Так кто же выиграл войну?

На фото: «Правильной дорогой идете, товарищи!»

Слова митрополита Белгородского Иоанна, приуроченные к очередной годовщине начала Великой Отечественной войны, вызвали весьма характерную реакцию, которую мы не можем назвать иначе, как истерической. При этом в травле митрополита объединились самые разные силы: и носители неосоветского сознания, от убежденных большевиков до «православных сталинистов», и либералы, и просто конъюнктурщики, стремящиеся всегда быть «из большинства», не выбиваться из мейнстрима. Конечно, нельзя не признать, что утверждение о том, что красноармейцы первой очереди призыва, которым при начале войны было лет по двадцать, в основной массе – некрещеные люди, несколько опрометчиво. В начале 20-х годов, когда еще сохранялась инерция традиции и Церковь не была уничтожена, детей, конечно, крестили, особенно в крестьянских семьях, откуда и происходило большинство молодых призывников.

Однако констатация этого факта используется многими критиками владыки для накручивания ставшей, увы, привычной, изощренной и прямо скажем, вычурной мифологии. Договариваются до того, что до 1922 года и гонений на Церковь никаких не было, и среди членов партии было полно православных и т.д. и т.п. Сравнительно недавно нам уже пришлось отвечать на подобного рода антиисторические изыски некоторых авторов. Не составляет особого труда показать (что и было неоднократно сделано), что свирепые гонения на Церковь, будучи реализацией воинствующе богоборческой идеологии вождей большевизма, начались сразу после Октябрьского переворота, а т.н. «сталинский ренессанс», бывший во многом вынужденным, был связан исключительно с обстоятельствами войны и ни в коем случае не означал принципиального отказа советского руководства от идеологии государственного атеизма.

В детали можно вдаваться сколько угодно; однако важно понять главную мысль митрополита Иоанна, со скидкой на не вполне удачную формулировку, при помощи которой она выражена. Что, собственно, меняется от того, что те, кто составлял костяк Красной армии к началу войны, в действительности были людьми крещеными? На наш взгляд, вполне очевидно, что важно не это, а совсем другое: были ли молодые красноармейцы, воспитанные советской школой и армией, православными христианами, было ли их сознание религиозным? Можно быть формально крещеным и реально пребывать вне Церкви. Осмелятся ли оппоненты митрополита Иоанна утверждать, что бойцы Красной Армии в начале 1940-х годов регулярно посещали церковные службы, исповедовались и причащались? Думается, что до такого не додумаются даже Е. Спицын и Н. Сапелкин…

Почему многие из них погибли, можно ли считать это жертвой и в каком смысле – вопрос глубокомысленный. Но если ограничиться фактами, то они очевидным образом таковы. 1. Официальная идеология Красной армии была основана на воинствующем атеизме и во всяком случае никак не включала в себя религиозное воспитание в православном духе. Те немногие в ней, кто еще сохранял в себе веру, делали это не благодаря, а вопреки этой официальной идеологии и усилиям политработников. 2. Ни до, ни во время, ни после войны советская пропаганда ни в каком виде не включала проповедь Православия и не упоминала о грехе, о Церкви, о Христе и Его крестной жертве, об искуплении и спасении через принятие православной веры, покаяние и участие в таинствах. 3. Поколение «сталинских соколов», вопреки крещению в младенчестве, воспитанное в духе «красной» идеологии, за первые пять месяцев войны было отчасти выбито, а отчасти в немыслимо огромном количестве сдалось в плен немцам, допустив их до порога Москвы. 4. Что бы ни говорили пропагандисты, перелом в войне произошел тогда, когда на их место пришли люди второй очереди призыва (от 28 до 45 лет), воспитанные и сформировавшиеся еще в Царской, исторической России, которые, собственно, и вынесли на своих плечах всю тяжесть войны. 5. Этот перелом произошел тогда, когда люди увидели, что несет с собой нацизм и осознали, что эта война есть война за Родину, за Россию, а не за «красную идею». 6. Послабления по отношению к Церкви начались во второй половине 1943 года, уже после этого перелома. В 1941 – 42 гг. процессы в отношении Церкви шли, скажем так, довольно неоднозначные. Священников и активных мирян продолжали сажать вплоть до знаменитой встречи Сталина с иерархами в начале сентября 1943 года. 7. Необычайно большой процент коллаборационистов (небывалый для России во все предыдущие века ее существования) невозможно объяснить лишь злокозненностью главных перебежчиков – Власова, Каминского и др. Совершенно понятно, что многие рядовые участники коллаборационистского движения просто не могли так быстро забыть то свирепое угнетение, которому они совсем недавно подвергались со стороны большевистского режима, на тот момент возглавляемого Сталиным.

В свете вышеизложенного все разлагольствования о том, что Великая победа 1945 года есть победа коммунизма, красной идеи, являются откровенной фальсификацией. Для каждого непредвзято настроенного исследователя, да и для простых людей вполне очевидно, что это есть победа традиционной, исторической России над нацизмом как концентрированным злом совокупного Запада; все же остальное является откровенной натяжкой, понятной в контексте сегодняшних идеологических «исканий» и общего ценностного раздрая в стране, но никак не связано с реальностью.

Констатация того факта, что количество открытых храмов в стране в 1946 году увеличилось примерно на порядок по сравнению с довоенным временем является откровенной манипуляцией, поскольку возобновление службы в ранее закрытых церквях было в основном инициативой самих людей, причем происходило это в массовом порядке и на оккупированных территориях и никак не было заслугой советских властей. Последние в значительной степени до какого-то момента просто пассивно следовали за ходом событий, понимая, что в условиях Отечественной войны продолжение гонений на Церковь отнюдь не способствовало бы достижению главной цели, то есть победы. «Сталинский ренессанс» прекращается где-то после 1948 года, когда такой опасности для государства, как в годы войны, уже не было.

Считать же парад Победы 1945 г. поклонением Богу – означает окончательную подмену постижения реальной истории мифотворчеством. Всерьез полемизировать с такими пассажами абсолютно бессмысленно. В конечном счете невозможно не констатировать: всякого рода глубокомысленные рассуждения и интерпретации оценочного характера призваны всего лишь замаскировать главное: большевизм сталинского «разлива» является отрицанием его предыдущего воинствующего, погромного периода лишь на поверхности истории; в своей сокровенной глубине режим сохранял верность своим изначальным основам, продолжая безумно расточительную эксплуатацию традиционных энергий народа, которые и стали решающим фактором Победы. Попытки исправить неудачу самого Сталина и вновь срастить эти энергии и те традиционные смыслы православной веры и русской истории, которые их порождали, с различными вариациями «красной идеи», конечно, могут на какое-то время создать иллюзию успеха, однако в конечном счете не несут в себе никакой созидательной перспективы. Реанимация трупа сталинской утопии, новая попытка соединить коммунизм и традицию не может закончиться ничем, кроме как новым грандиозным провалом.

Владимир Семенко