1894 год. Путешествие по горным тропам
На рассвете трое снялись с привала и по нехоженой, неизвестной двоим тропе двинулись через горы… Шёл моросящий дождь, вперемешку с мокрым снегом. Скалы, полузакрытые пеленой дождя, с темнеющими вдали лесами, поднимались справа и слева от тропы почти отвесно. Людям предстояло подняться на тысячу шагов в гору, пройти по её гребню около трех миль и спуститься вниз, чтобы выйти на западную тропу. Этот как-будто небольшой маневр, здесь, в горах, требовал от людей огромного напряжения сил и воли. Люди шли по узкой, занесённой снегом обледенелой тропе, рискуя ежеминутно сорваться. Пришлось спешиться и вести лошадей на поводу. Они проваливались, попадая в глубокий снег; скользили, падая на склоне. Мокрый снег слепил глаза. Проводник, шедший впереди, видел, как тяжело Абдалле и Джорджу. У него самого ломило под коленями, ощущалась острая боль в икрах. Но он знал, что они выйдут с честью из этого испытания. Подъём становился всё круче и круче, и вот тропа оборвалась у отвесной скалы.
— Что дальше? — спросил Бартон, тяжело дыша.
— Я предупреждал, что дорога будет трудной! — передал через Абдаллу Шукрон. — Стойте здесь, я скоро вернусь.
Шукрон исчез за узким поворотом, передав поводок своего мула Абдалле. От лошадей и мулов шёл пар, их шкуры, покрытые изморозью, мелко дрожали. Если ещё мулы были привычны к таким переходам, то конь Бартона был совсем плох. Было видно, что животное мучается от нехватки воздуха — его бока ходили как меха на кузне, а колени передних ног дрожали от напряжения.
Через некоторое время Шукрон появился наверху скалы. Он начал спускать верёвку вниз и крикнул Абдалле:
— Мулов разгружайте и привязывайте поклажу к верёвке. Я буду вытягивать на эту сторону. Иначе мулы не смогут пройти по тропе у скалы. Здесь небольшая площадка есть — сделаем привал. Скажи англичанину, пускай пристрелит коня — всё равно сорвётся в узком месте. Потом на мула пересядет.
Абдалла перевёл слова Шукрона Джорджу. Лошади уступают в уме и сообразительности своим длинноухому собратьям. Они пугаются предметов совсем безобидных и делают непростительные глупости в горах. Бартон спокойно снял седло с коня, слегка потрепал по загривку и, встав со стороны скалы, вложил в ухо коня ствол револьвера и нажал на спуск. Звук выстрела стал тревожно биться об окружающие скалы, мулы вздрогнули, но не сдвинулись с места, а туша коня полетела в пропасть.
— Сейчас я спущусь, а вы пускайте мулов по тропе — они сами пройдут, я их встречу. Потом сами идите по тропе. Только шагайте аккуратно, наступайте полной ступней, вниз не смотрите, руками за скалу не держитесь — она скользкая от изморози.
Это был один из самых страшных эпизодов в их пути. Участок тропы, по которой они должны были пройти, представлял собой отрезок, круто делающий поворот направо у выступающей скалы. Одно неосторожное движение и можно было полететь вниз, потому что нет никакой опоры, кроме как на ступни. И то тропинка была не строго горизонтальной, а с небольшим уклоном в сторону пропасти. Мулы прошли по тропе, не сделав ни единого лишнего движения, скользнув гладкими, выступающими боками по скале, а вот непривычные к такой дороге люди крались, приставляя ноги. Самое главное — плавно обойти выступ скалы, а дальше уже не страшно. Первым прошёл Абдалла, держа в руке конец верёвки, привязанной другим концом к поясу Джорджа. Бартон ни за что не хотел делать и шага без страховки.
Вот, наконец, Абдалла оказался рядом с Шукроном.
— Господин! — крикнул он англичанину. — Вы готовы?
— Да! Кажется… — раздался неуверенный голос из-за скалы.
— Тогда начинайте движение, а мы с Шукроном вас подстрахуем!
«Шукрон сам с удовольствием столкнёт меня в пропасть», — подумал Джордж и сделал первый осторожный шаг в направлении ненавистного выступа скалы. Чем ближе он приближался к нему, тем больше сжималось сердце от звенящей пропасти слева. Даже маленькое дуновение ветра, казалось, сбросит его вниз. Бартон двигался изо всех сил сжимая веревку и слушая успокаивающий голос Абдаллы, раздающийся из-за скалы.
— Так, господин, ещё шажок. Аккуратно, смотрите под ноги, там есть камушек один — не наступите на него…
— Ах, чёрт! Чуть не наступил.
Абдалла не понял, что случилось, но после этих слов верёвка сильно натянулась и через мгновение они с Шукроном увидели падающего англичанина. Лишь мгновенная реакция Абдаллы и сила Шукрона спасли от неминуемой гибели Бартона — он повис над пропастью.
— А-аа! Абдалла! Помоги! Спаси меня! Что хочешь для тебя сделаю! Помоги-иии!
— Тихо! Тихо, господин! Не кричите! Сейчас мы вас вытянем. Найдите щель, уступ, за что можно упереться ногами. Да не болтайтесь вы так, господин! Иначе верёвка перетрётся.
Общими усилиями Бартона подтянули к краю тропы, затем он и сам сумел ухватиться за выступ. К чести Бартона надо сказать, что он не был обделён силой. Поэтому одним рывком перекинул тело на тропу. А там уже его подхватили попутчики — один за верёвку, другой за шкирку. Не прошло и получаса, как они пили горячий травяной чай и со смехом вспоминали пережитое приключение. Но, как говорится, смех смехом, а шутки в сторону. Это ещё только начало трудного пути.
Шаг за шагом путники начали спускаться по горной узенькой тропинке, ведя за поводки мулов. Тропинка то поднимается, круто свиваясь, то ровною нитью тянется вниз по обнажённым хребтам. Чем ниже спускаешься, тем чаще встречаются лиственные деревья. Здесь, на уступах гор, где прошли путешественники, некогда жили в горных кишлаках воинственные горцы. До сих пор мрачное и грустное видение представляют заросшие густым лесом покинутые кем-то родные очаги. Ещё виднеется в кустах накрытое бурьяном нагромождение развалин, кое-где сохранились старинные каменные колодцы. Студёная и прозрачная вода струится по каменному лотку. Роняя налитые соком плоды, свесилась над заброшенным источником дикая алыча. После долгой дороги приятно прильнуть к прозрачной ключевой воде, опустившись на мягкую траву, и, закрыв глаза, представить в воображении далёкое прошлое.
На пятый день пути путешественники спустились по Заалайскому хребту. Спуск был опечален потерей вьюжного мула и повреждением ноги Бартона. Мул вместе с поклажей улетел в пропасть. Собственно причиной этого стал сам Джордж. На выходе из узкой теснины на отвесную скалу трёхсотфутовой высоты англичанин зазевался и на его ногу наступил копытом идущий следом нагруженный мул. То ли усталость мула, то ли нестерпимая боль в ноге Бартона, то ли всё вместе привели к конфликту человека с животным. Джордж с разворота ударил мула плёткой по морде, чего не следовало делать ни в коем случае на такой узкой тропе, животное вскинулось от неожиданности, потеряло равновесие и сорвалось пропасть. Мул мог потянуть за собой и следующего впереди соплеменника, к седлу которого был привязан его поводок, но, к счастью, этого не случилось — кожаный поводок оборвался у самой уздечки падающего животного.
Теперь ни о каком дальнейшем путешествии не могло быть и речи. На счастье, до долины оставалось небольшое расстояние и поэтому, перераспределив оставшийся груз по остальным мулам, Бартона посадили в седло — он совсем не мог идти. Шукрон, бурча под нос что-то вроде: «аллах шельму метит»,«так ему и надо», подтягивал и так уже тугие подпруги на своем муле. А Абдалла взял за узду и осторожно повёл животное, на котором восседал Джордж, по тропе, не обращая внимания на чертыханья и причитания седока.
Трудное и долгое путешествие подходило к концу, но в душе Бартона не было радости. Небольшая досада, вызванная происшествием на горной тропе, обернулась серьёзным уроном для здоровья. Нога Джорджа распухла до такой степени, что пришлось разрезать сапог — стопа была багрово-синюшного цвета.
Путники остановились на отдых в ближайшем кишлаке конечного пункта путешествия — Алайской долины. Вид из кишлака на долину был живописным. Грандиозным и величественным зрелищем предстала перед путниками стена Заалайского хребта, по которому они спустились накануне. Даже представить было трудно, что они находились на такой высоте ещё вчера, а сегодня с удовольствием пьют ароматный чай под сенью навеса, вытянув усталые чресла. Недалеко от кишлака на заросшей травою древней морене синело красивейшее озеро, а чуть поодаль — другое.(50)
— Абдалла!
— Да, господин, слушаю вас!
— Абдалла, если дело так пойдёт и дальше, то я лишусь ноги… Найди врача, Абдалла, я заплачу.
— Кому здесь нужны ваши фунты, господин?!
— Я заплачу золотом, Абдалла. Смотри, вот мой перстень. Думаю, что за него можно купить десяток верблюдов или мулов.
Абдалла взял в руки золотой перстень с головой льва, покрутил в руках и сказал:
— Думаю, что это ценная вещь, господин. Вам не жалко расставаться?
— А зачем мне эта безделушка, если я в результате могу жизни лишиться?! — ответил Бартон с гримасой в лице. — Скорее, Абдалла, найди лекаря. Мне кажется, что начинается гангрена.
Расспросив местных жителей, Абдалла узнал, что в Сары-Моголе есть лекарь. Но до того села далеко — за день не обернуться. Зато в этом кишлаке проживает бабка-повитуха, к которой жители кишлака обращаются по всем проблемам здоровья. Она и роды примет, и раны залечит, и кости вправит, и дурную кровь выпустит, и нутряную боль уймёт. Заварит травы, которую сама же собирает в богатых на растительность предгорьях или скажет, какую собрать в высокогорных пастбищах чабанам, даст выпить болезному, глядишь — на глазах повеселел тот, который пришёл согнувшись в три погибели от боли.
— Зови свою бабку! — сказал Джордж, услышав рассказ.— Вылечит меня — озолочу!
Дом киргизской бабушки Адинай стоял на самом дальнем конце кишлака на возвышении, впритык к скале, которая нависала козырьком над ним, словно защищая обитательницу дома от невзгод. Повитуха позволила себе покапризничать, прежде чем согласилась осмотреть иностранного путешественника:
— Йа, аллах! Почему ко мне пришли? У меня уже и глаза не те, и руки слабые, и ноги не идут. Старая я стала… Йа, аллах! С какой стати я должна помогать этому иноверцу?!
— Бабушка Адинай, — обратился Абдалла, прижав руку к сердцу. — Ради нашего всевышнего, которого вы упоминаете, не оставьте в беде человека. Он очень плох. Кстати, он заплатит. Заплатит золотом!
— Йа, аллах, зачем мне золото? — удивлённо всплеснула руками бабушка. — Слава всевышнему, у меня есть кров на головой, на столе лепёшки, моя коза даёт молоко, люди добрые делятся мясом. На что мне золото, сынок? Как тебя зовут, говоришь?
— Абдалла.
— Ты из каких краёв будешь, Абдалла? Что-то не похож на наших людей. Хотя язык вроде знаешь. Как ты сюда попал, сынок? А правда говорят люди, что ты раб того иностранца?
— Пустое говорят, бабушка Адинай. Я не раб — просто служу ему. Когда-то я побывал в рабстве. Бухарский эмир меня продал. А англичанин выкупил и дал свободу. А как сюда попал — долго рассказывать. Надо бы помочь англичанину, помрёт ведь…
— Ну, хорошо, Абдалла, — согласилась старая женщина. — Ты, я вижу, хороший человек. Ради тебя помогу. А что за фрукт твой хозяин — сейчас посмотрим. Веди меня к нему. Только я пешком не пойду.
— Так я же специально взял ослицу хозяина дома, где мы остановились на постой. В лучшем виде довезу вас, бабушка Адинай. Как дорого гостя.
Повитуха взяла свою котомку с необходимыми причиндалами и вышла вместе с Абдаллой из дома. Затем заглянула в сарай, где у неё сохли травы, погромыхала там посудой, снова вышла. Судя по тому, что котомка увеличилась в объеме, взяла там еще что-то нужное для лекарского дела.
Лейтенант Её Величества Джордж Бартон был плох. У него поднялся жар, всё тело было в поту, периодически бредил, а стопа распухла так, что по виду напоминала слоновью ногу. Бабушка Адинай о чём-то пошепталась с хозяйкой дома и тут-же появилась горячая вода, чистые полотенца. Прежде чем приступить к осмотру больного, женщина помолилась, затем, нашёптывая под нос только ей известные заклинания, принялась щупать, тыкать костлявыми пальцами ногу англичанина.
— Резать надо! — вынесла она приговор.
— Как? — спросил удивленно Абдалла. — Совсем?!
— Ну зачем же совсем? Надо выпустить гной и дурную кровь на ноге. У него рана нагноилась. А что там ещё повреждено, не могу сказать, пока отёчность ноги не пройдёт. Ну, приступим, с помощью Аллаха!
Бабушка Адинай вытащила из своей котомки кожаную коробку, достала оттуда настоящий хирургический ланцет, подержала его над огнём и точным, выверенным движением вскрыла нарыв. Оттуда потёк гной вперемешку с кровью…
Когда Джородж очнулся, то чувствовал себя уже заметно лучше. Нога была обмотана тряпкой, на вид чистой, только в одном месте пропитанной кровью. Под тряпкой виднелись листья какой-то травы, по всей видимости — лекарственной. Рядом никого не было, кроме верного Абдаллы.
— Абдалла! — позвал Бартон тихим голосом. — Я долго спал?
— Почти двое суток, господин! — отозвался Абдалла.
— Благодарю тебя, Абдалла. Ты меня спас.
— Ну что вы, господин! Это не я. Это бабушка Адинай спасла вас. У неё золотые руки.
— Ты расплатился с ней, как я просил?
— Она отказалась от платы, господин.
— Ну как же так? Значит, она недостаточно хорошо своё дело сделала, раз отказалась от платы!
— Вовсе нет, господин. Просто она не взяла у меня. Сказала, что ей не нужна плата. Может быть, возьмёт из ваших рук. Она каждый день приходит посмотреть рану.
— Рану? — переспросил удивленно Джордж. — Разве я ранен?
— Нет, не ранены, — успокоил Абдалла. — Это бабушка Адинай сделала разрез на коже, чтобы вскрыть нарыв, что твой хирург. Вы бы видели, сколько гноя вытекло из вашей ноги! Наверное, полпинты вместе с кровью.(51)
— Действительно, я чувствую лёгкость в ноге. Только немного саднит. и чешется.
— А это значит, заживает, господин!
На следующий день отёчность прошла почти полностью и повитуха смогла рассмотреть, прощупать ногу более детально, но вынесла совсем неутешительный вердикт:
— Абдалла, скажи иноземцу, что него порвана жила на ноге.
— И что это значит?
— А то, что ему месяц нельзя вставать с постели. Не только вставать , но и двигать ногой не следует. Иначе на всю жизнь останется хромым…
50. Морено — геологическое тело, сложенное ледниковыми отложениями. Представляет собой неоднородную смесь обломочного материала — от гигантских глыб, имеющих до нескольких сотен метров в поперечнике, до глинистого материала, образованного в результате перетирания обломков при движении ледника.
51. Английская пинта — 0,568 литра
Рамзан Саматов ©
Приглашаю посетить мой канал на Яндекс Дзен и вспомнить старые добрые публикации.
Оценили 40 человек
90 кармы