Побег из европейского «рая»: Многодетная семья Морозовых променяла Ригу на глухую российскую деревню

СПЕЦОПЕРАЦИЯ «ДОМОЙ!»

Случилось небывалое. Папа Виталий, мама Светлана и десять их детей: Анастасия, Милана, Александра, Анна, Михаил, Тереза, Пётр, Николай, Жанна и Георгий, вдруг переехали в Россию из «почти европейской» Латвии. Вывезли их добрые люди из благотворительного фонда «Ридовка Помогает» и, как заметил директор этого фонда Дмитрий Смольянинов, «спасение семьи Морозовых напоминало настоящую спецоперацию». Из моей деревни, до смоленской деревни Рухань ехать больше семи часов, если не заезжать в Москву. Навигатор отсчитывал маленькие и уютные русские городки, в которых, по большому счету и живет коренная Россия: Волоколамск, Руза, Можайск, Медынь, Верея, Юхнов, Рославль… Под праздники, жизнь в них не теплилась, а кипела. Даже в пробочках постоять пришлось и было время подумать.

Дело в том, что в 2019 году у меня вышел жутковатый репортаж под названием «Русские деревни умирают молча». Про маленькую деревушку на границе Тверской и Псковской губерний. Последних бабушек из этой деревни забирали на зиму в города, но весной 2019 они не вернулись… В пустой деревне остался только «социальный таксофон» в ярком-красном пластмассовом кожухе. Такого уже не бывает в наше время, но все эти пять лет, в среднем раз в месяц, мне на почту приходят письма про эту давнюю статью об умирающих селах – люди делятся своими мыслями о реанимации запустелых пространств, рассказывают, как собираются вернуться в деревню и самые теплые и приятные письма - с историями успешных переездов на землю. То есть, тема не просто востребована. Она - нутряная. Сидит у народа где-то в области печенок, свербит, не дает жить спокойно. Я ехал на русский Запад прекрасными, но бесконечными дорогами и думал, что наконец-то обрадую верных читателей историей семьи Морозовых…

Рухань по темноте показалась мне пустоватой, почти заброшенной и нежилой. Хотя по статистике на 2019 год в ней проживало 219 человек. Настоящий «медвежий угол»: на Бобруйск - прямо, до границы с Брянщиной всего пара километров. В 1941-42 году в окрестных лесах сражалась партизанская бригада «Батя», а военкоры «Комсомолки» в этой бригаде даже печатали партизанскую газету. Такая была у них «командировка». Даже сердце кольнуло – как Морозовы тут будут с кучей ребятишек? Рассудил, что утро вечера мудренее. Переночевал на охотничьей базе, которой рулит барышня Елена – уже тема для репортажа! Девушка, после трагической гибели мужа, взявшая на себя управление охотхозяйством и успешно справляющаяся с ним уже 10 лет! Елена тоже опекает переселенцев Морозовых.

- Их все здесь опекают, - сказала мне хозяйка, и с этой теплой мыслью я уснул.

НАТЕРПЕВШИЕСЯ

Утром, действительно, все сделалось наоборот. И небо стало пастельным, а не серо-хмурым. Ухабы оказались песчаными дюнами с соснами, а редкие деревенские прохожие были приветливы и не прочь поболтать. Все новопоселенцев Морозовых знали и общий деревенский вердикт был такой: «Натерпелись люди». Семью поселили в бывшем поселковом магазине, от которого осталась лишь добротная кирпичная коробка. Дом перестроили полностью и утеплили. На крыльце меня встретил пес по кличке Шайтан, для него там стояла миска с собачьим кормом и он старался далеко от нее не отходить, караулил свое собачье счастье. Расцветкой Шайтан напоминал советскую ацетатную шубу в стиле «леопард», а задние лапы у него когда-то были перебиты. Заметил про себя: «И этот натерпелся». На крыльцо вышел отец семьи, Виталий. Я сразу же определил его как «рабочая интеллигенция» - крупный, в очках, но руки мозолистые.

Виталий – отделочник самого широкого профиля, от сантехники до штукатурки. Свое портфолио, а у настоящих мастеров оно должно быть, Виталий хранит в телефоне. Показал.

Я заметил, что с работой в России проблем не будет, на мастеров «живая» очередь, причем до года! Виталий это знал и излучал некоторую уверенность в своем будущем и будущем семьи.

Шайтан крутился вокруг нас, юлил, «общался» не давал себя забыть. Виталий объяснил:

- Мы только приехали, 18 октября, привезли с собой кошку. Шайтан пришел поесть кошачьего корма, да так с нами и остался. А потом еще котенок пришел – вон, на подоконнике сидит. Всегда там сидит.

Из дома горохом посыпались дети, я распахнул багажник. Мне показалось, что подарками они не избалованы и вообще, подарков не ждали. Я привез роликовые коньки и коньки для льда, альбомы по искусству изданные «Комсомолкой», а одну книгу задержал в руке:

- Это уникальное пособие, мы с его помощью у моей дочки математические способности запустили…

Анастасия, с непередаваемым сарказмом самой старшей сестры, прокомментировала:

- У нас будет очередь к этой книге.

И пригласила в дом.

КАК ИЗ KRIEVU СТАТЬ РУССКИМ?

Изнутри дом Морозовых мало чем отличался от городской квартиры с хорошим ремонтом. Анастасия быстро провела мне экскурсию и заняла за огромным кухонным столом особое место по левую руку от матери. Мне в колени ткнулся 8-летний Петр и показал советский «юбилейный» рубль с Лениным. Я, в ответ, нагреб ему целую горсть российской мелочи и в ответ был одарен «евроцентом». Поболтать нам не удалось. Петр плохо говорил по-русски и плохо говорил по-латышски, вырос между двух языков. Теперь все встало на свои места – обозначилась одна из причин переезда.

Вообще, семье несказанно повезло. Всего три слова в Указе президента России №809 решили их судьбу. Эти слова - «граждане недружественных государств» - в сентябре добавили в старый Указ о содействии переселению соотечественников. То, что Латвия недружественная, я лично понял еще в 1990-м: в еще советской Риге мне отказались продать буханку хлеба! Я объяснил продавцу, что возвращаюсь из археологической экспедиции, ленинградский студент, хочу есть. До сих пор помню волну хтонического презрения, а потом бессильное бешенство продавщицы, когда я откусил угол буханки. Пришлось ее пробить на кассе, но вслед мне летели слова на латышском, смысла которых я не понимал, но догадывался. Для жителя Ленинграда отказать в хлебе, поступок немыслимый и врезался в память навсегда.

При этом, среди прекраснодушной советской интеллигенции в те годы считалось хорошим тоном поддерживать «освобождение» Прибалтики из очередной «тюрьмы народов». Видать, не доводилось этим людям покупать хлеб в Риге.

Изнутри дом Морозовых мало чем отличался от городской квартиры с хорошим ремонтом Дмитрий СТЕШИН

А вот семья Морозовых отведала ненависти сполна. О чем мне и рассказала мама Светлана, голосом, выкованным в ментальных баталиях с 10 детьми. Стекла звенели:

- С 80-х годов нам начали говорить «чемодан-вокзал-Россия». Россия тогда не знала, наверное, или не хотела этого знать. Нет, ну не скажу, конечно, что все латыши были против нас, и гнали нас. Нет. Но половина латышей – это точно. Сейчас у них изменился подход, мы не просто оккупанты, а враги, готовые Латвию сожрать.

Виталий, отец, говорил мало, но веско, и никто не смел его перебивать:

- Мы для них были каким-то вселенским злом. Это не отдельное мнение, целыми семьями так считают.

Я расспросил старших Морозовых – как вообще они оказались в Латвии? У Светланы семья жила на границе Псковщины и Латвии, сестру отца во время войны немцы угнали в Ригу, на какой-то завод, да так она там и осталась. Отец Светланы отслужил на Новой земле и в 1965 приехал к сестре. В СССР с этим не было никаких проблем. Всю жизнь проработал в милиции, а старость встретил в чужой стране, в статусе «оккупанта». Светлана говорит горько:

- Этот факт, что отец стал чужим в своей стране, просто сожрал его изнутри… Зато не дожил до тех дней, когда пенсионеров стали заставлять сдавать экзамен по латышскому языку.

- Зачем? Иначе пенсии лишат?

- Нет, пенсии не лишали, просто, поиздеваться.

У Виталия все оказалось проще и сложнее – он латыш по отцу, с фамилией Морозов, а мать со Смоленщины. Говорит: «Приехал сюда и понял, что дома оказался!». Светлана замечает:

- А у меня до замужества была фамилия Петрова, она почему-то латышских чиновников в бешенство приводила… Петрооооова? Вам в паспорт ставить krievu???

- Что это значит?

- «Русский». Я с ними поэтому специально на русском говорила.

Семью поселили в бывшем поселковом магазине Дмитрий СТЕШИН

ШТРАФ ЗА ПЕСНЮ ПО-РУССКИ

С началом СВО семью начали натурально травить. Почему-то латышей бесила их многодетность. Пытались в их квартиру подселить беженцев с Украины, писали жалобы в опеку, одну за другой. Жаловались на то, что в семье Морозовых слушают русскую музыку…

Вот этот момент я не понял. Виталий подтвердил:

- Да, есть список из 40 русских и советских песен, запрещенных к публичному исполнению. За «Катюшу» - штраф 800 евро, это месячная зарплата, чуть выше средней латвийской.

Главный вывод родителей – оставаться в Латвии не было смысла, детей не выучить, не хватало средств, перспектив тоже не было. Морозовы давно уже поняли, для чего нужна была Прибалтика – источник дешевой рабочей силы для ЕС. Хоть на голову встань – в Латвии будешь работать на заправке за нищенскую зарплату. А уедешь в западную Европу, будешь работать там же, но уже за почти нищенские деньги. Виталий говорит с удовлетворением:

- Ну, сами хотели. Любимый лозунг латвийских националистов в 90-х: «Нищие, но свободные!».

ПОЧЕМУ-ТО «ФРАНЦУЗЫ»

Мне наперебой рассказывают, чем новая Родина поразила Морозовых. Дороги – главное. Фантастическим показался уже Минск (путь домой лежал через Белоруссию), и совершенно фантастической - Москва. Ассортимент в супермаркетах в смоленском райцентре Ершичи, как в самом крутом рижском магазине! Только цены в три-пять раз ниже, а молоко похоже на молоко. И даже яйца в ЕС удалось испортить – какие-то они в Европе не яичные.

Старшие девчонки сейчас вместе с отцом отделывают дом, чуть дальше по улице, для следующих переселенцев из Суджи. По программе «Многодетная деревня» сюда должна приехать семья аж из 23 человек! Дети Морозовых, младшие, уже ходят в деревенскую школу и там их почему-то называют «французами». Почему «французами» никто объяснить мне не смог. Старшие девочки будут учиться дальше. Анастасия, ей 24, на ветеринара, Анна и Александра (18 и 19 лет) пойдут в медицинский колледж в Смоленске. Говорят, что созваниваются с друзьями из Латвии и все поддерживают их переезд.

Важный момент – латышей среди друзей не было. Только русские и русскоязычные, из смешанных семей. Слушают русский рок и смотрят сериал «Скорая помощь». Как сказали мне девчонки хихикая – готовятся таким образом к жизни медиков.

С Виталием мы осматриваем хозяйство. С гордостью показывает внушительный дровник, говорит, успел до снега построить. Дом теплый, иногда и одной охапки хватает протопить. За дровником уже намечен курятник. Есть и теплица, под зелень, будет картошка… И тут Виталий сознается в сокровенном:

- Клубнику посажу! В Латвии она стоит просто космически, мы не могли в последние годы купить ее детям.

НЕ НОЮТ. ЗНАЧИТ ПРИЖИВУТСЯ

Спрашиваю, как их встретили в Рухани? Виталий отвечает латышской пословицей:

- «Лучшее лакомство латыша – другой латыш» и добавляет: - А здесь нас встречали всей деревней. Собрались в ДК, был конкурс на лучший пирог, на следующий день люди понесли нам теплые вещи, картошку, соленья…

Заезжаю еще в одно место, где Морозовых ждут и привечают – огромный трехпрестольный храм Рождества Богородицы, рассчитанный на полторы тысячи человек. Сейчас, на освящение колоколов, собралось лишь несколько сотен прихожан, уже немало. Иеромонах отец Вонифатий ездит на СВО, окормляет бойцов. И мы с ним сразу нашли общий язык. Окормляет он и Морозовых, к Рождеству крестит трех мальчишек.

Мы поднимаемся на звонницу, батюшка говорит, что часто здесь бывает, любимое место и пейзажи бескрайние многих людей к этим местам навсегда привязали. Рассказывает, что за пару дней до моего приезда, точно над храмом прошли 14 дронов!

- Я думал, кресты на куполах заденут!

Мы молчим, и в этом молчании чувствуется какая-то тревога, беспокойство за будущее. Но, батюшка, вдруг, не дожидаясь моего вопроса, говорит:

- А я за Морозовых спокоен. Не ноют, ни на что не жалуются, все принимают не как должное, а с благодарностью. Поэтому, все у них получится.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Эксперимент «Оставить след на асфальте»

Россия пока не понимает, как ей выбраться из бездонной демографической ямы. Выплаты на детей, «материнский капитал» помогли, но не сильно. Никто не заводит детей только ради денег, расходы все равно во сто крат выше. Думаю, детей заводят, опираясь на какие-то неосязаемые потребности - например, продолжить свой род, оставить след на Земле. Последнее слово – ключевое. Поменяйте его и получится – «оставить свой след на бетоне» или асфальте. Дико звучит, правда? Ни звери, ни, простите, люди, в неволе не размножаются. Для продолжения рода нужна земля, чистый воздух, возможность построить дом, в котором у каждого будет своя комната…

Если эксперимент «Многодетная деревня» сработает, как демографически-успешный пилотный проект, курс на урбанизацию общества нужно будет пересматривать. Иначе вымрем.

«Комсомолка» продолжит следить за проектом, весной в Рухане ждут огромную семью из Суджи, потом немцев и переселенцев с освобожденных территорий.

https://dzen.ru/a/Z4R0EwYSLyYM...