18 июня 1918 года (100 лет назад) произошла трагическая «Черноморская Цусима»

8 июня 1918 года в бухте Новороссийска было затоплено 14 военных кораблей русского Черноморского флота. Впоследствии это трагическое событие эпохи Гражданской войны называли «черноморской Цусимой». В сознании его современников и участников, затопление эскадры обрело значение не менее, а может быть, и более масштабной катастрофы, чем все морские потери России в Русско-японской войне.

Весной 1918 года германские войска, пользуясь подписанным договором с Центральной Радой, приступили к оккупации Украины, причем Крым оккупировался немцами, что называется, «по умолчанию» - пользуясь правом сильного. Советская Россия, в соответствии с условиями Брестского мира, считала полуостров своей территорией и пыталась дипломатическим путем помешать немцам, по выражению В. И. Ленина, «мимоходом слопать» Крым. Однако немцы не обращали никакого внимания на увещевания большевиков и упрямо гнули свою линию, желая захватить как можно больше территорий.

Наступление немцев по всему черноморскому побережью не встречало практически никакого сопротивления. Плохо вооруженные отряды матросов не отличались ни дисциплиной, ни желанием воевать. К 25 апреля 1918 года краснофлотцы оставили позиции и перешли на суда и береговые укрепления.

Предвидя это, ещё 22 марта 1918 года коллегия наркомата по морским делам составила доклад, адресованный в СНК. В докладе предлагалось принять меры к переводу флота из Севастополя в Новороссийск, а также к уничтожению того имущества, которое вывезено быть не может. Однако никаких действенных мер, направленных на реализацию высказанных в докладе предположений, советское руководство не предприняло.

В самом Севастополе всю весну 1918 года не прекращались митинги и дебаты. Команды кораблей «Свободная Россия» и «Воля» решили вновь пригласить на пост командующего флотом контр-адмирала М.П. Саблина, героя Цусимы, спасшегося с флагманского броненосца «Ослябя» в 1905 году. Адмирал согласился принять этот тяжкий крест, но при условии, если ему будут беспрекословно повиноваться. М.П. Саблин не был сторонником «украинизации», как теперь пытаются представить его позицию в событиях 1918 года некоторые историки. Он отнюдь не противился эвакуации кораблей из Севастополя в Новороссийск, но противоречивые приказы высшего командования, а также боевая обстановка тех дней могла сбить с толка кого угодно. На Севастополь одновременно двигались и украинцы, и немцы. Кроме того, кораблями эскадры было получено лживое сообщение, что немцы отброшены от города. Поэтому суда Черноморского флота оставались на базе вплоть до 29 апреля 1918 года, когда немцы уже вплотную подошли к Севастополю. Начинать эвакуацию было поздно, и комфлота Саблин приказал поднять на кораблях украинский «державный прапор», дабы на время перевоплотиться из врагов Германии в её союзников и не вызывать ненужного кровопролития. Однако бригада эсминцев и ряд других кораблей отказались выполнить это распоряжение. Командиры эскадренных миноносцев «Поспешный» и «Громкий» явились к Саблину и доложили о решении части судов самостоятельно идти в Новороссийск, на что командующий ответил, что не препятствует, но советует осуществить прорыв как можно быстрее, пока ещё открыты выходы из порта.

В 23.30 под флагом командира эскадренного миноносца «Калиакрия» Е.С. Гернета боевые корабли и транспорты под артиллерийским и пулеметным огнем противника начали прорыв. В Севастополе остались 15 подводных лодок (9 выведены из строя экипажами), 7 старых линкоров, 3 крейсера, 7 эскадренных миноносцев и 2 миноносца, много транспортов и вспомогательных судов с поднятыми украинскими флагами.

Вечером 30 апреля линейные корабли «Воля», «Свободная Россия», три эскадренных миноносца, несколько подводных лодок и других кораблей под Андреевскими флагами повторили прорыв. Эскадренный миноносец «Гневный» был подбит немцами, запутался в бонах и выбросился на берег. Эскадренный миноносец «Заветный» был затоплен экипажем в порту. Подводные лодки и другие мелкие корабли были вынуждены вернуться в Южную бухту Севастополя.

1-2 мая основная часть Черноморского флота прибыла в Новороссийск (линкоры «Воля» и «Свободная Россия», 14 эсминцев и 2 миноносца, 10 сторожевых катеров, 1 посыльное судно-миноносец). Еще ранее туда перешли вспомогательный крейсер «Социальная революция», 30 пароходов и транспортов. На кораблях находилось всего лишь около 100 офицеров и 3500 матросов.

Комиссар эсминца «Капитан Сакен», большевик Г. Сапронов писал:

« Новороссийск был последним портом, дальше флоту отступать было некуда. Крайне ограничены были и денежные средства флота, запасы провизии, топлива. Хотя последние вопросы официально ложились на командование флота, а морально - на большевиков - но они не могли быть тайной и для каждого рядового матроса. Настроение у всех было подавленное, безнадежное, как у родных смертельно больного человека…»

Схожая оценка настроений моряков эскадры приводится и в воспоминаниях командира эскадренного миноносца «Керчь» В. Кукеля:

«Всему личному составу Новороссийской эскадры была с самого начала ясна безвыходность положения флота: без угля, без нефти, без возможности пополнить боезапасы, в порту, зажатом железными щупальцами германских войск как с севера, так и с юга, в порту, абсолютно необорудованном для стояния флота, без элементарных ремонтных средств и т. д., наконец, при молниеносном наступлении немцев по всему Крыму, развивавшемся с явной целью захватить Новороссийск, вопреки всем ухищрениям доморощенной в то время украинской дипломатии. Гибель флота была предрешена, - она стала вопросом ближайшего времени».

Германия, через своего посла в Москве графа В. Мирбаха, а несколько ранее - через командующего немецкими войсками на Украине фельдмаршала Г. Эйхгорна, в ультимативной форме потребовала возвращения судов флота в Севастополь. Советская сторона в ответной ноте указала на имевшие место нарушения немцами Брестского договора, и предложила самостоятельно разоружить корабли в Новороссийске.

Возникла почва для переговоров, в ходе которых могло быть достигнуто приемлемое для обеих сторон соглашение, но тут в полной мере сказались «разброд и шатание» в стане большевиков, а также сепаратизм и амбиции местных властителей-комиссаров. Руководители Кубано-Черноморской республики, во главе с председателем ЦИК А. И. Рубиным, без ведома Москвы, лишь по приказу Главкома красный войск Северного Кавказа К. И. Калнина, приняли решение силами моряков Черноморской флотилии освободить Ростов. С этой целью в районе Ейска был осуществлён морской десант под командованием И. Я. Гернштейна. Эта авантюра не удалась, и десант был быстро уничтожен немцами. Немцы снова заговорили языком ультиматумов, угрожая Советской России возобновлением боевых действий и требуя возвращения флота в оккупированный Севастополь. Брестский мир оказался в подвешенном состоянии. Чтобы спасти положение, Ленин был готов пойти на любые уступки. В разговоре с А. А. Иоффе, советским посланником в Берлине, Ленин подчеркнул, что «мы принимаем со своей стороны решительно все меры, чтобы добиться как перевода судов в Севастополь, так и прекращения военных действий или подобия их с нашей стороны. Повторяю: все возможное делается». Выигрывая время, Ленин готов был обещать немцам выполнение их требований по возвращению флота, но сам придерживался по этому вопросу своей позиции. Участь флота была решена.

24 мая 1918 года Ленин начертал собственноручную резолюцию на докладной записке начальника морского Генерального штаба: «Ввиду безвыходности положения, доказанной высшими военными авторитетами, флот уничтожить немедленно».

Получив приказ Ленина о затоплении флота, командующий контр-адмирал М.П. Саблин срочно выезжает в Москву. Он собирается убедить большевистское правительство не торопиться с уничтожением кораблей пока им не угрожает непосредственная опасность, и отменить соответствующие директивы. Вместо себя командующий оставляет капитана 1 ранга А.И. Тихменева. В Москве Саблина, конечно, арестовали. Лишь благодаря сочувствующим морякам из караула, ему удалось бежать в Великобританию, а потом вернуться с союзниками на Юг России.

Для проведения приказа в жизнь в Новороссийск были командированы член коллегии Наркомата по морским делам И. И. Вахрамеев и главкомиссар Черноморского флота Н. П. Авилов-Глебов. Представители центральной советской власти получили чёткие инструкции: во что бы то ни стало потопить суда в Новороссийске. Сделать это нужно было так, чтобы инициатива потопления судов исходила бы от самой матросской массы, возмущенной германскими требованиями вернуть суда по месту их приписки, а никоим образом не выглядела приказом большевистского правительства из Москвы.

«При исполнении столь сложного поручения, - вспоминал Шляпников, - товарищи не встретили поддержки ни в партийной организации, ни в органах местной власти, не говоря уже о командном составе, значительная часть которого была явно нам враждебна».

9 июня немецкие войска начали наступление на Воронежском и Батайском фронтах и вновь потребовали возвращения кораблей Черноморского флота в Севастополь, дав срок до 14 июня. В тот же день коллегия Наркоммордел радиограммой № 13 приказала И.И.Вахрамееву ускорить выполнение директивы по уничтожению флота. Следующей (вечерней) телеграммой № 14 коллегия признала формальное согласие на возвращение кораблей. И предупредила шифровкой: «Но вы обязуетесь его (приказ о переводе в Севастополь) не исполнять и считаться только с отданными ранее предписаниями и настоящей телеграммой».

10 июня Н.П. Глебов-Авилов и уполномоченный коллегии Наркоммордел И.И. Вахрамеев довели это приказание до совещания флагманов и до и.о. командующего Черноморским флотом А.И. Тихменева. Последний с приказом не согласился и решил выяснить мнение экипажей кораблей.

11 июня на линкоре «Воля» делегатское собрание 79 голосами против 29 (воздержалось 28 чел.) приняло решение топить корабли, но уже в ночь на 12 июня референдум всех экипажей принял другое решение: «В Севастополь не идти, флот не топить, а в случае наступления немцев сражаться до последней возможности ("за" - 700 чел.) и лишь только при явной невозможности отстоять флот - его затопить ("за" - 600 чел.).

На заседании ЦИК Кубано-Черноморской Республики и Новороссийского Совета, вопреки приказу из Москвы и стараниям Авилова-Глебова, большинством голосов было принято такое же решение.

Авилов-Глебов и Вахрамеев, а заодно и поддержавший их председатель Новороссийского Совета М.М. Лучин, были обвинены в измене. С совещания они попросту сбежали и укрылись в поезде, где жили под усиленной охраной. Опасаясь покушения возмущённых матросов, за всё время пребывания в Новороссийске «московские гости» практически не выходили из своих вагонов и не общались ни с массами, ни с представителями местной власти. После бегства комиссаров поднялся большой шум. Наиболее горячие головы бросились вдогонку, призывая разгромить комиссарский поезд, а Глебова-Авилова сбросить в море с кирпичом на шее. Миссия Авилова-Глебова и Вахрамеева провалилась. Они оставили Новороссийск и поспешили в Москву с докладом о создавшемся положении.

Открытым радио СНК продолжал слать директивы о возвращении флота в Севастополь, но в шифрованных телеграммах московского правительства содержался только один приказ: корабли немедленно затопить. Для организации затопления флота из столицы большевистской России был послан новый уполномоченный - мичман Ф. Ф. Раскольников.

В исследованиях сталинской эпохи писалось о том, что Вахрамеев «оказался не на высоте положения и далеко не оправдал доверия Совнаркома», Авилов-Глебов был объявлен врагом народа, а его действия по организации затопления флота расценивались как предательские. Имя же невозвращенца Федора Раскольникова не упоминалось вовсе. Между тем, именно он и стал ключевой фигурой последнего акта трагедии флота.

Федор Фёдорович Раскольников (настоящая фамилия - Ильин) в отечественной историографии считается одним из самых «тёмных» авантюрных деятелей эпохи революции и Гражданской войны. Сын питерского выкреста, до Первой мировой он подвизался на журналистском поприще, учился в Политехническом институте. В 1915 году был призван на флот, но служить матросом не пошел, а поступил в гардемарины (шел ему тогда уже двадцать четвертый год, а однокашники были в основном семнадцатилетние). После Февраля Раскольников бросил Морской корпус, окончив лишь один курс, и ринулся «углублять революцию» на Балтике в качестве «военного моряка». В марте 1917 года он был направлен в Кронштадт, редактировать газету «Голос правды», также возглавил большевистскую фракцию совета. Был одним из организаторов июльского мятежа в Кронштадте, несет ответственность за убийства и самосуды над морскими офицерами. В конце июля арестован, но 11 октября освобожден. В ноябре 1917 года во главе отряда моряков был направлен в Москву для подавления антибольшевистских выступлений. Моряки Раскольникова развернули настоящий террор: под предлогом поисков складов с оружием проводили повальные обыски и аресты, практиковались расстрелы на месте. В кратчайший срок отряд Раскольникова подавил всякое сопротивление в городе. Вскоре Раскольников сблизился с Троцким, став его любимцем. Именно такой человек и нужен был в Новороссийске.

Не случайно в беседе с Ф. Ф. Раскольниковым Ленин объяснил его задачу в Новороссийске следующим образом: «Потопление Черноморского флота встречает неслыханное сопротивление со стороны части команд и всего белогвардейски настроенного офицерства. Имеется сильное течение за уход в Севастополь. Но увести флот в Севастополь - это значит отдать его в руки германского империализма. Этого никак нельзя допустить. Необходимо во что бы то ни стало потопить флот, иначе он достанется немцам».

Получив такую инструкцию, Раскольников начал действовать. В Тоннельной он встретился с новороссийскими «беглецами» - Лучиным и Авиловым-Глебовым, которые посоветовали новому уполномоченному «топить флот по телеграфу», иначе матросы выбросят его за борт. Говорят, что Раскольников лишь посмеялся над горе-комиссарами, заметив, что для этого не обязательно было приезжать в Новороссийск. Телеграф есть и в Москве, но по нему не убедишь исполнять приказы центральной власти, а за неисполнение - не расстреляешь…

Приезд в Новороссийск говоруна-Раскольникова окончательно выбил почву из-под ног противников затопления флота. Бывший мичман умел талантливо убеждать и, в отличие от своих предшественников, не гнушался общением с матросской массой. Используя принцип «разделяй и властвуй», Раскольников быстро сошёлся с большевизированной командой эсминца «Керчь», а также с её командиром - беспартийным техническим специалистом В. Кукелем, активным сторонником затопления флота. Раскольников произнёс несколько «зажигательных» речей, убеждая матросов в бесполезности боя с немцами. По его мнению, бороться нужно было с предателями-офицерами, «преспешниками германского империализма». Для оставшегося на флоте командного состава приезд Раскольникова мог ознаменовать новую волну репрессий, самосудов, беспричинных расправ.

Команды судов, в большинстве своём, были деморализованы и издерганны. Масла в огонь подлил ЦИК Кубано-Черноморской Республики. Его представители, явившись 14 июня из Екатеринодара в Новороссийск, на делегатском собрании заявили, что ни отдавать немцам, ни топить флот не нужно, что в Москве сами не понимают, что говорят. А если моряки все-таки потопят корабли, то 40-тысячная революционная армия Кубано-Черноморской Республики повернет свои штыки на Новороссийск и поднимет на эти штыки всех моряков, как изменников. Для республики был важен сам факт того, что в их тылу есть могучий флот.

15 июня Тихменев получает шифрованную телеграмму № 49 за подписью Ленина и Свердлова, с категорическим требованием уничтожить корабли. Но Тихменев продолжает упорствовать и вновь выносит вопрос о затоплении флота на голосование команд. Кроме того, тайно посылает доверенного офицера к Донскому атаману генералу Краснову с докладом о трагическом положении флота. Краснов ответил, что помочь не может, но полагает, что лучше уйти в занятый немцами Севастополь, так как это оставляет надежду сохранить корабли для будущего. При голосовании мнения разделились. Но теперь, после угроз со стороны ЦИК Кубано-Черноморской Республики, большинство личного состава кораблей склоняется к переходу в Севастополь. Одновременно усилился натиск германской дипломатии: немцы гарантировали жизнь и свободу всем командам, если корабли вернутся на базу.

В этих условиях и.о. командующего флотом А. И. Тихменев, при поддержке большинства офицеров, высказался за уход флота из Новороссийска. По словам командира эсминца «Керчь» старшего лейтенанта В. Кукеля, у командующего флота перед глазами, как призрак, «стояло декабрьское избиение офицеров в Севастополе, парализовавшее в них всякую волю, решимость и чувство чести, необходимое в столь тяжелый момент». Но Кукель ошибся: офицеры во главе с Тихменевым не просто хотели выжить. Они понимали, что Германия проиграла войну. Надолго её не хватит. А потому решили уйти из-под власти непатриотичного правительства большевиков, сохранив флот для будущей России. Трагедия Гражданской войны в этой ситуации проявилась очень отчетливо.

17 июня, в половине 12-го часа ночи противники затопления, во главе с линейным кораблем «Воля» под вымпелом капитана I ранга А. И. Тихменева, вышли обратно в Севастополь.

Командир «Керчи», старший лейтенант В. А. Кукель, по поручению Ф.Ф.Раскольникова, стал главным организатором затопления кораблей, оставшихся в Новороссийске.

Утром 18 июня эсминцы «Керчь» и «Лейтенант Шестаков» отбуксировали корабли на рейд. В машинное отделениие каждого корабля были заложены взрывные патроны. В 15.45 в Цемесской бухте команда «Керчи» начала расстрел с короткой дистанции судов Черноморского флота, оставшихся в Новороссийске. Один за другим уничтожаемые русскими моряками, шли на дно Цемесской бухты русские эсминцы-новики «Гаджи-бей», «Калиакрия», «Пронзительный», «Лейтенант Шестаков», «Капитан-лейтенант Баранов», миноносцы «Сметливый» и «Стремительный». Всего двенадцать кораблей. Миноносцы уходили под воду, держа на мачтах Последней оставалась колоссальная громада линкора «Свободная Россия». Эсминец «Керчь» подошел к кораблю и дал залп из двух торпед. Первая взорвалась под кораблем, вторая прошла мимо. Для такого гиганта одно попадание было совсем не существенно. Корабль стоял над водой как ни в чем не бывало. Лишь столб черного дыма поднялся над его боевой рубкой. Пришлось выпустить третью и четвёртую торпеду, но корабль был сделан так великолепно, что не только остался на плаву, но даже не накренился. Только шестая торпеда, пробив корпус линкора насквозь, отправила его на дно.

По воспоминаниям очевидца, Новороссийск «в этот день не работал, и весь присутствовал на похоронах, всё было усеяно народом; очень многие не выдерживали такой картины, со слезами на глазах ругали и Советскую власть, и тех, которые ушли в Севастополь...».

Сама «Керчь», не решившись вернуться в Новороссийск, ушла в Туапсе, где проживала семья В.А. Кукеля. На рассвете следующего дня, 19 июня 1918 года, после схода команды на берег, эсминец был затоплен у Кадошского маяка близ Туапсе.

Гибель элиты Черноморского флота была, конечно же, очередным ударом по национальной России, одной из самых трагических страниц в истории Гражданской войны. Отсутствие на Чёрном море военного флота во многом способствовало трагедии эвакуации белых войск из портов Новороссийска и Одессы весной 1920 года. Элементарная нехватка транспортов и боевых кораблей фактически предопределила гибель белого Крыма. Большевики же использовали эпизод с затоплением Черноморского флота в качестве одной из важнейших слагаемых их, коммунистической, истории о Гражданской войне.

Каждому – своё!

Кто же оказался прав в исторической драме, связанной с затоплением кораблей Черноморского флота? Увы, противников и сторонников вынужденного «самоубийства» русских судов в Цемесской бухте летом 1918 года не рассудила и сама история.

Бывший мичман Ф.Ф. Раскольников (Ильин) после Гражданской войны командовал Балтийским флотом, затем был послом в Афганистане, в Эстонии, Дании, Болгарии. Получив из Москвы отзыв и опасаясь ареста по возвращению в Россию, решил остаться за рубежом. Оттуда невозвращенец написал Сталину открытое письмо, в котором обвинил его в масштабных репрессиях и уничтожении вооруженных сил:

«Сталин, вы объявили меня «вне закона». Этим актом вы уравняли меня в правах — точнее, в бесправии — со всеми советскими гражданами, которые под вашим владычеством живут вне закона.

Ваш «социализм», при торжестве которого его строителям нашлось место лишь за тюремной решеткой, так же далёк от истинного социализма, как произвол вашей личной диктатуры не имеет ничего общего с диктатурой пролетариата.

Стихийный рост недовольства рабочих, крестьян, интеллигенции властно требовал крутого политического маневра, подобно ленинскому переходу к нэпу в 1921 году. Под напором советского народа вы «даровали» демократическую конституцию.

Но что сделали вы с конституцией, Сталин?

Испугавшись свободы выборов, как «прыжка в неизвестность», угрожавшего вашей личной власти, вы растоптали конституцию, как клочок бумаги, выборы превратили в жалкий фарс голосования за одну единственную кандидатуру, а сессии Верховного Совета наполнили акафистами и овациями в честь самого себя. В промежутках между сессиями вы бесшумно уничтожали «зафинтивших» депутатов, насмехаясь над их неприкосновенностью и напоминая, что хозяином земли советской является не Верховный Совет, а вы. Вы сделали всё, чтобы дискредитировать советскую демократию, как дискредитировали социализм. Вместо того, чтобы пойти по линии намеченного конституцией поворота, вы подавляете растущее недовольство насилием и террором. Постепенно заменив диктатуру пролетариата режимом вашей личной диктатуры, вы открыли новый этап, который в истории нашей революции войдёт под именем «эпохи террора».

Никто в Советском Союзе не чувствует себя в безопасности. Никто, ложась спать, не знает, удастся ли ему избежать ночного ареста, никому нет пощады. Правый и виноватый, герой Октября и враг революции, старый большевик и беспартийный, колхозный крестьянин и полпред, народный комиссар и рабочий, интеллигент и Маршал Советского Союза — все в равной мере подвержены ударам вашего бича, все кружатся в дьявольской кровавой карусели.

Вы сковали страну жутким страхом террора, даже смельчак не может бросить вам в лицо правду.

Волны самокритики «не взирая на лица» почтительно замирают у подножия вашего пьедестала. Вы непогрешимы, как папа! Вы никогда не ошибаетесь!

С помощью грязных подлогов вы инсценировали судебные процессы, превосходящие вздорностью обвинения знакомые вам по семинарским учебникам средневековые процессы ведьм. Вы оболгали, обесчестили и расстреляли многолетних соратников Ленина. Перед смертью вы заставили их каяться в преступлениях, которых они не совершали, и мазать себя грязью с ног до головы.

В лживой истории партии, написанной под вашим руководством, вы обокрали мёртвых, убитых, опозоренных вами людей и присвоили себе их подвиги и заслуги.

Вы уничтожили партию Ленина, а на её костях построили новую партию «Ленина-Сталина», которая служит удачным прикрытием вашего единовластия.

Вы создали её не на базе общей теории и тактики, как строится всякая партия, а на безыдейной основе личной любви и преданности вам. Знание программы первой партии было объявлено необязательным для её членов, но зато обязательна любовь к Сталину, ежедневно подогреваемая печатью. Признание партийной программы заменяется объяснением любви к Сталину.

Вы торжественно провозгласили лозунг выдвижения новых кадров. Но сколько этих молодых выдвиженцев уже гниёт в ваших казематах? Сколько из них вы расстреляли, Сталин?

Накануне войны вы разрушаете Красную Армию, любовь и гордость страны, оплот её мощи. Вы обезглавили Красную Армию и Красный Флот. Вы убили самых талантливых полководцев, воспитанных на опыте мировой и гражданской войн. В момент величайшей военной опасности вы продолжаете истреблять руководителей армии, средний командный состав и младших командиров.

Пользуясь тем, что вы никому не доверяете, настоящие агенты гестапо и японская разведка с успехом ловят рыбу в мутной, взбаламученной вами воде, подбрасывая вам в изобилии подложные документы, порочащие самых лучших, талантливых и честных людей.

В созданной Вами гнилой атмосфере подозрительности, взаимного недоверия, всеобщего сыска и всемогущества НКВД, которому вы отдали на растерзание Красную Армию и всю страну, любому «перехваченному» документу верят — или притворяются, что верят, — как неоспоримому доказательству.

Ваша безумная вакханалия не может продолжаться долго. Бесконечен список ваших преступлений. Бесконечен список ваших жертв, нет возможности их перечислить.

Рано или поздно советский народ посадит вас на скамью подсудимых как предателя социализма и революции, главного вредителя, подлинного врага народа, организатора голода и судебных подлогов».

17 августа 1939 г.

Полностью - http://diletant.media/document/34089503/

В июле 1939 года как «невозвращенец» лишен советского гражданства и объявлен вне закона. Вскоре по невыясненным обстоятельствам умер (или был убит?) в одной из европейских клиник.

Главный комиссар Черноморского флота в мае-июне 1918 года, Н.П. Глебов-Авилов арестован в 1936 году по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации, осужден и расстрелян.

Возглавивший уход кораблей из Севастополя в Новороссийск капитан 2 ранга Е.С. Гернет в 1920 году был назначен командующим Азовской военной флотилией, затем служил в Шанхае в качестве морского эксперта. В 1935 году Гернет также арестован, выслан в Казахстан, где скончался в 1943 году.

Командир эсминца «Керчь» В.А. Кукель, приведший в исполнение приказ Ленина об уничтожении кораблей, также занимал различные должности в Морских силах Советской России, издал книгу воспоминаний о событиях в Севастополе и Новороссийске весной-летом 1918 года. В 1937 году был арестован, объявлен врагом народа. Место гибели и захоронения неизвестно. Семья репрессирована.

Вице-адмирал М.П. Саблин, участник Цусимского боя, бежал из тюрьмы ВЧК, в 1918 году уехал в Великобританию, затем вернулся в Россию. С начала 1919 года - главный командир судов и портов Черного моря, начальник Военно-морской базы Севастополя. В апреле 1919 года, в связи с уходом французской эскадры из Севастополя, Саблин добился от союзников передачи ряда оставшихся кораблей Черноморского флота Главнокомандующему ВСЮР. Из жалких остатков эскадры Тихменева адмиралу фактически удалось создать «белый» Черноморский флот и стать его командующим (март-август 1919 года). Врангель также назначил его командующим флотом в Крыму, но к тому времени Саблин был уже смертельно болен. Он умер в октябре 1920 года от рака печени, был похоронен в Севастополе, в нижнем храме Владимирского собора.

Контр-адмирал А.И. Тихменев, отказавшийся топить флот в Новороссийске, надеясь сохранить корабли для будущей России, в конце концов, оказался вместе с другими моряками в Тунисе. 7 октября 1920 года он заменил контр-адмирала Евдокимова на посту начальника Морского управления. Вместе с адмиралом М.А. Кедровым подготовил и осуществил эвакуацию армии генерала Врангеля из Крыма. С переходом флота в Константинополь был назначен начальником штаба Русской эскадры и продолжал занимать этот пост после прибытия эскадры в Бизерту. После признания Францией СССР в 1924 году сдал командование эскадрой и проживал в Тунисе до своей кончины 25 апреля 1959 года. Похоронен на европейском участке кладбища Боржель города Туниса.

источник