Дискуссия о перспективной модели обращения с оружием массового поражения

Угроза термоядерной войны заставила человечество иначе оценивать последствия конфликтов и искать способы невоенного, «мягкого» противостояния. Это дало солидный опыт взаимного сдерживания, который может позволить в будущем избегать мировых войн при смене мирового порядка, а также изолировать локальные конфликты в отдельных “песочницах”, не давая им разгореться до глобальных масштабов.

Третья мировая война – одна из традиционных тем для размышлений политиков и политологов. Насколько велик риск ее возникновения? Насколько внешнеполитические действия великих держав повышают этот риск? Как влияет на этот риск ядерное оружие и опыт сдерживания?

В своей обширной статье Алексей Фененко приходит к выводу, что в целом ядерное сдерживание – это миф, и новая мировая война («тотальный конфликт» в терминологии автора) может начаться по тому же сценарию, что и все предыдущие.

Ватфор выражает благодарность автору за важную тему и подробное исследование. Вместе с тем, у нас есть ряд собственных соображений в этой области, в значительной мере отличных от тезисов автора исходной статьи.

Мы считаем, что:

1. Опыт прежних глобальных конфликтов позволяет вывести формулу их возникновения и рассмотреть возможные сценарии будущей мировой войны.


2. Холодная война и стратегическое сдерживание дали человечеству новый опыт противостояния, позволяющий менять мировой порядок без глобального военного конфликта.


3. Стратегические ядерные арсеналы существенно снижают риск сползания локальных военных конфликтов в глобальный – возникает эффект изоляции процессов в отдельных «песочницах».


4. Ядерное оружие (ЯО) принципиально отличается от химического или любого другого по силе действия и по стратегической значимости, поэтому ЯО и ядерное сдерживание являются новым фактором, делающим некорректными аналогии с прежними эпохами.


5. Распространение ядерного оружия повышает риск единичного его применения, однако даже при этом фундаментальные факторы сдерживания должны сохранить актуальность и не дать ситуации скатиться в мировую войну.

 

Мировая война как передел мира

Формулу возникновения мировых войн можно описать как совокупность четырех обязательных факторов:

• Есть старые сверхдержавы, бенефициары предыдущей мировой войны, охраняющие старый порядок, который сложился по ее итогам.


• Есть молодая, растущая держава (державы), претендующая на сверхдержавный статус и тем самым – на ревизию мирового порядка. В этой роли может выступать как традиционная великая держава, пережившая упадок и перерождение (наполеоновская Франция, Третий Рейх), так и совершенно новый игрок (кайзеровская Германия, Японская Империя).


• Есть некий механизм сохранения мирового порядка (международные договоры и организации), который со временем деградирует и перестает работать.


• Есть убежденность молодой державы (общественный консенсус внутри нее), что иными методами, кроме как военными, своего не добиться.

Новая держава начинает конфликт, будучи уверенной, что военными методами она получит больше, чем потеряет. Как правило, такую уверенность ей придают ранние победы, которые достаются на удивление легко: заплывшие жиром бывшие суперхищники неспособны быстро ответить, обуздать ревизиониста и силой сохранить действующий порядок. Слово за слово, удар за ударом - и вот уже бушует пламя тотального конфликта.

Алексей Фененко предполагает, что в роли зачинщика мировой войны в этот раз могут выступить слабеющие США, защищая таким образом свою сферу влияния. Это представляется маловероятным: в поствестфальском мире ни разу слабеющая, но еще «действующая» великая держава не начинала мировой конфликт, всегда нападающим был новый претендент, распираемый, так сказать, тестостероном и стремящийся одним ударом повернуть большую игру в свою пользу.

Кто может в этот раз оказаться в роли такого претендента? Рассмотрим разные варианты, для начала – по классике, без ядерного элемента.

• США? Не в своей нынешней роли. Соединенные Штаты все еще получают впечатляющие дивиденды от роли мирового лидера, финансового центра, политического сверхтяжеловеса, крупнейшего мирового рынка. Чтобы стать ревизионистом, Штаты должны потерпеть крах, пасть с лидерского пьедестала, практически потерять суверенитет и затем возродиться на лозунгах возврата к былому величию, то есть пройти путь революционной Франции от Бастилии до Наполеона или Германии между двумя мировыми войнами. Пока для этого предпосылок нет. Наоборот, Штаты сейчас предпринимают организованное отступление, стремясь сохранить свою роль первых среди равных.


• Китай – в обозримой перспективе нет, так как обычные (да и ядерные) вооруженные силы КНР все еще уступают высшей лиге, экономика слишком завязана на потенциальных противников и зависит от морских путей, контролируемых американским флотом. Правда, китайское руководство активно ищет нестандартные решения проблем, как экономических, так и военно-технических «волшебных палочек» (точнее  –  «палиц убийцы»), но на пути к заявке на мировое господство Китаю сперва предстоит решить вопрос в собственном регионе, с собственными соседями. Япония, Южная Корея, Вьетнам и Тайвань, конечно, уступают КНР по абсолютным показателям, но являются весьма крепкими игроками (причем «китайский Тайбэй» не отказался от претензий на общекитайское доминирование). Для начала, вероятно, Китаю придется выйти из тени на глобальной арене (к слову, в том числе и в вопросе контроля над вооружениями), и перестать прикрываться исключительно экономическими интересами. Не заметить такие изменения будет сложно.


• Россия – нет. Наше военно-политическое руководство понимает, что в наследство от СССР вместе с ядерным арсеналом и постоянным местом в Совбезе ООН мы получили потенциал влияния, несоизмеримо превышающий наши возможности, как демографические, так и экономические. Наши внешнеполитические шаги, несмотря на кажущуюся резкость и брутальность, на самом-то деле весьма ювелирны и носят принципиально оборонительный характер, а в страшилки о русских ордах не верят, кажется, даже их авторы.


• Франция и Великобритания? Воевать на все деньги? Не смешно. Да и в целом, постоянные члены Совета Безопасности ООН вряд ли начнут мировой конфликт, так как он неизбежно перетряхнет Организацию и лишит их привилегированного статуса.


• Евросоюз, внезапно создавший полноценные вооруженные силы (и наднационализировавший ЯО)? Сценарий интересный, но совершенно точно не краткосрочный.


• Воронка союзнических обязательств, когда стычка «прокси» заканчивается полномасштабной «мясорубкой» спонсоров? Пожалуй, не слишком актуальный сценарий, что в том числе показывает исключительная аккуратность России и США в Сирии, на чем мы еще остановимся подробнее.

 

И все же, просматривается две потенциальных области напряжения: Юго-Восточная Азия в связи с действиями Китая и упомянутая «воронка обязательств».

Ядерная угроза и сдерживание как новый опыт человечества

Первые две мировые войны, а также Наполеоновские войны начинались постепенно, стороны далеко не сразу поняли, что, собственно, они находятся в состоянии глобального конфликта[1]. О Третьей же мировой начали говорить за 60 лет до того, как она так и не началась. Несколько поколений взрослело с картинами ядерного апокалипсиса перед глазами, и это безусловно наложило отпечаток на менталитет. Каждый житель страны –  потенциального участника Третьей мировой на уровне подсознания чувствовал, да и чувствует, что война коснется его самого, его города и всего народа, причем не просто затронет по касательной, а обрушится сразу и всей ядерной мощью. А это значит, что место восторгов («Мы наступаем! Слава Богу! Много убитых и раненых! Слава Богу!») занимает инстинктивный страх, банальное чувство самосохранения.

Рассматривая сценарии выше, мы сознательно опустили ядерный фактор. Между тем представляется, что именно абсолютное оружие практически мгновенного и глобального действия – стратегические ядерные силы, а также десятилетия взаимного сдерживания дают человечеству необходимый опыт, позволяющий менять мировой порядок без мировой войны – путем бархатной революции, если угодно.

Один из ранних примеров стратегического сдерживания - известная угроза Уинстона Черчилля об ответном применении химического оружия в отношении Германии, озвученная в 1942 году[2] . Химический фактор мы рассмотрим далее, а пока – о Карибском кризисе, ставшим, возможно, переломным моментом в истории человечества. Кризис этот не перерос в большой конфликт как раз благодаря ядерному оружию: стороны заглянули в бездну и предпочли отойти от края.

Красная Куба была для Соединенных Штатов экзистенциальной угрозой, и, если бы не ядерный фактор, Америка никогда бы не стала мириться с революционным режимом, атаковала бы без колебаний, и кто знает, чем бы это закончилось. Таким образом, ядерная угроза сработала как фактор деэскалации, а мировые лидеры в условиях невозможности прямого конфликта стали искать способы выяснять отношения иначе: мягкая сила, сети союзников, локальные периферийные конфликты, экономическое давление, подрывная деятельность, агенты влияния - все, что мы так любим.

Собственно, многие рассматривают холодную войну как третью мировую, просто принявшую другую, «мягкую» форму. В самом деле, по степени непримиримости отношения двух мировых лагерей больше напоминали военных противников, чем «дружбу-вражду» великих держав Вестфальской или Венской эпох. Да и закончилась холодная война фактической победой одной из сторон.

Итак, обладание ядерным оружием заставило человечество иначе оценивать последствия конфликтов и искать способы невоенного, «мягкого» противостояния. Это дало солидный опыт взаимного сдерживания, который может позволить в будущем избегать мировых войн при смене мирового порядка.

Локальные конфликты как изолированные процессы

Опыт сдерживания создал своего рода виртуальный, расчетный слой конфликтов. Наличие у потенциального противника ЯО делает штабное моделирование конфликта весьма предсказуемым: пересечение определенной «красной черты» (как правило, заранее декларируемой, хотя и не всегда соблюдаемой) означает  быструю эскалацию вплоть до ядерной. В прежние эпохи существовали иллюзии быстрой и легкой победы, и именно эти иллюзии раз за разом приводили к постепенному сползанию в мировой конфликт.

Если бы Наполеон, Вильгельм или Гитлер понимали, во что они ввязываются, войны бы не было. Если бы СССР в 1941 г. располагал стратегическим ядерным арсеналом, план «Барбаросса» по разгрому нашей страны в ходе одной быстротечной операции (8-10 недель) был бы заведомо невозможен, а значит, и само нападение не состоялось бы.

Таким образом, ядерное оружие и, главное, сопутствующий опыт сдерживания создают солидный барьер на пути расширения локальных стычек до глобального конфликта: теперь намного сложнее начать мировую войну случайно, любой политик при любых действиях в отношении обладающего ЯО визави будет учитывать возможность мгновенного возмездия и невозможность быстрой и легкой победы. Уместно сравнить это с работой хорошей операционной системы, в которой отдельные процессы (программы) изолированы друг от друга и от ядра в отдельных так называемых «песочницах», и крах одного компонента не приводит к краху всей системы.

Со временем стратегические ядерные силы стали своего рода фамильным арсеналом, гарантией неприкосновенности при внешнеполитических действиях. Хороший пример – российские действия в Сирии. Мы достигли поставленных целей операции по сути одним авиационным полком и несколькими батальонно-тактическими группами. При желании уничтожить нашу группировку можно было одним рейдом с авиабазы Инджирлик или с авианосца шестого флота США.

Однако за спинами нашей группировки в Сирии – вся ядерная мощь России, а также недвусмысленный намек российского руководства о готовности ее применить. Верно и обратное: за действиями Соединенных Штатов в Сирии тоже стоит их ядерный арсенал. Именно ядерный фактор заставил стороны в регионе ходить на цыпочках, аккуратно, стараясь не задеть и тщательно выбирая, кого можно бомбить, а кого нет. Даже в самой низшей точке отношений между Россией и Западом, когда политики слали друг другу проклятия, когда дипломаты скатились на уровень школьного троллинга, а у СМИ с обеих сторон полностью отказали тормоза, всё это время военные сохраняли прямые контакты с целью не допустить пагубных инцидентов.

Обычные вооруженные силы России и США также способны на многое, но между собой мы, очевидно, быстро перешли бы ядерный порог с катастрофическими последствиями глобального масштаба. Кроме того, по обычным вооружениям и возможностям проецирования силы Россия в абсолютном выражении уступает США, а это значит, что «ядерный аргумент» нам пришлось бы задействовать гораздо раньше, чем противнику, даже несмотря на способность создать на том или ином театре военных действий локальный кратковременный перевес по силам.

Рассмотрим два самых вероятных сценария мирового конфликта из предыдущей главы, добавив в уравнение стратегические ядерные арсеналы.

- Чтобы начать горячий мировой конфликт, Китаю придется прямо атаковать либо флот США, либо их союзников, причем массированными силами (аналог немецкого плана Шлиффена в Первую или японского нападения на Перл-Харбор во Вторую мировые войны). Между тем, такая атака повлечет немедленный массированный ответ либо обычным оружием, либо ядерным. Иллюзия быстрой победы малой кровью на чужой территории заведомо отсутствует.

- Воронка  обязательств – станут ли «старшие братья» рисковать атомным пламенем из-за союзных обязательств, особенно если конфликт по нынешней моде будет размытым, с неясными контурами? Здесь мы снова можем вспомнить опыт в Сирии: Россия достаточно четко определила степень своей вовлеченности в конфликт и не лезла в чужие драки, не мешала Израилю бомбить нашего союзника – Сирию, Турции – разбираться с курдами и фактически оккупировать часть Сирии, американцам – атаковать наземные силы другого нашего союзника, Ирана. Гибридным временам – гибридные союзные обязательства.

Итак, в современных конфликтах ядерное оружие является частью оперативного замысла, позволяя действовать ограниченными силами на удаленных ТВД, но оно же одновременно работает как барьер, не давая конфликту покинуть свою локацию и перерасти во что-то большее и опасное (эффект «песочницы»).

Ядерное оружие в сравнении с химическим

Алексей Фененко подробно рассматривает опыт применения химического оружия (ХО), сравнивая его с ядерным. Однако на самом деле у этих двух видов оружия очень мало общего, и такое сравнение некорректно по следующим причинам:

1. В Первую мировую войну ХО было обильно примерено и обкатано и не дало впечатляющих успехов даже в её относительно статичных условиях: после первоначальных успехов, обусловленных внезапностью, стороны обзавелись средствами защиты, и эффективность действия отравляющих веществ на фронте снизилось до околонулевой. Порой доходило до курьезов: противник даже не замечал, что против него использовано ХО. Средства доставки в виде тяжелых бомбардировщиков также уже вполне существовали к концу Первой мировой войны (например, известный «Илья Муромец»), и они также не повлияли на эффективность ХО.

Несмотря на то, что следующее поколение ОВ, фосфорорганика,  уже стояло на вооружении к началу Второй Мировой, а готовность оппонентов к его применению была высокой, поражающие факторы оставались весьма скромными: химическое оружие по-прежнему действовало только на людей без средств защиты. Для применения же по тылам или крупным городам требовался наряд сил, дававший куда больший эффект от обычного оружия (например, в ситуациях с союзными бомбардировками Германии, налетом на Сталинград в августе 1942 г., а также на Токио в марте 1945 г.).

2. ХО обладает только отравляющим действием – с его помощью не разрушить дамбу, не вывести из строя аэродром, не нарушить линию коммуникаций. Факторы же поражения ЯО далеко не сводятся к проникающей радиации и ядерному заражению местности. Основным поражающим фактором ЯО является сокрушительная ударная волна, и именно по этой причине сравнивать ядерное оружие с химическим по меньшей мере некорректно.

ЯО имеет тактическое измерение, позволяющее переломить исход сражения или операции, и в силу своей разрушающей способности компенсирует возможный недостаток точности (при этом именно высокоточное оружие успешно вытеснило или дополнило ЯО для ряда задач). В то же время применение ЯО противником свидетельствует, что у оппонента недостаточно неядерных сил и средств, и уже это как минимум является свидетельством эскалации (поднятия ставок). Ниже мы разберем этот момент подробнее.

3. В силу вышеизложенного на ХО никогда не делалась ставка как на основной элемент ведения войны и тем более как на фактор стратегического сдерживания. Уже упомянутое нами заявление Черчилля в 1942 г. было направлено конкретно против  химоружия: если вы, немцы, примените химию, то мы вам ответим тем же. На ход обычных боевых действий такое «нишевое» заявление никак не влияло: война началась без учета фактора химоружия, война продолжалась и закончилась без него. Не было ни одного сражения, ход которого могло бы повернуть применение ХО, а единичные случаи боевого применения (Аджимушкайские каменоломни, отдельные акции против партизан) только подчеркнули нишевость данного вида оружия.

В ходе холодной войны в Европе сторонами были накоплены изрядные запасы современной фосфороорганики, однако в силу крайне низкой эффективности в очереди на применение они стояли в конце, после исчерпания остальных боезапасов, в том числе и ТЯО.

В итоге применение ХО свелось к атакам на мирное население (японцами в Китае в ходе Второй мировой, программа Анфаль в Ираке), а также к актам террора (атака Аум Синрикё в токийском метро в 1995, ряд провокаций в Сирии).

Таким образом, в силу принципиально различного боевого действия и различной эффективности невозможно делать выводы о ЯО по опыту применения/неприменения ХО.

Распространение ядерного оружия и возможный сценарий единичного его применения

Тезис Алексея Фененко о том, что «применение ЯО – ситуация не военная, а политическая: для его использования необходима санкция высшего руководства», нуждается в уточнении. Безусловно, это так, но для принятия положительного решения прежде всего нужна обоснованная военная необходимость.

Кроме того, многие боевые задачи тактического, оперативного и стратегического уровня на сегодняшний день могут решаться с использованием как ядерного, так и неядерного оружия. При этом всегда остается одно, но очень важное неизвестное: в какой момент сторона, «принимающая» неядерный удар по достаточно ценному объекту/подразделению/объекту инфраструктуры посчитает возможным ответить «на все деньги» – т.е. в том числе и с применением ЯО? В сегодняшнем многополярном полицентричном мире, наполненном игроками с серьезными арсеналами и не менее впечатляющими амбициями, имеет смысл внести ясность в данный вопрос хотя бы в одностороннем порядке.

При этом высокоточное оружие как замена отдельных видов ЯО усугубляет сакрализацию и виртуализацию стратегической ядерной компоненты («фамильных арсеналов»), в то время как разработка ЯО пониженной мощности (от единиц до первых десятков килотонн), а также рост числа ядерных держав сдвигает вниз планку ядерной эскалации.

Возможно, мы не в курсе, но, похоже, никем не моделировался сценарий точечного, разового применения ЯО ограниченной поражающей мощности: что будет после того, как по кому-то ударят, «дым рассеется», и выяснится, что конец света-то не наступил? Мир в одночасье станет другим!

Эта тема еще ждет своих исследователей, мы же осторожно предположим, что изложенные в нашей статье факторы в отношении стратегических арсеналов и глобального сдерживания продолжат работать, даже если ядерные боезаряды малой мощности перейдут в разряд «употребимых», и их применение в локальных конфликтах («изолированных процессах») станет новой нормой.

Не хотелось бы нам жить в таком мире, но и он, как представляется, не должен скатиться в мировую войну – именно наличие стратегических ядерных сил изолирует конфликты друг от друга и не дает им перейти грань, отделяющую локальный конфликт от масштабов, угрожающих существованию государств-участников, да и человеческой цивилизации в целом.

***

На наших глазах меняется мир, возникают новые ядерные державы, не связанные никакими обязательствами, распадается прежняя система контроля за вооружениями. Возможно, осознанное принятие акторами международных отношений ядерного фактора как гарантии ограниченности вооруженных конфликтов (их изоляции в отдельных «песочницах»), поможет повышению стабильности грядущей системы международных военно-политических отношений.

[1] Хотелось бы отметить, что к историческим аналогиям следует подходить аккуратнее. Особенно ярким примером избирательного подхода в статье А.Фененко представляется выпадение Семилетней войны (1756-1763 гг.) из перечня рассматриваемых автором конфликтов «после наступления Вестфальского порядка». При этом по сути в контексте используемой автором терминологии она является и примером "глобального" конфликта, и примером вывода конфликта "на периферию". Степень желания сторон изменить сложившиеся соотношения сил или же возможности «небольших контингентов профессионалов» «действовать только вблизи от баз и на ограниченной территории» мы оставим для изучения специалистам по данному периоду. Отметим лишь, что практически всю Войну русский контингент (насчитывавший до 100 тыс. человек) провел вне пределов Империи, а французские силы, непосредственно сражавшиеся в колониях, составляли 10-20 тыс.человек.

[2] Учитывая предварительно согласованную с И.Сталиным позицию по данному вопросу, в т.ч. в части ответных ударов в ответ на применение ХО против союзника, этот случай можно считать и прецедентом т.н. extended deterrence, расширенного сдерживания.

Сергей Полетаев – сооснователь и редактор проекта «Ватфор». Дмитрий Стефанович– сооснователь и редактор проекта «Ватфор», эксперт Российского совета по международным делам. При участии Марка Нихтовски, эксперта по военной истории.