Звездные хроники капитана Росса. Ч.5.

              2.2. Возвращение на Илион. Новая миссия.

  Мы прибыли к санторианскому космопорту последними из нашей делегации. Дальше, соблюдая формальные требования учёта мы погрузились на разведчик и в сопровождении гигабуксира покинули гостипреимных жителей Ориона. На руках делегации были три договора и все успешные.

 

  Первая делегация договорилась с саманаянами о технической поддержке конвоя транспортников вдоль пути Илиона. Вторая делегация договорилась о маскировочной и минно-тральной поддержке нашей базы с гватарами.

  И только у нас был договор с олиянами о совместных поисково-разведочных, спасательных и боевых действиях против тергов в случае опасности жителям базы Илион. Проанализировав все детали доклада, которые должны были быть изложены Землянам, мы и не заметили, как старыми и знакомыми тропами вернулись на Илион.

  Подлетая к базе, мы обнаружили страшную картину. Пустыня возле Илиона горела как факел. Бесчестное количество сбитых истребителей тергов усеивали пылающую пустыню. Среди них мы насчитали два десятка сбитых наших истребителей, около тридцати передвижных средств обороны станции.

   О средствах индивидуальной обороны и говорить не приходится, они как иголки были рассыпаны повсюду. куда мог смотреть глаз. Мы с замиранием сердца поспешили к базе. Густой дым не давал нам возможности визуального контроля базы.

  Тогда мы включили сканер и восстановили визуальный контроль. База была чернее ночи. Защитное поле на ней составляло десятую часть от нормы. Гигантские оплавленные куски стен валялись вдоль всей окружности стены.

   Лучевые пушки, за редким исключением были расплавлены. Бойницы средств индивидуальной обороны были изрешечены, вплоть до габаритных пробоин. Крыша Илиона - знаменитый крылатый Лев больше не существовал.

  Задняя часть туловища была опрокинута внутрь базы, вторая часть, с отдельно лежащей головой располагалась около стены. Было видно как из головы, где располагалась пушка и бойниц вёлся интенсивный огонь, пока прямым попаданием не сорвало половину львиного черепа. Генерал Толев дрогнул.

   Было видно как огромный комок боли подкатил к его горлу. Он не мог ничего сказать, лишь только дважды махнул рукою пилоту разведчика, чтобы тот отбуксировал остатки крыши наружу и попытался сесть внутрь.

  Пилот долго корёжился с манипулятором и сборником мусора пока, наконец, не очистил посадочную площадку. Когда мы опускались вниз, то наконец стали улавливать сигналы спасения. Стало всё понятно.

   Терги в пустыне разбросали «заглушки», поэтому внешний сигнал не проходил. Почему не было резервного аварийного сигнала мы не знали. Когда разведчик дрогнул в последний раз, мы присоединились к системе дистанционного открытия дверей, но они были заблокированы.

  Пришлось использовать аварийный вход. Войдя внутрь мы обнаружили почтовый контейнер, предназначенный видимо нам. Когда заработал визор мы увидели взволнованные и уставшие лица генерала Ромашова и полковника Синицина и узнали из доклада о происшедшем.

После нашего отлета, сразу на следующий день, разведчики базы обнаружили армию тергов. Никаких сомнений - они направлялись. На Илион. Организовав эшелонированную оборону Илиона, командование отдало приказ об обороне базы.

  Всё остальное мы смотрели со слезами. Внешние камеры запечатлели героическую оборону нашей крепости. После того, как с Земли поступил приказ о возвращении уцелевших, база опустела. Армия тергов, отошла от базы, потеряв половину своих сил и заблокировала базу со всех сторон.

 Мы, видимо, чудом проскочили её ряды, до того как они выставили сплошную минно-заградительную сеть. Теперь мы оказались в ловушке. В видеозаписях мы обнаружили нечто странное, о чём говорили Ромашев и Синицин.

  Перед тем как погибнуть защитники базы исчезали внезапно. Командование увидело в этом какое-то новое оружие тергов. Действительно, убитых нигде мы не обнаружили, кроме трупов тергов. Эта загадка нас озадачила.

   В сводках значились только раненые. При осмотре внутреннего оборудования базы мы не заметили никаких повреждений, кроме вышедшей из строя аварийной батареи связи. Терги пытались подорвать базу при помощи «кротов»- роботов камикадзе, вкапывающихся под днище строений.

  Но база была хорошо защищена со всех сторон. Детонация к несчастью повредила старые батареи Севеян, доставшиеся нам по наследству. За прошедшие триста лет они не разу не подводили хозяев, хотя срок их годности истёк трижды.

   В командном пункте управления мы нашли ответ на вопрос о низкой энергозащищённости базы. Генераторы работали в режиме экономии, создавая избыточный запас энергии для оставшихся лучевых орудий. Стало понятно, что командование базы, надеялось на возвращение.

  Итак, нас на базе осталось двенадцать человек. И так как я был младший по званию, мне пришлось выполнять тысячи поручений на день. Спал я по два-три часа в сутки. Принимал пищу на ходу.

 Так продолжалось целую неделю, пока терги ещё раз не решили наведаться к нам на базу, зная, что основные силы Илиона вернулись на Землю. Нам представилась возможность отомстить за Илион в последний раз. Заняв позицию управления лучевыми пушками по правую сторону базы, я надел шлем координации огня и приступил к обработке пространства от назойливых гостей.

  Часов шесть я спокойно контролировал ход боя, пока последняя пушка не смолкла под ударами «капелевцев». Сняв шлем, я взял ИСО-3 (индивидуальное средство обороны) и направился к бойницам базы. Я делал это и раньше на тренировках и во время отражения атак, но теперь за всех стоял я один по правую сторону стены.

   Маневрируя между бойницами, я прицельно выстёгивал особо наглых негодяев, крушивших то, что мы так долго лелеяли. После тридцати часов боя, мои руки превратились в деревянные палки. С неимоверным трудом и болью я поднимал ИСО-3 на прицел, пока, наконец, не обвязался ремнями.

   К тридцать третьему часу силы мои иссякли. Я хоть и был тренирован, но постоянные взрывные волны бросающие то на пол,  то на противоположную стену сделали своё дело. С тридцать четвёртого часа по сороковой я катался кубарем по полу, истощая последние силы перекатами. Сороковой час стал для меня роковым.

   Меня вычислили и взяли в короб, упреждая возможные пути отхода. Огонь был настолько интенсивным, что моё тело получало непрерывный массаж из взрывных волн. Защитный панцирь спасал от травм, но не от болевого шока. Как я не катался по полу, интенсивность огня не стихала.

  Тогда я прикусил загубник и открыл этим аварийное подполье. Тем самым я избежал потери контроля сознания. На аварийном коврике заработали спасительные стимуляторы, электронный медик снял защитные доспехи и приступил к реанимационным процедурам. В полусонном состоянии я старался задавать сознанию режим аварийного отдыха.

  Дальше, как учил меня полковник Ноев, я мысленно представил центр своей души как сквозной колодец с выходом к свету и со всей скорости ринулся туда. Отсчитывая секунды от и до – всего час. «Уйдя» в тёмный колодец с бешеной скоростью, я должен был устремиться к свету по другую сторону туннеля. Сознание начало угасать внутри меня, но я держал скорость и путь.

   Как долго я летел по туннелю - не помню. Наверное, я был в полном забвении. Вскоре я увидел проблески света и потянулся к нему как мог. Приближаясь к свету и выходя из туннеля, я ощутил неимоверную боль во всём теле. В течении трёх минут я справился с ней. Доспехи были на мне. Я дважды прикусил загубник и тут же оказался возле знакомых бойниц.

   Сорок второй час я преодолевал себя, ведя интенсивный огонь по тергам, пока не открылось второе дыхание вместе с образом Оливии. Этот образ помогал мне в течении следующих суток с 42 часа по 67. После того как верхние бойницы были разрушены, как и большая часть стены, я перебрался на нижние бойницы.

  Это было около 57 часа. Весьма неудобные для ведения стрельбы по высоко летящим целям, бойницы имели и другой недостаток. Взрывная волна, образующаяся после прямого попадания в нижнюю часть стены была гораздо сильней, чем в верхней части. Близость к поверхности планеты мешала точной стрельбе, так как от поверхностных взрывов возникали толчковые колебания.

  Но, несмотря на это, я отстоял до 67 часа свою позицию. 68 час боя был последним часом, после которого они решили оставить нас на время.

  Я поднялся в командный пункт и доложил по установленной форме об окончании боя генералу Толеву, подсчитав все использованные средства и повреждённые орудия.

  Толев упорно молчал, пока наконец не объявил об исчезновении половины членов нашей команды. Все они сражались на верхних ярусах базы и … никого из них не нашли.

   Пока генерал сосредотачивался на том, что он должен ещё сказать, вошёл полковник Евгений Алябъев. Увидев меня, он проникся нескрываемым одушевлением, но его глаза были усталы и грустны. Евгений сообщил генералу о трёх членах команды, которые лежат в госпитале. Один из них находился в реанимации.

-Что же это, мы с вами, выходит, только и остались в строю, пробурчал генерал. Было видно, что за прошедшие трое суток он почти не спал. Его тяжёлые веки и речь казалось, проваливались в неведомую пропасть, из которой он периодически выбирался.

-Теперь слушайте новый приказ, - поднял брови генерал.

Мы с полковником вытянулись по струнке. Только теперь я заметил, что плечо Евгения было не в порядке. Его рука была прижата к кителю и немного согнута. Вывих, подумал я и глубоко вздохнул про себя.

-Всем спать! Шагом марш! – построжился генерал. Когда мы повернулись к двери, чтобы покинуть командный пункт, то услышали едва слышное продолжение приказа, уже отдаваемого генералом самому себе:

-а я подежурю, займусь дополнительной зарядкой защитного поля, всё проверю. Эх, нам бы подчинить пару пушек, надо посмотреть.

-Марш! – снова грозно скомандовал Толев, заметив, что мы немного замешкались.

 В коридоре мы с Евгением договорились о вахте после «сна». Пролежав в комнате Евгения с закрытыми глазами пять минут, мы тем самым, формально исполнили приказ. Ведь никто нам не уточнил точное время сна. Со спокойной совестью мы занялись тайной вахтой на Илионе, прячась от взоров генерала.

 Мы занялись починкой пушек, которые уже осмотрел генерал и признал трудно восстановимыми. Сам генерал также занимался починкой пушек, но на правой стороне Илиона. Когда, наконец, генерал поднялся в командный пункт, мы с Евгением договорились о смене генерала на посту.

-Три часа на сон тебе хватит? - спросил я Евгения

- Вполне, - согласился он. На том мы и порешили. Я продолжил заниматься пушками.

 Через три часа я поднял Евгения, предварительно «влив» в него лимонный сок со спец. мятой, поджигающей горло и нос минут на пять. Этого оказалось достаточно, чтобы Евгений начал понимать, где он находиться.

  Следующим шагом был контрастный душ и музыкальные гимны станции, играющие утром. Последний шаг – камера игольного массажа, используемая при особой усталости и упадке сил. Несмотря на все процедуры Евгений туго соображал, хотя военные инстинкты, в том числе и речевые, были в порядке.

 Ещё пол часа и Евгений зашагал к генералу. Ему надлежало объяснять как поспав немного, он проснулся и не мог уснуть. Как он ворочался, и, наконец. решил зайти к нему - генералу, пожаловаться на кошмары во сне.

 Старый генерал сразу понял в чём дело. Он поднялся в комнату к Алябъеву, где я действительно дрых, сдав «вахту». Убедившись, что бессонница очень редкое явление на станции, он принял условия нашей игры.

 Облокотившись на командное кресло, он попросил Алябъева заместить его, «если что». «Если что» наступило в следующую минуту и продолжалось часов десять.

  За это время я подвергся тому, чему подверг самого Евгения. Маленькая воинская «месть» и я был на ногах. Моим заданием оставалось починка пушек. Нудное, но нужное занятие стало даже интересным, когда я вспомнил об Оливии.

 По пробуждении генерала мы сообщили, что все восемь пушек, подлежащих восстановлению, готовы. Реакция генерала оказалась неожиданной. Впервые за время нашей службы мы увидели скупую слезу своего начальства.

 Он заключил нас в объятия и пообещал не забыть нашей службы, если мы останемся живы.

  На радарах станции мы видели остатки армии тергов. Они уже больше не решались атаковать нас, но занялись активной блокировкой подходов к станции при помощи минных полей. Неделю мы восстанавливали всё, что могло послужить обороне Илиона.

 До провода конвоя оставалось еще неделя, когда к нам пожаловали олияне, саманаянцы и гватары. Они с лёгкостью очистили весь окружающий мир, разбив тергов в пух и прах.

  Какова же была наша радость, когда мы увидели, как к нам спускаются пропавшие в бою «воины», которых мы считали погибшими от неведомого оружия тергов.

  Оказалось, что олияне, после заключения договора, сразу же приступили к его осуществлению. Видя неминуемую смерть бойцов Илиона, они тайно телепортировали их, перед самым моментом приближающейся смерти.

 Делали они это тайно для того, чтобы не навлечь подозрения тергов. Это позволило отвести подозрения от предстоящей миссии. Теперь они выступили явно, зная что терги не успеют за неделю добраться до нас.

  Наши союзники за неделю полностью восстановили Илион, перевооружили его и оснастили новым оборудованием. Это было сюрпризом для всех нас и Землян. Нам пообещали присвоение очередных званий.

  Перед самым проводом транспортного конвоя на Илион прилетела Оливия в своём шикарном генеральском наряде. Совещание прошло как полагается чётко по графику. Оливия привезла с собой «Архонт»- старый первоангельский ключ, миллионы лет, хранящийся в их центральном музее.

  Раньше, когда звёздные системы были не столь многочисленны магистрали были удобны для полёта. Но когда Творец создавал иные миры, потребовались иные направления. Старые закрывались и, как говориться, – сдавались под «ключ».

  Для этого собирались ангелы, отвечающие за транспортные пути и закрывали пространство магистралей в некотором выбранном для этих целей элементе.

  Замок был настолько мал, что его величина составляла от миллиметра степень с пятидесятью нулями. Найти его без ключа в безграничном вселенском просторе было невозможно.

  Оливия была поистине прекрасным гением красоты. Я опять не сводил с неё глаз. Её плавные движения и тихий светящийся нимб над головой зачаровывали. Я мысленно пожелал ей светлого будущего.

  На военном совете содружества цивилизаций было решено разделиться на охраняемые сектора. Силы содружества временно должны были вернуться на свои базы, для ремонта, пополнения запасов, вооружения и прочих приготовлений.

 Оливия же попросила остаться на базе. Не теряя времени, она хотела найти старинный замок, до того, как основные силы содружества займут свои положения по установленному плану.

 Илион предоставлял Оливии дежурный разведчик и эскорт. Наше командование уже получило с Земли как новые, так и отремонтированные истребители. Среди них была моя радость - «Свега», с которой мы пережили столько приключений.

  Поскольку полёт до места назначения был близкий, то Оливия настаивала на небольшом эскорте, тогда как командование предоставляло двадцать истребителей и тяжёлое прикрытие.

 Убедить Оливию было невозможно. Она просто не хотела отрывать нас от служебных будней. Её можно было понять. Так или иначе, она приняла решение.

 В тот счастливый для сердца день, полный вдохновенной жертвенностью безответной любви я снова увидел Оливию в блеске её славы.

 Ещё с утра, на построении нам зачитали приказ 5548 и поручили почётную миссию сопровождать разведчик Оливии. В приказе значилось, что я закреплялся первым номером, то есть головным истребителем эскорта.

  Это был подарок Толева, о котором я и не мог мечтать. Неужели, я буду сопровождать ту, которая открыла мне дорогу в неведомое прекрасное. На предполётном заседании Оливия указала на карте ведущую цель и маршрут движения к ней.

  Во время заседания в заданный район отправили пару разведчиков, чтобы проверить безопасность маршрута.

  Тем временем Оливия обсуждала возможные ходы нашего транспортного конвоя по звёздной карте. Толев, всё время слушал и лишь изредка указывал на возможные опасности возле тех путей, где Оливия предлагала сократить маршрут конвоя.

  Через пару часов разведка сообщила, что путь чист. После полученного сообщения Оливия отошла от карты, осмотрела присутствующих, которые должны её были сопровождать и попросила Толева приступить к миссии как можно скорее.

  Толев тут же отдал приказ на посадку. На выходе она украдкой взглянула на меня, припоминая наше посольство. Миг встречи я пережил как высшее блаженство.

  Моё сердце говорило: запечатлей это навек, ведь ты её больше никогда не увидишь. После миссии Оливия возвращалась к себе на родину, а меня отправляли на другую базу.

   Мой взгляд смутил её, она всё поняла без слов. Склонив голову, она быстро вышла из командного пункта. О чём думала Оливия – знает один Творец, которого я благодарил за счастье встретить его чистое создание.

   Огонь любви был так велик, что я не заметил, как полились слёзы. Хорошо, что я был последним, иначе мне пришлось бы оправдываться и сочинять историю о чувствах по поводу великой миссии. Евгений, поджидавший меня возле двери ком. пункта, заметил, что я низко склонил голову и почёсывал свой лоб.

- Дружище, сказал он, –это твой самый счастливый день, а ты о чём-то печалишься.

-Счастливый, одобрил я, но меня скоро переведут на другую базу, парировал я.

Кажется, Евгений понял мою печаль и добавил:

-Это ведь не последний день в твоей жизни Росс, у тебя ведь есть ещё пару недель. Не думай об этом. Живи, как жизнь велит. Не вешай нос.

 Юркнув в свой истребитель, я начал о чём-то горячё молиться. Мой ум освятился прозрачным тонким светом. Внезапно мне стало так легко и ясно, что сердце понеслось к яркому неведомому свету.

 Я молился об Оливии. Слова сами исходили из души и уносились в прозрачную глубину сами собой текущих слёз. Окончив молитву и глубоко вздохнув, я проверил все системы управления «Свеги» и доложил о готовности к сопровождению. Получив команду на взлёт мы рванулись ввысь.

 «Свега» как чайка после дождя несла меня ввысь. Я всё время оглядывался на разведчик, где находилась та, которая была моим попутным ветром.

  Радуясь как младенец, я бесконечно любил Оливию за то, что она есть на свете, за то что мне позволили быть рядом с ней и послужить её миссии. Перед самым местом, указанным на карте я попросил сделать разведывательный круг.

  Мне дали добро. Разведчик и эскорт затормозились, а я ускорился и включил сканеры разведки. Предполагаемое место миссии было чисто, но моё сердце почувствовало что-то неладное.

  Предчувствиям я никогда не доверял, но тут я сообщил, что прошу сделать второй круг для верности, так как чувствую будт-то кто-то на меня смотрит в «упор». Я сообщил о предположительном месте моего следующего «осмотра».

  Получив добро, я ускорил «Свегу» и направил свой истребитель к тому месту, где по моим предчувствиям должен быть «упор». Пролетев над ним я ничего не обнаружил, но чувство тревоги не покинуло меня. Возвращаясь к эскорту я попросил «Свегу» на всякий случай сделать полевой анализ окружающего фона. «Свега» сообщила, что фон в порядке, только есть маленькие отклонения у самого истребителя из-за резких манёвров.

  Тогда я попросил досконально разобраться в данном отклонении, так как я делал два круга. Свега подтвердила, что при втором манёвре отклонение было немного большим, чем при первом. У меня появилась зацепка и план проверки места, и я попросил сделать ещё два круга, сообщив о возможном присутствии слабых неопознанных полей. Я конечно перестраховывался и возможно немного переоценил ситуацию.

  Командование не на шутку встревожилось и даже запросило помощь с базы. Ко мне был послан для проверки ещё один истребитель. Я попросил сослуживца продублировать полевой сканер и начал делать обходные круги. После первого круга возле нейтрального места показания фонографа совпали.

  После второго, они разошлись. С помощью «Свеги» я вычислил подозрительное место, которое мне очень не нравилось и попросил командование взорвать демаскированный снаряд. Командованию это не понравилось. Мне приказали этого не делать, опасаясь, что это может помешать тайне нашей миссии.

  Тогда я предложил уменьшить мощность демаскировочных зарядов. После долгой паузы, мне разрешили это сделать и я вручную приготовил пару ракет к запуску. Время миссии затянулось. Я спешил. Командование волновалось.

 Наконец, я набрал скорость и выпустил ракеты, настроив фонограф на предельную мощь приёма. Как только ракеты взорвались, «свега» зафиксировала слабые силовые поля по которым определила силуэты десятка долговязых неизвестных перехватчиков. Я тут же поднял сигнал тревоги и ринулся к эскорту. Эскорт развернулся и начал набирать скорость.

 Обнаруженный противник, снял маскировку и ринулся на нас. Завязался бой. Мы прикрывали разведчик, который медленно набирал скорость. Противник был очень серьезен.

  По манёврам и ведению боя, можно было определить, что за штурвалами находились асы своего дела. Неимоверное упорство боя позволило нам прикрыть первую треть пути разведчика до базы. Но наши ресурсы иссякали по секундам. Помощь Илиона преодолела тоже треть пути, оставалась последняя треть.

«Свега» как поросёнок на вертеле кувыркалась в разные стороны, получая серьезные затрещины по корпусу. Нам удалось сбить три перехватчика, потеряв два своих истребителя.

 На моём счету был один, майор Стегний и майор Верхов так же сбили по одному. Степень живучести моей «Свеги» приближалась к 40 процентам. Я выбрал тактику спирального боя, так как перехватчики на дальних дистанциях были гораздо быстрее и манёвреннее нас.

 Краем глаза я заметил, что оба майора, исчерпав ресурсы живучести истребителей совершили тараны. К тому времени я успел сбить еще пару адских машин, серьезно «заранив» третью.

 Она значительно отстала от нас. Два других вражеских перехватчика открыли по «Свеге» шквальный огонь, пытаясь использовать тактику «ножниц». С 15 процентов живучести «Свеги» планка упала до 9. Я отстреливался последними одиночными залпами, стараясь поймать перехватчики в перекрестии «ножниц».

 Так как разведчик был близко, свободно маневрировать я не мог. Жить мне оставалось секунд двадцать. В голове у меня в мгновение пронеслась вся жизнь. И от моего решения зависит жизнь Оливии и командования. Как бы поступил Ноев- подумал я и тут же нашёл решение. Таран может снять только один истребитель.

  Но, если я попаду в перекрестие ножниц, то взрыва запаса мин и горючего вполне хватит, чтобы лишить перехватчиков хода. Полковник Ноев мне не раз говорил, что в бою с перехватчиками выпуск мин только отсрочивает бой.

  Теперь я понял значение двусмысленной фразы наставника. Крутнувшись несколько раз петлёй, чтобы усыпить противника, заставив его подумать, что я выбрал новую тактику, следующую петлю я сделал двойной.

  По инерции перехватчики пошли на перекрестие и я вывернул штурвал наизнанку, устремившись в узел «ножниц». Перехватчики заметили это очень поздно, так как скорости были бешенные. Вырулить обратно они уже не могли.

  Их последний отчаянный шаг - развести узел вниз и вверх был предсказуем, но бесполезен. Полный боекомплект мин, немного горючего лишал их шанса остаться целыми.

   У меня оставалось пару секунд. Последнюю команду «Свеге» я уже отдал. Жаль «Свегу».

  Я прикинул, что «зараненый» перехватчик, шатавшийся позади нас, скорость которого равнялась скорости разведчика, не сможет догнать нашу миссию. Даже если он попытается это сделать, то наткнётся на подоспевшую помощь Илиона. Я начал прощаться:

-Прости меня Оливия. Это всё, что я могу сделать для Тебя и моих близких. К этому готов каждый Илионец. Жаль, что больше не увижу твоих нежных и умных глаз, не услышу твоей плавной, певучей и спокойной речи. Я люблю тебя Оливия. Творец подарил мне эту безответную Любовь и я принимаю её как бесценный дар.

Я вошёл в перекрестие. Последнюю яркую мысль я сосредоточил на сердце со всей Любовью, пылавшей в моём сердце:

«Отчее, в руки Твои передаю дух мой».

  Помню, что резкий звук коснулся всего моего существа. Дальше ничего не помню.

                                                2.3.Новая жизнь.

 Когда я очнулся от продолжительного сна, то обнаружил, что нахожусь где-то высоко-высоко над звёздами. Словно кто-то посадил меня на высокую гору или пирамиду.

  Меня окружал неведомый мир, подобный разноцветной паутине, переливающийся разными цветами радуги на солнце. Ни в каком сне подобное не присниться. Но всё это было реальностью.

  Тихий небесный звёздный голос неведомо откуда лился как дождь на меня. Это не были слова, даже не речь, это был голос вечности, благоухающей во всей своей вселенской красоте. Я знал его, кажется всю свою жизнь.

  Но только сейчас понял, что он был тем безмолвием красоты, которую я созерцал в переливах алого закатах глубоким вечером, в тёмно-синем зимнем небе, когда я возвращался домой, в немоте земли и в вершинах сосен.

   Это голос всегда учил меня быть добрым, тихим и кротким. И теперь, говорящая тишина стала явной и зримой, она светилась без света, но была светла. Неведомый голос освящал всё, к чему стремился и хранил. Я внимал ему повсюду.

  Он был на каждом из творений, которые я видел с высоты звёздного неба. Некоторые существа слушали его и сами начинали петь и оберегать, иные противились ему, словно затыкая уши, пытаясь создать заглушающий шум.

-Кто Ты? - спросил я у неведомого голоса.

 -Ты знаешь, Кто Я - прошелестел ветер в ответ. На ум пришла невероятная ясность. Я увидел светящуюся среди неба белоснежную фату. Неужели ты та, которую называют Невестой Неба. Неужели… я затаил дыхание, чтобы услышать тихий звон, исходящий от фаты. Тихий ветерок, исходящий от голоса снова прошептал:

- Я Премудрость и Тайна Творца, влекущая чад его к Нему. Я Дух Любви Божией, венчающий всякое творение. Мною устрояются судъбы вселенной. Вот и ты здесь у нас.

 Почему-то мне не захотелось ничего говорить и я огляделся, если можно оглядеться там, где всё как на ладони.

 Мир показался мне большим цветком, который хочет распуститься, но не может пока все части его не соединятся в согласии, и не потечёт сок по стеблям его.

 - Что будет со мной теперь? - подумал я.

- Мы временно поселим тебя на Торию – раздался плывущий словно, проточная вода голос Свыше. Тут же ветер подхватил меня и переливаясь тонкими колокольчиками опустил на планету, называемую Тория. Она была немного ниже Звёздного неба, но так же прекрасна и всевидна.

 Здесь то и провёл я долгие дни в размышлениях о своих путях, вспоминая, почему я попал именно сюда. У меня никогда не было столько времени как здесь.

  Ведь время здесь совсем не то, что у нас на Земле. Оно равно протяжению внутренней жизни. Чем больше желание жизни, тем стремительнее и незаметнее время. Стоит только погрузится в свои помышления, время растягивается до бесконечности.

  Размышляя, понимаешь, что достижимо именно сейчас, что потом, что в будущем.

  Время, словно поток, натекающий на тебя – даёт жизнь мыслям, протекая сквозь них, каждой мысли отмеряет отрезок жизни.

  Это потому, что время – здесь являет обостренное чувство реальности. Поэтому тут делят время на малое, пол времени и время собственно. Собственным временем здесь именуется полное исполнение замысла.

  Это целое время или время созревания целостности. Пол времени - это своего рода медиана- меридиан времени, являющий меру всех замыслов и их отношения друг к другу.

  У каждого мира своё время, но одни успевают созреть, другие нет. Так, что нужна мера. Замыслы как бы терпят исполнения друг друга, но все ориентированны на некую общую живую середину времени – меру, воплощающуюся в мирах в добродетели терпения.

  Малое же время – это внутримировое время, дарованное время. Оно регламентируется Мерой пол-времени и служит исполнению целого времени.

   Короче, если нужно в мире что-то исправить, подравнять, дополнить - даётся малое время.

  Это что-то вроде миссии, которая должна помогать процессу созревания замыслов, если в том есть нужда. Малым временем измеряется здесь обычные дела.

  Так вот, жизнь военного протекает в другом времени. Здесь нет ярких красок и ликов. Обычная суровая служба: подготовка к дежурствам, тренировки, войны, госпиталя. Везде формальный сухой язык дисциплины команд и умений.

  Конечно, есть и исключения, но они эпизодически и зависят от личности и внутренних переживаний служащего. В общем – служба есть служба.

  Но, вот исключение из правил – внезапная любовь. Она - приподнимает над всем и одухотворяет всё, что ты не делаешь. Это сказочная сила по своим законам делает то, что делает обычная будничная жизнь.

   Любовь придаёт особый смысл всему, что ты видишь и в чём участвуешь. Только здесь я начал понимать, за что мы воевали. Нет, я и так хорошо осознавал за что. Но оказывается есть ступенька выше, с которой можно увидеть в целом войну за мир.

  Против мира бушует целый океан злых замыслов, которые накатываются на вселенную со всех сторон. Этому океану и противостоят те, кто хочет отстоять островки спокойствия и любви. Такова и наша война за Землю.

  Мир будет потом. Он ждёт своего часа. Но, чтобы из океана зла извлечь всех барахтающихся в нём, нужно такое мужество и вселенское терпение на какое способны все живущие существа. Мир ждет спасения и страдает от зла.

  Любовь к Оливии привела меня сюда. Тут я и понял свою ошибку. Любовь никогда не бывает не разделённой. Наоборот, она соединяет невидимое доселе.

  Усвоив эту истину долгими наблюдениями и размышлениями за жизнью различных вселенских обитателей, я прибавил к своему жизненному багажу ещё одну запись.

  Сразу после этого озарения небесный голос молвил : Вот видишь! Возвращайся назад. После этих слов дремота усыпила меня и мне снились райские сны.

 Проснулся я где-то в заброшенной пустыне. На мне был рваный лётный комбинезон. Защитный панцирь был пробит, но видимо, всё обошлось без серьезных ранений. Только грудь в двух местах сильно саднила, и ныло левое плечо.

 Я огляделся и увидел позади себя один из осколков спасательной капсулы. Видимо за миг до взрыва «Свега» вычислила направление взрывной волны и вытолкнула меня. Однако чудо точно произошло. Никто ещё не выживал в подобных передрягах.

 Нужно найти чёрный ящик и собрать всё, что может пригодиться для пребывания здесь, подумал я, и побрёл по пустыни. Осколки капсулы разбросало в радиусе полутра-двух километров. Пришлось немало побродить и потрудится.

 Пустыня была жаркой, но налетающие ветра к моему удивлению и вопреки законам природы были ледяные. Они врывались откуда-то сверху и замораживали до озноба.

 Такой контраст мне был не по душе. Вспоминались недавние пробуждения, которые мне устраивал Евгений. Но на этот раз они были не нужны. Сон ко мне не приходил, хотя усталость накопилась смертельная.

 В голову пришла мысль сделать, что-то вроде землянки. Я взял осколок и принялся за дело. Грунт был податливый и в конце концов, хоть и с частыми перерывами, я соорудил «нечто». Как только я попробовал втиснуться в новое жилище, сон тут же накинулся на меня и я канул в забытьи.

 Проснулся я от того, что часть грунта сползла на меня и мне стало трудно дышать. Я высунулся наружу. Никаких изменений я не увидел. По прежнему кварцевый пейзаж уходил за горизонт.

 Пора на работу, подбодрил я себя и окончательно покинул свои покои. В этот день мне удалось разыскать немного рассыпанной пищи и помятую инженерную аптечку.

  Чёрный ящик я нашел в первый же день своего сознательного пребывания на неизвестной планете. Сил во мне почти не осталось. Потеря влаги сказывалась сильней и сильней.

 Ещё сутки и я не смог бы встать. Пораскинув мозгами, я соорудил из осколков капсул накопитель для влаги. Благо контрасты погоды шли на пополнение влаги. Это надо было видеть, как я слизывал словно верблюд капельки влаги с поверхности капсул, боясь, что жара это сделает быстрее меня.

  Влаги естественно не хватало, но это было кое-что по сравнению с ничем. Угадать в каком месте окажется холодный поток было невозможно.

  Но, к счастью, место для сбора влаги я выбрал удачное. Мысли на жаре плавились, но я обдумывал план своего спасения, как подобает Илионцу. Решение возникло абсурдное но, не лишенное надежды. В инженерной аптечке был маленький аккумулятор, встроенный в контрольную ручку.

  Нужно было создать передающее устройство - антенну и попытаться просигналить. Авось – заметят. Вторую половину незаходимого дня я собирал «проволоку» защитной обмотки капсулы, связывал её и укладывал по кругу вокруг разных осколков капсул.

  Мне оставалось только сделать нечто вроде возвышенности по центру. Я решил сам на вытянутых руках держать антенну, предварительно насыпав курган, насколько у меня оставалось сил. Когда всё было готово, я уже был в состоянии истощения.

  Последний шаг дался мне с таким трудом, буд-то я был нагружен мешками с песком. Я поднял руку с проводом и импровизированным трансформатором и преступил к подаче сигнала. Аккумулятор хватило на десять разрядов.

  После этого я рухнул на свой курган как в пуховую перину и вздохнул. Может быть, получится. Налетел ледяной ветер и я съёжился, вернее, приготовился штурмовать мои водяные запасы.

  На этот раз ветер продержался не более пяти минут. Слизав содержимое с водосборников, и почувствовав в иссохшем горле некоторое облегчение, я пополз в землянку.

  Было лень выгребать осыпавшийся грунт, но я привык к порядку и сделал над собой усилие. Закрыв за собой щель я застыл в таком положении надолго. Очнувшись от боли в заплывших суставах, я начал чуть-чуть шевелиться.

  Но не тут-то было руки и ноги сильно отекли и были словно парализованы. Кажется я был нездоров, так как меня бросало то в жар , то в озноб. Расшевелившись за час, и сменив болезненную позу, я обнаружил, что мне не удастся вылезти наружу из-за моих новых размеров.

  Чувствовать себя замурованным пленником в вырытой своими руками землянке мне не хотелось. Но на могилу в пустыне я не соглашался. Сильная жажда и ленивая слабость, перемешанная с болью и одышкой яростно боролась со мной.

  Ну вот, капитан, начал я подбадривать себя, греби к майорскому званию. Разве ты не знаешь, что бездельникам его не дают. Прикусив язык, я потянул руку наверх и начал медленно, но верно разгребать вход.

  Когда мне наконец, удалось притянуть к себе кусочек капсулы, которой я закрывал своё жилище, я почувствовал неимоверное моральное облегчение.

  Целые сутки я выгребался из под землянки. Я вылез наполовину из землянки и потерял сознание. Только холодный ветер вернул мне некоторую внешнюю осязательность. Страшно хотелось пить.

  Горечь и сухота превратились в нечто сплошное, пронзающее нервным тиком до основания костей.

  Всего четыре метра до вожделенной влаги, а я даже пальцем пошевелить не могу, обидно.

  Меня хорошо расплющило по поверхности, сильно жгло затылок. С наступлением жары я мысленно помолился: «Боже в руки Твои передаю дух мой» и опять впал в забытье.