Когда N-ская гвардейская дивизия в составе других частей и соединений 4-го Украинского фронта освободила главную военно-морскую базу Черноморского флота город Севастополь, в Крыму вовсю свела сирень. Она источала такой головокружительный аромат, словно приветствовала своих освободителей. Это было 9 мая 1944 года. До окончания войны оставался ровно год.
А пока еще продолжались бои к подступам мыса Херсонес. Там были зажаты остатки 200-тысячной группировки гитлеровцев. Советские войска, по признанию самих немцев, устроили им там настоящий ад. Зажатые в узком клочке земли, испытывающие беспрерывные воздушные налеты, измотанные атаками наземных сил Красной Армии и потерявшие всякую надежду на морскую эвакуацию гитлеровцы, наконец, 12 мая сложили оружие. В результате безвозвратные потери немецко-румынских войск составили сто сорок тысяч человек, в том числе пленных — около шестидесяти двух тысяч.
После освобождения города Севастополя, Виктора наградили первой медалью “За отвагу”. Командир дивизии лично прикрепил награду на грудь разведчика. В наградном листе было отмечено, что эта награда за умелые действия по добыче вражеского “языка” и смелость во время разведывательного рейда в составе роты. В этот же день новоиспеченный обладатель боевой медали получил задание найти в городе подходящее здание для размещения разведотделения штаба дивизии и в том числе своей роты.
Во время поиска — вот совпадение — встретили группу разведчиков Черноморского флота, слоняющихся с подобной же задачей для разведотдела флота. Разговорились. Оказалось, что это бойцы знаменитой разведывательно-диверсионного отряда “Сокол”. Виктору было очень интересно и приятно пообщаться с этими геройскими ребятами. Подумать только: за почти восемь месяцев боевой разведывательной работы в оккупированном Крыму, отряд в составе которого было порядка семидесяти человек, не потерял ни одного человека. При чем они не отсиживались в лесу, а провели 8 диверсий, 12 боевых и 80 разведывательных операций. Кроме этого было передано около 600 разведдонесений в штаб флота.
— А что за история была с арестом севастопольского подполья? — поинтересовался Виктор у старшего группы в морском кителе.
— Еще пока не известно, но уже сегодня наши получили задание выяснить судьбу городской подпольной организации Ревякина. А вам откуда известно об этом?
— Вы только не обижайтесь, но в штабе нашей армии было мнение, что среди вас возможно действует немецкий агент. И нам приходилось дублировать часть ваших разведданных, поступающих в донесениях перед наступлением.
— Немецкий агент? В нашем отряде? Да если бы в наших рядах действовал агент немецкой разведки, то мы с тобой, лейтенант, не имели бы счастье здесь стоять и красиво разговаривать, — ответил флотский разведчик.
— Да, наш командир тоже так считает.
— А кто ваш командир? Не старший лейтенант Лысенко?
— Бери выше — уже давно в капитанах ходит!
— Да, хороший мужик! Я его еще по Хабаровску знаю. Ну, передавай привет! Скажешь главный старшина Чуб — должен вспомнить.
Тепло попрощавшись разведчики разошлись по своим делам. Перед прощанием флотские подсказали посмотреть находящийся за углом здание школы. Для них это не подходит - слишком далеко от базы кораблей. Действительно, за углом Виктор увидел прекрасно сохранившееся трехэтажное здание. Видимо здесь размещалась какая-то немецкая служба — там и тут валялись обрывки немецких бумаг и документов.
Как только разведчики, во главе с лейтенантом Кошелевым, прошли во внутренний двор, раздался одиночный пистолетный выстрел и женский вскрик. Разведчики вбежали в здание, а Виктор чуть приотстал. Когда он поднялся вслед за своими на второй этаж, перед ним предстала такая картина. В одном из классов двое из его бойцов удерживали, вырывающегося из их рук, красноармейца с погонами старшего сержанта, а на полу сидела полураздетая девушка лет двадцати—двадцати пяти. Она зажимала руками рану на бедре не обращая внимания, что одна грудь оголилась. Впрочем, ей было не до этого — от боли девушка прикусывала губы и на глазах белела от потери крови. Один из бойцов ловко перетянул ремнем бедро выше раны и стал накладывать бинтовую повязку.
— Пусти!— кричал старший сержант то одного разведчика, то на другого.— Пусти! Кому говорят! Пристрелю эту немецкую подстилку!
— В чем дело? — спросил строго Кошелев.
— Да вот, товарищ гвардии лейтенант, — ответил один из разведчиков. — Мы, значит, вбежали сюда, а этот пытался снасильничать эту, вот. Мы его стащили с нее, а он бросился с кулаками. Пришлось принять меры, значит, воспитательные. Оружие отобрали. А он вот все равно не унимается, кобель...
Виктор сначала подошел к девушке, присев на корточки посмотрел ей в глаза. Она уже немного оправилась, пыталась одной рукой прикрыть грудь остатками платья, а другой рукой натягивала край юбки на забинтованное бедро.
— Дайте, пожалуйста, воды, — попросила она дрожащим голосом. — Пить хочу очень!
— Разрешите дать ей вино? — подал голос боец, бинтовавший девушку. — У меня во фляжке есть красное вино, товарищ гвардии лейтенант.
— Дай! Только немного, — разрешил лейтенант удивленно посмотрев на бойца. Мол, откуда такое богатство. — Итак слаба, после вина еще больше развезет.
— Красное вино при потере крови — самое то, товарищ гвардии лейтенант. Нам до войны, после сдачи крови всегда давали вино.
После нескольких глотков вина из фляжки разведчика, щеки девушки порозовели. Один из бойцов укрыл ее своей плащ-палаткой. Она благодарно улыбнулась краешком губ.
— Ну, а теперь, расскажите нам, что случилось? Вы кто такая? Почему здесь? Откуда ранение?— спросил мягко Виктор.
— Да что с ней разговаривать? — снова крикнул задержанный старший сержант. — Немецкая подстилка она! К стенке ее надо ставить!
— Вы пока помолчите! — прикрикнул на того Кошелев. — И до вас дойдет очередь...
Кошелев посмотрел на одного из бойцов, который удерживал старшего сержанта. Тот понятливо кивнув, коротко тыкнул под дых задержанного — насильников никто не любит. Старший сержант тут же сдулся как воздушный шар из которого выпустили воздух. Бойцы усадили его на один из имеющихся в классе стульев, но продолжали контролировать. Виктор удовлетворенно повернулся к девушке. Он испытывал к ней жалость и легкую симпатию, несмотря на нелестную оценку старшего сержанта.
— Меня зовут Маша. Марья Абызова. Я живу здесь рядом. А забежала сюда, потому что вот этот, — девушка кивнула на старшего сержанта.— Стал приставать ко мне дома. Я сумела убежать из дома, хотела спрятаться в здании школы. Я когда-то училась здесь...
Девушка разволновалась и слезы потекли ручьем из ее карих глаз. Она опустила голову на грудь, от стыда не решаясь дальше говорить. Но потом вскинула голову гордо, и посмотрев прямо в лицо Виктора мокрыми глазами, заявила:
— Я никогда не была немецкой подстилкой! Да, я работала в канцелярии у немцев. А что мне оставалось делать? Отец на фронте, мама погибла во время бомбежки еще в сорок втором...— она снова расплакалась.
Виктор достал платочек — он еще с училища был приучен носить платок в кармане — вытер слезы на щеке у девушки и вложил ей в руки.
— Вы успокойтесь, Маша, — сказал он. — Вас надо отвести в медсанбат. Только давайте разберемся с ситуацией. Только, пожалуйста, коротко.
— Найди транспорт какой-нибудь, — сказал он рядом стоящему бойцу. Разведчик козырнув убежал исполнять приказ. Виктор снова повернулся к девушке. — Продолжайте!
— А этот зашел ко мне в дом в поисках квартиры для своего командира. Так мне он сказал. Видимо, кто-то ему подсказал, что я работала в немецкой канцелярии. Он с порога начал угрожать, а затем предложил с ним дружить. Иначе он, мол, заявит куда следует. Потом начал приставать. Но я вырвалась и убежала сюда. Он меня выследил опять. Когда начал рвать на мне одежду, я его укусила за ладонь, которой зажимал мне рот. Тогда он выматерившись отскочил, вытащил пистолет и выстрелил в меня. А дальше уже ваши солдаты прибежали. Спасибо вам!
Этот рассказ отнял у Маши много сил — она снова побледнела и прикрыла глаза. К тому времени очухался и старший сержант.
— Ну, герой, рассказывай теперь ты! Кто такой, какая часть, кто сюда направил?
— А вы кто такие, чтобы меня допрашивать? — нахально заявил старший сержант.
— Во-первых, я старший по званию. Во-вторых, это здание, с этого момента, принадлежит разведотделению N-ской дивизии. А в третьих, ты задержан на месте преступления — за насилие в отношении гражданского населения тебе грозит трибунал. Может даже расстрел. Может его хлопнуть прямо здесь? А, хлопцы?
— Ничего не было! Скажи ты, сука! Ведь, не было ничего! — визгливо выкрикнул в сторону девушки старший сержант. — А выстрел был случайный.
Его глаза затравленно бегали, головой вертел то на лейтенанта, то удерживающих его разведчиков.
— Не имеете права! Я помощник подполковника Нечипоренко из N-ской дивизии старший сержант Мамаев. Отведите меня к нему!
— Это который Нечипоренко? Интендант? Да знаю, знаю... Встречались, — сказал Кошелев, вспомнив день своего прибытия в дивизию и конфликт с подполковником во дворе медсанбата. — Было или не было — разберутся. Сейчас девушку отвезем в медсанбат, а тебя к особистам. Они сами сообщат подполковнику об его “геройском” помощнике.
Прибежал боец посланный за транспортом. Машу аккуратно вынесли на руках и в сопровождении одного из бойцов отправили в лечебное учреждение. А старшего сержанта сдали в особый отдел дивизии. Особисты всегда были соседями разведчиков — и те и другие размещались при штабе дивизии. Сильно не беспокоили и у них установились почти дружеские отношения. Поэтому Кошелев лично доложил о происшествии в школе, особо попросив разобраться в судьбе Маши Абызовой.
Весь следующий день прошел в переезде разведотделения в здание школы. В состав разведывательного отделения дивизии входил, кроме самого начальника разведотделения — он же заместитель начальника штаба дивизии по разведке, помощник начальника разведотделения, переводчик и разведывательная рота.
После переезда появились новости. Первая — дивизия остается в резерве на месяц и будет помогать крымчанам в весенне-полевых работах. Вторая новость касалась командира роты. Он пришел в расположение роты в новеньких майорских погонах. Объявили построение личного состава во дворе школы.
Вышел начальник разведки дивизии. Он то и объявил личному составу роты, что гвардии майор Лысенко переводится в разведотдел Прибалтийского фронта.
— А в скором времени N-ская дивизия передислоцируется в распоряжение командующего Прибалтийским фронтом. Так что расставание будет недолгим с товарищем гвардии майором, — сказал подполковник. — Командование ротой примет старший лейтенант Дроздов.
— Есть, принять роту под командование!
— Приказ командира дивизии уже подписан. Этим же приказом присвоены очередные и досрочные воинские звания отличившимся, при освобождении Крыма, офицерам и бойцам разведроты.
Подполковник взял из рук помощника бумагу и начал зачитывать:
— За образцовое выполнение воинского долга и умелое управление вверенным подразделением... присвоить воинское звание гвардии майор:
— гвардии капитану Лысенко... это вы уже знаете...
воинское звание гвардии старший лейтенант:
— гвардии лейтенанту Кошелеву Виктору Васильевичу;
воинское звание гвардии старший сержант:
— гвардии сержанту Васильеву...
Подполковник зачитывал список дальше, а грудь Виктора раздувалась от гордости за себя и за своих боевых товарищей. Так нелепо начавшаяся боевая жизнь вошла в свое русло и начала давать плоды. А какие могут быть плоды у военного человека? Это награды и звания. Плох тот лейтенант, который не мечтает стать генералом.
(Продолжение следует)
Рамзан Саматов
Оценили 99 человек
184 кармы