Жизнь отца-основателя нашего городка Александра Григорьевича Кольчугина – старшины Московского купеческого сословия, члена Московского отделения Совета торговли и мануфактуры, Московского губернского податного присутствия, гласного Московской городской думы и прочая, прочая – изучена краеведами основательно. Правда, в сухих строках биографии похож он больше на собственный памятник, что стоит на одноименной площади перед проходной завода. Бронзовый, монументальный, понятный.
А между тем к ключевым моментам судьбы этого человека есть смысл присмотреться повнимательней, потому как некоторые мелочи имели весьма важные последствия и для него и для его детища – завода с рабочим поселком.
Обстоятельства времени и места
Собственно, началось все с того, что прикупил Александр Григорьевич маленький капсульный заводик у купца Соловьева. Потому что на дворе 1872 год, Российский флот снова вышел в Черное море, очередная Турецкая война на повестке дня, а для войны нужны патроны. Заводик не ахти, 11 человек рабочих, но потенциал к модернизации имеется. А уж связи нужные, для получения госзаказов – это у сына гофмаклера не отнять. Есть и некоторый опыт в организации литейного дела – дедушкино наследство, бабушкино приданное – медный заводик под Серпуховом.
Про наличие обученной рабочей силы, близости к Москве, доступности стройматериалов и топлива – повторяться не будем. Все это необходимо, но недостаточно, чтобы здесь в глубинке, где еще вчера на медведей охотились, начало подниматься одно из самых передовых металлургических производств Российской Империи.
Искусство держать нос по ветру
На месте маленького заводика Кольчугин решил развернуть крупное, до 200 штук в год, производство паровозных топок из медных сплавов. Потому как последняя четверть 19 века – период взрывного развития сети железнодорожных дорог в России.
Умение держать нос по ветру, владение информацией – отличительная черта династии.
Серьезное производство требует и серьезных вложений. Развитие железных дорог в России шло за счет внешних заимствований, основными кредиторами были французы, на то время главные ростовщики мира. Помните «трех толстяков» во фраках и цилиндрах? Вот карикатура как раз на этих мсье.
Кольчугин пошел другим путем. Он взял деньги не у французов, а у немецких евреев – семьи спекулянтов Вогау. Возможно, потому, что они занимались не только торговлей чаем, но и поставками химически чистой меди на российский рынок. Капитал нового товарищества составил 500 тысяч рублей.
Кольчугин и невидимые корпуса
Удивилось губернское начальство: как так, по документам – пару бревенчатых сараев с хвостовыми молотами на приводе от водяного колеса реконструируют, а по факту – закуплены десятки гектар земли, идет строительство огромных корпусов, устанавливаются паровые машины на сотни лошадиных сил. Причем, предписания соответствующего, архитектурного плана и прочего нет. Не будем гадать как, но все вопросы Кольчугин решил. Урядник в отчете докладывал: «Никаких промышленных корпусов, одни бревенчатые избы, а на них согласований не требуется». Умел, ох умел купец отводить глаза, знать это у них - семейное.
Через пять лет, стараниями Кольчугина и его ближайших помощников завод выпускал уже тысячи пудов продукции широкого ассортимента. Как военного, так и гражданского назначения. И тут случилась беда.
Паи - в топку!
1876 году очередная крупная партия паровозных топок, под реализацию которых была закуплена медь, внезапно оказалась не востребована. И надо же какое совпадение – аккурат к этому времени подходил срок гашения кредитов Вогау. Обратился купец к партнерам-товарищам. Перекредитуйте меня, говорит, надо кассовый разрыв на 38 тысяч погасить, а ему в ответ: «Плати своей долей».
Доподлинно сейчас никому не известно, почему паровозные топки оказались не той системы, тем более что архив товарищества сгорел в погромах 1915 года в Москве. Но очевидно, что большинство в правлении заводов принадлежало Вогау. А решение о крупных сделках принималось именно правлением.
В результате от 33,5% паев у купца нашего осталось 10%. Уж насколько ловок и хитер был, а поди ж ты, не вписался в рынок. Наверное, передовая схема перераспределения собственности тогда была еще внове.
Еще через десять лет Кольчугин продал Вогау последние свои акции, правда, по двойной цене. К 1890 году кредиторы сосредоточили у себя все активы. И тут началась новая волна модернизации – в том числе переход на электрическую тягу, серьезное расширение номенклатуры. Товарищество Кольчугина снова совершило рывок, но уже без своего основателя, который тихо скончался 10 сентября 1899 года, не оставив наследников.
Санкции и импортозамещение. Что немцу смерть
Причина притока инвестиций на товарищество заводов Кольчугина становится понятной, если вспомнить, что в 1891 году началась «Таможенная война» с Германией. Примерно то, что сейчас называют режимом санкций. Немецкий бизнес схватился за голову – русские нашли, куда девать свое экспортное зерно, а что им делать со своей машиностроительной продукцией, когда один из самых быстрорастущих рынков оказался закрыт?
Выход нашли в локализации производства – переносе новых технологий в Россию. Собственно, торговый дом Вогау и стал одним из проводников переноса. Наверно, братья радовались, что так вовремя избавились от русского купца и теперь могут сидеть на денежных потоках из Германии без него. Но радовались не очень долго.
Потому как с началом Первой мировой важнейшее оборонное предприятие со стопроцентным германским капиталом оказалось совершенно неуместным в Российской империи, и его попросту реквизировали – отняли у Вогау. Новый владелец – Русско-Азиатский Банк – принадлежал французам. Тем самым масонам, среди которых при Екатерине подвизался дед нашего Александра – Никита Кольчугин. Круг замкнулся.
Впереди был 1917 год, когда завод вопреки распространенному мнению так и не был национализирован. Но это уже совсем другая история.
Оценили 18 человек
33 кармы