо. Я уверен, что если провести общероссийский референдум на тему: «Нужна ли общественная проверка создаваемых произведений искусств», то большинство зрителей, они же граждане России, выскажутся «за». А мнение остальных… Оно укладывается в статистическую погрешность любого опроса. Впрочем, они сами и есть — статистическая погрешность…

Игорь Левитас