Дела наши скорбные

Хотя бы раз в год я стараюсь заглянуть на могилу моих родителей, поправить покосившийся памятник, подергать сорняки, очистить оградку от нападавших веток, положить живые цветы. Пить и закусывать там мне кажется излишним. Долго топая от остановки по центральной аллее, свернув на боковую, я всегда волнуюсь, стоит ли еще приметная береза, что склонившись на дорогой, указывает мне путь к узкой тропинке, по которой мне придется еще несколько минут пробираться, а иногда и протискиваться, пытаясь найти нужное место. На заросшем старом кладбище полностью отсутствуют какие-либо указатели и нумерация, а все захоронения обращены лицом на восток, так что у моих видны не фотографии, но лишь безликая тыльная часть, и нужно очень хорошо приглядываться, что бы не пройти мимо, особенно, если ушлые соседи завалили узенький проход между оградками валежником и мусором.

Впритирку стоят и совершенно заброшенные ржавые обелиски со звездами, и новые бетонные стелы с выбитыми в камне по моде черными портретами. Зачастую рядом лежат и старые, и молодые. Сворачивая на тропку, я всегда проверяю себя по скромному памятнику с фотографией на жестянке, где изображена, бабка с двумя внуками, видимо, погибшие в одной катастрофе. Я всегда присматриваюсь к тем, кто появился там новый, с затаенным страхом ожидая вдруг встретить знакомые лица и ФИО, но пока Бог миловал, хотя в других местах уже лежат мои школьные и институтские друзья. Зато, возвращаясь по главной аллее, с некоторым даже нехристианским удовлетворением рассматриваю шикарные черные мемориалы с фигурами в полный рост бандюганов в кожанках и спортивных штанах или бывших хозяев жизни в двубортных пиджаках, иногда даже у любимого Мерседеса или Харлея.

Сочетание примитивного жлобства, пошлого убожества, наглого высокомерия, самодовольной тупости и показной роскоши особенно режет глаз тем, кому приходилось бывать в более цивилизованных странах, где фамильные склепы выглядят как настоящие произведения искусства, а памятные мемориалы поражают своей аскетичной простотой, скромностью и рациональностью. Есть любители тихих прогулок или даже катания на лыжах по таким местам, но мне всегда хочется поскорее покинуть это царство мертвых, не столько из-за иррационального страха перед восстающими из-под земли мертвецами с косами наперевес, сколько от пропитавшей эти сакральные места атмосферы всепроникающей коммерциализации, алчной наживы, фальшивой скорби и людской низости. Нет, я, конечно, не имею ввиду толпы безутешных родственников, а всю насквозь прогнившую и криминализированную сферу ритуальных услуг.

Не секрет, что бизнес на смерти начинается еще до фактического заключения врачей. Вокруг потенциального жмурика уже толпами вьются похоронные агенты, ожидая сигнала от подкупленных ментов, диспетчера скорой и работников труповозки. Счет иногда идет на минуты и, сорвавшись с низкого старта, они моментально берут в оборот находящихся в прострации близких скончавшегося, навязывая свои услуги, включающие в себя массу вещей, о которых убитым горем людям трудно самим даже подумать, а не только позаботиться. Они тут же начинают предлагать решить все вопросы с оформлением документов, гробом и венками, катафалком и поминками, памятником и местом на кладбище. В такой ситуации у нас не принято торговаться и несчастные, не имея возможности выбора, становятся жертвами беззастенчивого давления, вымогательства и манипуляций беззастенчивых аферистов.

Если хоронят не одинокую пенсионерку за госсчет, то на поживу слетаются тучи стервятников-вампиров, передающих сломленных горем близких из рук в руки и стремящихся опустошить их до последней капли. Деньги берут за все – вынос тела, омовение, переодевание, рытье могилы, любую мелочь, но главная статья их дохода - место на кладбище. Дело в том, что внутри и вокруг любого более или менее крупного города уже практически не осталось свободной земли. Кладбища множатся и ширятся, занимая все новые территории, а народ упорно мрет стройными рядами, не желая идти в светлое завтра. Несмотря на то, что широка страна моя родная, найти место в относительной транспортной доступности практически уже нереально. Но при деньгах и желании можно все - даже вдоль центральных аллей в самом городе, а не только в дальнем углу или самозахватом заброшенных могилок на выселках.

Бесконтрольно распоряжаясь государственными землями, похоронная мафия монополизировала ритуальные услуги и собирает огромные доходы, эксплуатируя искренние чувства сограждан и бесправный труд самих кладбищенских работников, состоящих в основном из южан-гастарбайтеров. Передел сфер влияния на столь плодородной ниве приводит зачастую к настоящим вооруженным столкновениям между соперничающими бандами и этническими группами, жертвами которых становятся и невинные горожане. Правоохранительные органы обычно реагируют лишь постфактум в случае освещения прессой, но предпочитает не вмешиваться в обычный ход событий, не имея ни заявлений от потерпевших, ни статей закона для привлечения виновных в жульничестве и вымогательстве. Мафия имеет достаточные средства, что бы купить молчание или благосклонность местных уровней власти.

Наблюдая происходящее, я задаю себе вопрос, хотел бы я стать причиной беспокойства и разорения моих детей, головной боли, связанной с утомительными поездками на удаленный погост, источником наживы для потерявших представления о морали мелких и грязных людишек? Так ли уж мне хочется лежать под гранитной плитой в сырой земле, поедаемым могильными червями и отравлять своим трупным ядом родной ландшафт? И уж совсем противно думать, что какие то люди полезут ко мне в зубы снимать золотые коронки, а потом мою могилу осквернят ночью гортанно говорящие гробокопатели, вытащив оттуда почти новый костюм и отрубив палец с кольцом? И что-то заставляет меня задуматься об альтернативных вариантах. Впрочем, все давно придумано и существует уже и у нас, хотя и не получило пока должного распространения в силу неких превратных предрассудков.

Еще в древней Руси было принято сжигать мертвых на погребальных кострах, благо, лесов тогда было еще много. Подобное практиковалось во многих странах, но было отвергнуто христианской человеколюбивой церковью, предпочитавшей жечь заживо ведьм и еретиков. Тем не менее, все новое – это хорошо забытое старое, и прежний весьма разумный и рациональный подход начинает постепенно снова входить в нашу жизнь, пусть и несколько в иных формах. Крематории, работающие на газе, позволяют утилизировать тело максимально экологичным, простым и малозатратным способом. Они появились уже давно во многих городах нашей страны, но пока почему-то воспринимаются темными и малограмотными слоями населения с известным предубеждением, предпочитающими упокоиться в фанерной домовине, обитой красной тряпкой, отняв очередные 2 кв. метра у живущих.

Они воображают, как весело над ними будут распевать птички и качать зелеными ветками ели, забывая о том, что все станет пофиг уже за три дня до этого волнующего старых маразматиков момента. Они не хотят понять, что спустя лет 20-30, когда вслед за ними уйдут и их дети, внуки скорее всего забудут и не найдут дороги к их опустившимся холмикам над истлевшими скелетами. И тогда, заросшие бурьяном могилы раскопают вновь и ненужные никому кости выбросят на помойку, вместе с засохшими венками и отходами былых попоек местных бомжей, а на освободившиеся место положат нового ревнителя православных традиций, потому как все свободные пространства километров на 40 вокруг городов к тому времени могут занять сплошные могильники с покосившимися крестами и ржавыми оградами. Лишив тем своих правнуков возможности для полноценного отдыха на первозданных пейзажах.

Перейдя на сжигание усопших в крематориях, мы не только съэкономим свои природные ресурсы, но и лишим питательной почвы кладбищенских кровососов, выведя еще одну сферу жизни из-под власти криминала. Мы получим возможность чаще навещать ушедших близких, поскольку колумбарии, не занимающие много места и не имеющие строгих противопоказаний по санитарным нормам, ничто не мешает размещать даже в городской черте. Их посещение превратится из утомительного и долгого путешествия с варварскими попойками за столиками над покойниками, в необременительную и легкую прогулку по ухоженным лабиринтам к закрепленной под урну с прахом ячейке в стене, чье необременительное содержание позволит сохранить связь времен и будущим поколениям. Свидание с ушедшими не будут отравлять неприятные воспоминания об ужасных русских похоронах.

Задумываясь о неизбежном, и я сам предпочел бы уйти максимально тихо, достойно и культурно, без лишних переживаний и затрат для моих родных. Мне бы не хотелось оставлять за собой непригодную для чего-то более нужного и полезного землю с гниющими внизу останками. Я всегда стараюсь убирать за собой и, уходя насовсем, надеюсь оставить о себе светлую память, а не пустые карманы и грязь в земле. Мне кажется, что это естественный выбор каждого современного и интеллигентного человека, не обремененного вековыми предрассудками. Пусть шелестят деревья и поют птицы над маленькой ячейкой с портретом в каменной стене, занимающее столь же скромное и малозаметное место среди себе подобных, как и то, что ее обитатель занимал при жизни. Пусть наша прекрасная земля сбросит с себя гнет убогих и отвратных кладбищ, являющихся ныне памятником тщеславию, лицемерию и ханжеству.