О преимуществах сложения усилий людей

 Одним из самых распространенных приемов в демагогии является отождествление причинно-следственной связи с хронологической последовательностью событий. Это весьма продуктивное средство манипулирования общественным сознанием, эксплуатирующее неосведомленность, доверчивость людей, не способных самостоятельно разобраться в существе вопроса и слепо полагающихся на авторитет популярного общественного деятеля. Простейший пример – я утром проиграл соседу в шахматы, а вечером испортилась погода. И готовый вывод – мой проигрыш в шахматах и вызвал дождь с градом.

Разумеется, такой довод никем не будет воспринят всерьез, поскольку очевидна его алогичность, и высокого звания демагога на этом себе не снискать. Демагог тем и отличается от заурядного болтуна, что люди ему верят, полагаются на его аргументацию, не критично воспринимая все его выводы. Дело зачастую усугубляется и тем, что пламенный оратор может быть более обаятельным, остроумным, артистичным, эрудированным в сравнении с оппонентом, которому чуть меньше повезло с харизмой.

В перестройку советские люди имели возможность познакомиться с самыми блестящими образцами демагогии, сочетавшими в себе канонические формы интеллектуального жульничества с истовой убежденностью модных мессий, вдохновенно исторгавших из себя ультрареволюционные идеи и концепции. Просто из корыстного расчета или карьерных соображений так не солжешь. В нужных местах лица оракулов светились праведным гневом, заурядные слова обретали набатное звучание, наполнялись ядовитым сарказмом, испепеляющим неуклюжих, постоянно оправдывающих «партократов», менее всего готовых к такой яростной публичной полемике. Общество было разделено на «кавалеристов» и «постепеновцев». «Кавалеристами» именовали радикальных «демократов», требовавших «рыночных реформ» немедленно, как пелось в популярной песне тех времен - «Нет, нет, нет, нет, мы хотим сегодня. Нет, нет, нет, нет, мы хотим сейчас». «Постепеновцы» - тоже сторонники «рынка», но, с более осторожным и длительным вхождением в капитализм.

Советским людям умело навязывалась ложная альтернатива, т. е. выбор не между плановой социалистической экономикой и капитализмом, а всего лишь разные пути регресса в сторону усиления товарно-денежных отношений, легализации частной собственности, уничтожения экономики, страны и тотальной дезинтеграции общества.

Никакой аналитики, никакого добросовестного научного исследования, доказательно обосновывающих чудодейственность «рынка», «конкуренции», «частной собственности», разумеется, никем представлено не было. Вся «аргументация» «рыночников» сводилась к иллюстративным противопоставлениям того, как «надо жить» и как жить нельзя. Но проявления всегда вторичны по отношению к причинам их порождающим. Иллюстрация может приводиться в качестве подтверждения гипотезы, но никак не может заменить собой строго научного выявления причинно-следственных связей.

Каким образом расчленение единого планового народнохозяйственного комплекса страны на неких «свободных» «субъектов экономической деятельности» может способствовать повышению производительности общественного труда? Наоборот, историческая практика, начиная с первобытных форм племенной организации социума, свидетельствует о прямо противоположном - о преимуществах сложения усилий людей, о выгодности солидарности, взаимовыручки, требующих безусловного приоритета общего над частным.

Та же практика, которая, как известно, есть критерий истины, и в современных условиях на примере монополий демонстрирует их подавляющее экономическое превосходство над мелким товаропроизводителем, которого они повсеместно разоряют и поглощают. Наделение «мелкого бизнеса», всяких ремесленников, фермеров, кустарей, лавочников какими-то непостижимыми производственными достоинствами объясняется не экономическими соображениями, а исключительно политическими. Господствующие классы заинтересованы в создании благоприятной социальной среды, эксплуатируя формально независимых мелких собственников как обычную рабочую силу, со всем своим «бизнесом» зачастую зарабатывающих даже меньше, чем наемный работник какой-нибудь крупной корпорации. Эта та же рабочая сила, эксплуатируемая совокупным капиталистом, сколь бы не тщился новоявленный «свободный» холоп капитала изображать из себя «успешную особь» перед менее удачливыми батраками.

Я не припоминаю, чтобы кто-то из перестроечных «ученых» рассматривал способ общественного производства как таковой. Велеречивые «оракулы» не утруждали себя никакими доказательствами, ограничиваясь рисованием заманчивых картинок, в которых западное товарное изобилие связывалось с господствующими капиталистическими отношениями. Причинно-следственная связь устанавливалась ими просто. На Западе есть частная собственность, рынок, конкуренция, свобода и демократия? Значит, благодаря этим обстоятельствам там высокий жизненный уровень, товарное изобилие, благополучие, сплошная сытость и радость, в противоположность советской системе хозяйствования.

Следуя той же «логике» недостатки советской плановой экономики провозглашались «врожденными». При социализме-де общественная собственность, неповоротливое планирование, отсутствие материальных стимулов для труда, отсутствие конкуренции, что, якобы, и привело общество к стагнации, застою, «дефицитам» и очередям. Такая аргументация советским простакам, включая академиков, ученых, политиков, образованную городскую публику, казалась весьма убедительной. Вопрос, в силу каких факторов экономика, интегрированная в единый плановый народнохозяйственный комплекс, должна уступать в эффективности стихии рыночного «саморегулирования» никем, разумеется, не поднимался.

А ведь марксистская политэкономия не была под запретом в Советском Союзе. Более того, она массово преподавалась во всех высших учебных заведениях страны, издавались собрания сочинений основоположников, а сотни тысяч преподавателей и научных работников профессионально внедряли идеи коммунизма в общественное сознание. Да даже без обращения к классикам, любому думающему человеку понятно, что укрупнение производства, вытеснение мелкого товаропроизводителя, появление монополий и транснациональных корпораций объясняется выгодностью сложения усилий людей, нелинейно возрастающей зависимостью эффективности от числа работников. Простой пример – мебельный комбинат с числом занятых, предположим, тысячу человек, произведут продукции больше и лучшего качества, чем сто кустарных мастерских по десять человек в каждом. Почему? Да потому.

Солидарность людей, координация их усилий, планирование действий выгодны не только экономически. Подобная организация общественного производства максимально соответствует социальной природе человека, находится в гармонии с фундаментальными этическими ценностями равенства, справедливости, свободы. И нет никаких оснований полагать, что в атмосфере вражды, взаимной борьбы за существование, в страхе голодной смерти человек будет работать лучше и производительнее. Что человеку непременно нужны плеть и пряник, чтобы восседающий над ним другой человек мог понуждать того к труду.

Тем не менее, из частного случая неумелого управления партийной бюрократией общественным производством в СССР горластыми демагогами делался общий вывод о несоответствии самого принципа социализма современным реалиям.

Даже сейчас, после ожидаемого краха либеральных «реформ», многие ждут не аналитики, не вскрытия причинно-следственных связей, а хотят увидеть очередную картинку, с которой нам следует делать жизнь. В своё время с этой целью брались разные примеры - Америка, Япония, азиатские «драконы», КНР и другие, но обходились стороной Бангладеш, Конго, Судан и большинство прочих стран мира, ничуть не менее капиталистических и «рыночных». Почему бы на этом основании не сделать вывод – при капитализме голод, нищета, безработица, неграмотность, болезни и преступность? Логика та же.

Марксом давно вскрыты пороки капиталистического способа производства, которые, в силу своей очевидности, до сих пор никем не были опровергнуты. От них досадливо отмахиваются, они замалчиваются или вообще, провозглашаются ошибочными в целом. И что же взамен? Истошные споры, махровая демагогия или беспомощный лепет на темы достижения всеобщего счастья овец в волчьей стае. Во всем спектре политических пристрастий невозможно найти сколь-нибудь научно обоснованную позицию, адекватно отображающую действительность Фундаментальные знания подменяются химерами субъективных вкусов и пристрастий. Игнорируется главное противоречие капитализма – несоответствие частнособственнических товарно-денежных отношений общественному характеру современного производства. Предлагается лечение не болезни, а те или иные меры по смягчению, сопутствующих недугу симптомов. Проблемы провозглашаются «экономическими», а знахарские рецепты сводятся к прописыванию пиявок и банок на усыхающее тело изнуренного раком пациента.

Корень зла – «священное и неприкосновенное право частной собственности». Именно частная собственность препятствует интегрированию экономики в единый плановый производственный комплекс. Именно отношения товарной мены противопоставляют людей друг другу, порождают взаимно непримиримые интересы, которые консолидируются в интересы классовые, разделяющие людей бездонной социальной пропастью. Что там классик демагогии господин Черчилль изрек? «Капитализм - несправедливое распределение благ, зато социализм - справедливое распределение нищеты»? В перестройку такие слова казались едва ли не гениальными. Хотя, по сути, банальная глупость остроумного болтуна, стоящего на страже интересов крупного капитала и финансовой олигархии.

Взаимное доверие людей при социализме – огромное благо, снижающее издержки на контроле каждого слова и проверке каждого намерения. При капитализме доверие есть непростительная роскошь. Каждое слово должно восприниматься с презумпцией его лживости. За каждым намерением следует видеть шкурнический интерес, циничный расчет и предательство. Пренебрежение этими элементарными предосторожностями в перестройку уже стоили нам нашей страны и нашего будущего.

Сергей Метик