1877 год. Великолепный Дамаск. Месть — это блюдо, которое подают холодным
Ричард Бартон, женившись на мисс Джейн Спок, снова надолго оставил Англию. На этот раз он отправился в Дамаск в качестве консула. На этом поприще нажил себе немало врагов, главным образом, среди иудеев. Регион этот находился в значительном напряжении в отношениях между христианским, иудейским и мусульманским населением из-за вопросов денежного кредитования. Вследствие противодействия большинству иудейского сословия Ричард был объявлен врагом и чудом избежал убийства. Специально для его поиска и казни был направлен целый отряд вооружённых людей. Но, благодаря наработанным годами путешествий осторожности и хитрости, Бартон смог ускользнуть от преследователей.
Однажды Ричард познакомился в Дамаске с известной английской авантюристкой Джейн Дигби. К этому времени она, сменившая множество любовников и мужей в Европе, осела в Сирии, выйдя замуж за брата бедуинского вождя племени мезраб. Через Бартона она организовала поставку новейших английских ружей. Благодаря её стараниям, мощь племени резко повысилась.
Джейн, дочь английского капитана королевского флота и немного пирата Дигби, пошла вся в отца. Её судьбу можно было предсказать ещё до рождения. К чести капитана Дигби надо сказать, что он участвовал во многих морских сражениях, показывая храбрость и отвагу. Только не эти качества привели его к богатству. Во время войны с Францией он, как и многие капитаны королевского флота, захватывал торговые суда противника и подвергал разграблению. За пару лет скитаний по морям корабль под командованием Дигби захватил почти пятьдесят судов.
Ко дню рождения дочери это был уже человек с приличным капиталом и крутился в высшем обществе, благодаря женитьбе на женщине из знатного рода. Детство Джейн прошло в великолепном отцовском поместье и для неё не существовало слова «нет». По исполнении шестнадцати лет Джейн приехала в Лондон, чтобы показать себя и войти в высшее общество. Девушка быстро привыкла к живейшему интересу со стороны общества и вскоре не представляла жизни без балов и званых ужинов. Появился и знатный жених из баронского рода — перспективный политик. Казалось, что это самая счастливая пара лондонского общества, но Джейн быстро наскучила чопорная семейная жизнь. Как раз в это время она знакомится с жёнами зарубежных дипломатов, часто бывающих у них в доме. Притом обе были старше её и не отличались высоконравственным поведением. Про жену австрийского посла говорили, что она меняет любовников каждую неделю. А жена русского посла Доротея была резидентом русской разведки в Лондоне. Как любой человек, причастный к разведке, она должна была регулярно поддерживать знакомства. И это приходилось делать, несмотря на общественное осуждение. В столице Англии в те времена ходила шутка: «В Лондоне нет ничего такого, о чём нельзя было бы договориться, включая ночь с миссис Доротеей».
Джейн живо научилась у старших подруг их стилю поведения, обыкновению одеваться во всё самое лучшее и дорогое, а также повадкам неверной супруги. Уже через несколько месяцев у неё появился любовник старше её на десять лет. Если эту связь ещё можно было скрыть, то про следующее увлечение австрийским атташе судачил весь Лондон. Вскоре она родила ребёнка и тут стало ясно, что материнство её совершенно не увлекает. Слухи о скандальном поведении доходят до барона и он требует от супруги развода.
С этого момента покатилась дорожка Джейн по самой что ни на есть наклонной, пока не привела в бедуинскую палатку. Здесь она научилась поддерживать очаг засохшим верблюжьим помётом, доить верблюдиц и исполнять другие обязанности, присущие мезрабским женщинам. Конечно, она не всегда кочевала вместе с племенем. Не стеснённая в средствах, она покупает в Дамаске роскошный дом, в котором её обслуживали огромное количество слуг.
В этот период она знакомится с капитаном Бартоном и налаживает поставки оружия из Англии. За это англичане получают политическое влияние и возможность знакомиться с культурой Востока.
— Вы не скучаете по Лондону, миссис Дигби эль-Мезраб? — спросил однажды Бартон у Джейн.
— Вы знаете, Ричард, — сказала Джейн. — Я, наконец, достигла вершины, опустившись на дно. Я здесь королева, у меня нет соперниц. Местным бедуинам нет дела до моей европейской репутации. Как у нас дела с поставкой оружия?
— На следующей неделе придёт караван с очередной партией. К сожалению, этим же караваном и я отбуду обратно на родину. Меня ждёт другая должность.
— Как печально, — сказала сокрушённо Джейн. — Мы только сдружились…
— И мне жаль оставлять этот благословенный край, но я офицер Её Величества — обязан подчиниться. Тем более, что здесь стало небезопасно для меня.
—Ричард, в этом случае у меня к вам небольшая просьба.
— Для вас — что угодно, миссис Дигби эль-Мезраб! — сказал Ричард, слегка поклонившись.
— Хочу вам представить моих друзей, имеющих большое желание поехать в Лондон, чтобы утолить жажду путешествий и получить образование. Не сомневайтесь, они не стеснены в средствах. Просто я подумала, что покровительство или, по крайней мере, рекомендации такого человека, как вы, откроют для них в Англии больше возможностей.
— Вы меня заинтриговали, миссис Дигби! — воскликнул Бартон. — Где же они, ваши друзья. Скорее представьте нас!
Джейн два раза хлопнула в ладоши и слуги распахнули тяжёлую двухстворчатую дверь, откуда появились молодой человек и мальчик в богатых восточных одеждах. Острый глаз Бартона приметил, что мужчина, скорее всего, европейских кровей, хотя внешний вид, безупречный арабский язык, загорелая кожа лица и кистей рук могли ввести в заблуждение любого. Больше всего удивил образ мальчика: лет десяти, довольно свободно державшийся в незнакомой обстановке, имел смуглую кожу, чёрные волосы и поразительно контрастирующие синие глаза.
— Мистер Бартон, прошу вас, будьте знакомы, мистер Абдалла Хан и его племянник Мустафа Хан из княжества Сват.
— Очень приятно! Капитан Ричард Бартон.
— Мне тоже приятно, капитан Бартон. Много слышал о вас от миссис Дигби эль-Мезраб. Мне известно, что вы собираетесь отбыть на родину?! Не затруднит ли составить нам компанию?
— Буду рад скоротать путь с таким приятным собеседником. Кстати, у вас неплохой английский. Где изучали, если не секрет?
— Что вы? Какие секреты? В нашем княжестве было много учителей из Британской Индии. Вот только моему племяннику не повезло с учителем английского. Он был индийцем…
— А, понимаю! — воскликнул Ричард с улыбкой, поглаживая перстень на пальце. — Был у меня в Калькутте молодой слуга из сикхов. Удивительная смесь воинственности, преданности и … нескончаемого потока труднопонимаемых английских слов в разговоре.
Абдалла тоже улыбнулся, вспоминая, как первоначально разговаривал его подопечный.
— Надеемся найти хороший дом в Лондоне и пристроить Мустафу в приличную школу.
— Да, да! — поддержала Джейн. — Вы уж помогите им, Ричард!
— Думаю, что я смогу помочь вашим друзьям, миссис Дигби! А теперь позвольте откланяться? Дела, знаете ли! Встретимся через три дня в полдень у ворот Фомы. Мой караван отходит от Баб Тумы.(29)
Мир тесен и люди — это не горы, которые стоят на одном месте и их не сдвинешь и потому люди могут встретиться где угодно и когда угодно, даже когда совсем этого не ожидаешь. Встрече Мицкевича с Бартоном предшествовали многие дни путешествий и странствий Абдаллы Хана и Мустафы — младшего сына Абдул Гафура.
После того примечательного столкновения с бандитами Шариф Хана у подножья скалы путешественники за сокровищами без происшествий вернулись в дом торговца Омар Хана. На следующий день у его дома остановился запылённый всадник и решительно вошёл в лавку.
— Где хозяин? — спросил он, вытирая лицо концом чалмы.
— А кто его спрашивает? — в ответ спросил Алим. На этот раз за прилавком стоял он — участник похода за сокровищами и боя с бандитами.
— Скажи, что пришёл человек Шариф Хана!
Абдалла, Мустафа и Омар Хан накануне уже обсудили вопрос о том, сколько платить выкуп за убитых бандитов. Сошлись на том, что хватит по десять золотых монет за каждого. Мустафа от этого не обеднеет, зато Омар Хану будет спокойнее здесь жить — не будет досаждать Шариф Хан. На том и порешили. Выпроводив бандита с довольно увесистым мешочком, стали думать как поступить дальше.
— Самым лучшим вариантом будет, — сказал Омар Хан, —присоединиться к каравану паломников, направляющихся в Мекку. На их пути будет Дамаск. Я там бывал — город большой, живут разные народности, в том числе и христиане. Предлагаю на первое время остановиться там. Я дам адрес человека, который с радостью вас примет за небольшую плату. Дальше уже сами…
— А когда караван в Мекку? — спросил Абдалла.
— Скоро начнётся Зуль-хиджи — месяц, когда совершается хадж. Дорога занимает около месяца. Я слышал, что караван уже формируется. Сегодня уточню в мечети день точной отправки.
Оставшиеся дни до отправки были посвящены к подготовке к походу. Во-первых, нужно придумать как разместить тяжёлый груз — везти в сундуках, значит привлечь внимание нечистых на руку людей. Поэтому для этой цели были приобретены несколько крепких кожаных мешка. Неудобные для перевозки золотые изделия вроде кувшинов, чаш и тарелок было решено оставить в дар Омар Хану за его верность и честность. В общей сложности получалась внушительная сумма, которая пригодится ему для расширения торговли. Во-вторых, для перевозки ценностей приобрели два верблюда. На одном из них будет ехать Мустафа, а для Абдаллы привычнее ездить на лошади. Поэтому для него купили крепкую выносливую кобылу-иноходца. В третьих, позаботились о хорошем оружии для самозащиты. Для этой цели Мицкевич нашёл в арсенале торговца казнозарядную винтовку Бердана со скользящим затвором и ящик патронов к ней. Оружие было знакомо Яну по службе в русской армии, где оно часто называлось «берданкой». К тому времени это была лучшая винтовка своего класса.(30)
Мицкевич прослыл бы беспечным, безответственным и глупцом, если бы в тылу оставил теперь уже злейшего врага Сейф аль-Малюка. В этом случае было бы неминуемым преследование и нападение на караван с паломниками. Посовещавшись с Омар Ханом, Ян решил наведаться в Мингору. Сначала он хотел идти один, переодевшись в дервиша, прибывшего на поминки учителя. Но потом решили, что благоразумнее будет, если его сопроводит кто-нибудь из слуг. Так стало ещё лучше. Никто не обратил внимание на слепого дервиша и сопровождающего его молодого нищего в лохмотьях, когда они въехали верхом на старых ишаках в городские ворота.
Проехав небольшой квартал, эти двое свернули на неприметную улочку и остановились возле деревянных ворот с колотушкой. Алим, а это он сопровождал Абдаллу, постучал. Через некоторое время вышел пожилой таджик с густыми бровями и молча уставился исподлобья на приезжих.
— Аббос-усто?! — спросил Алим.
— Да. Что вам надо? Приходите в базарный день. У меня сейчас ничего нет.
— Вам привет от Омар Хана, Аббос-усто! Мы бы хотели у вас остановиться на ночлег.
Таджик молча открыл ворота и посторонился. Путники вошли во двор, ведя ишаков за поводья. Аббос-усто плотно закрыл ворота на засов и только после этого обратился к приезжим. Теперь на его мрачном лице нарисовалось что-то наподобие улыбки.
— Как поживает Омар Хан? Всё ли хорошо с его дочерьми?
— У Омар Хана нет дочерей — Аллах миловал, — сказал Алим.
— Ах, да! — таджик сделал вид, что ошибся. — Запамятовал. Старый уже стал — что с меня возьмешь?
— Наговариваете на себя, Аббос-усто! — сказал Алим. — Месяц назад мы были у вас — всех домашних Омар Хана поимённо назвали и каждому милости Аллаха желали.
— Йа, Аллах! — воскликнул старый таджик, прищурившись. — Это ты что ли, Алим? Слышу голос знакомый, а признать не могу в этих лохмотьях! Зачем-то лица ещё испачкали! А что же твой попутчик, тоже из слуг Омар Хана? Молчит что-то…
— Нет, это дервиш из Кабула. Почти слепой. Забрёл к нам, святой человек. Хозяин повелел свозить его на могилу Абдул Гафура. Сегодня же седьмой день, как нас покинул учитель.
— Верно. Да вознесётся душа Абдул Гафура на небеса! Но сегодня поздно уже идти на кладбище. Проходите в дом — будьте гостями! А завтра, если Аллах повелит, свершите своё благое дело.
Ночью, когда все уснули, Мицкевич встал, бесшумно вышел из дома. Возле дувала, достав из котомки одежду и оружие, переоделся во всё чёрное. Повесил на пояс ножны с длинным ножом, туда же заткнул свой восьмизарядный пеппербокс. Обваляв руки в дорожной пыли, обтёр лицо и стал почти невидимым в кромешной темноте. Мицкевич знал, куда идти. Он неоднократно бывал в доме Сейф аль-Малюка, когда ахунд поручил тому обучить Абдаллу основам шариата. Вот теперь пригодились знания расположения комнат в доме.
Мелькающую тут и там тень Мицкевича нельзя было различить даже при лунном свете, который высветился из-за облаков. Через каждые пять-шесть быстрых шагов Ян прижимался к стене и прислушивался к ночной темноте. Кажется, всё идет по плану: охранники дома Сейф аль-Малюка дрыхнут, наплевав на свои обязанности, дом полностью погрузился в тишину, лишь прерываемую всхрапом лошадей в стойле и звяканьем цепи хозяйской собаки. Тот даже не залаял, почуяв запах чужака, не зря Мицкевич кормил его лепёшками при каждом посещении. Не забыл и на этот раз дать кусочек хлеба и погладить по загривку.
Сейф аль-Малюку снился страшный сон. Будто он убегает от самого ахунда, прознавшего про его предательство. Абдул Гафур, несмотря на старость, бежал за ним резво и каждый раз доставал своим посохом по загривку. После каждого удара Сейф аль-Малюк падал, но ахунд заставлял его вставать:
— Вставай! Вставай! Вставай!
И снова бил. Не больно, но чувствительно. Отчего у преследуемого темнело в глазах, не хватала воздуха и он, задыхаясь, просил прощения:
— Прости, учитель! Прости! Шайтан попутал!
— Нет тебе прощения! Вставай! Вставай!
Сейф аль-Малюк встал и… проснулся сидящим в постели. «Йа, Аллах! Надо же присниться такому», — подумал он и нос к носу столкнулся с Абдаллой, стоящим в наклоне возле его постели. Он держал возле виска Сейф аль-Малюка огромный пистолет, холодный металл которого то и дело касался кожи.
— Вставай! Закричишь — сразу разнесу твою башку! — тихо предупредил Абдалла.
— Нет! Нет! Нет! — зашептал до смерти напуганный предатель. — Не убивай меня, Абдалла Хан!
— Одевайся! Пойдёшь со мной!
— Да! Да! Иду, Абдалла Хан!
Мицкевич предрассудительно затолкал в рот Сейф аль-Малюка конец чалмы и связал ему руки за спиной. Затем Ян с предосторожностями вывел того на улицу и повёл в сторону дома Абдул Гафура. Его цель была та скала, на которой любил проводить вечера и полуночные бдения ахунд. Без происшествий миновали дом и стали подниматься по гребню скалы. Мицкевичу всё время казалось, что за очередным кустом появится верный Абу Али и, скрестив руки на груди, с немым укором уставится на Сейф аль-Малюка. Но нет уже в живых ни великого ахунда, ни его верного слуги. Одного предал, а второго загубил…
— Пришли! — сказал Мицкевич.
Предатель упал колени и стал отчаянно мычать, приближаясь к ногам Яна. Но он оттолкнул коленом Сейф аль-Малюка. Тот упал на камни, но всё равно пытался подползти, взглядом умоляя о пощаде. Как изменчива судьба человека. Тот, который недавно повелевал сотнями и тысячами людей, валяется теперь у ног того, которого называл презрительно «урус». А тот, который всего лишь недавно был рабом и спас однажды жизнь этого ничтожного предателя, должен в данный момент решить его судьбу. «Всё-таки не поднимается рука убить безоружного человека», — подумал Мицкевич. Он на секунду задумался, затем решительно выхватил нож из ножен и… перерезал путы, связывающие руки Сейф аль-Малюка. Тот обрадованно вскочил на ноги и бросился обнимать Абдаллу, но был остановлен острием длинного ножа.
— Стой, где стоишь! — сказал твёрдо Мицкевич.
Затем он бросил к ногам Сейф аль-Малюка этот нож, а сам достал из-за пояса небольшой кинжал.
—Защищайся, предатель! Здесь, в том месте, где учитель проводил время в уединении, ты найдёшь свою смерть!
— Нет, Абдалла Хан! Я не воин… Я не умею…
— Тогда прыгай со скалы!
Сейф аль-Малюк опасливо посмотрел вниз, затем снова на Мицкевича. В лунном свете его потное лицо от страха приобрело землистый оттенок.
— Пощади меня, Абдалла Хан!
— Аллах простит!
— Э-эх… — выдохнул в отчаянии Сейф аль-Малюк, схватил брошенный нож и неуклюже двинулся на Абдаллу.
Бывший друг ахунда был слишком тучен, чтобы хоть как-то противостоять профессиональному военному. Каждый его выпад, каждый удар попадал в пустоту. Сейф аль-Малюк даже несколько раз падал, оступившись, но Ян терпеливо ждал, когда тот, кряхтя, снова поднимется на ноги. Вот Мицкевич ловко ушёл от его очередного выпада и оказался спиной к краю пропасти. Казалось, ему некуда было деваться: сзади — пропасть, слева — одна из стен грота, а впереди справа стоит противник. Сейф аль-Малюк злорадно улыбнулся и, выставив руку с ножом в сторону Мицкевича, опять двинулся на него. Ян покачал маятник, показывая уход то влево, то вправо. Неопытный противник попался на уловку — очередной его выпад попался в пустоту. Мицкевичу осталось только слегка подтолкнуть и предатель с отчаянным криком полетел в пропасть.
Ян, запрокинув голову, посмотрел на звёздное небо. Одна звезда привлекла его внимание особенным мерцанием.
— Может быть, ты это увидел с небес и найдёшь успокоение?! А Мустафу я не брошу, учитель, как и обещал!
На следующий день, в разгар сборов к поездке, Омар Хан обратился к Мицкевичу с предложением.
— Абдалла Хан, — начал он. — Я не знаю, за какие заслуги вас учитель назначил опекуном Мустафы…
— Я сам удивлён, уважаемый Омар Хан! — перебил Мицкевич. — Казалось бы, я совершенно посторонний человек, привезённый сюда не по своей воле, стал близок старцу… Поверьте, я ничего для этого не делал.
— Зная учителя, я верю вам, Абдалла Хан. Он умел видеть будущее и знал, что произойдёт. Значит, вы именно тот человек, которому он смог доверить свой секрет. Слово учителя для нас закон. В связи с этим я вот что подумал. Сегодня я разговаривал со своими слугами. Вы их знаете — Халик и Алим. Возьмите их в попутчики до Дамаска. И мне будет спокойнее, и вам не помешает лишняя охрана. А для них —дополнительный заработок и возможность совершить хадж в Мекку.
— С удовольствием, Омар Хан! Я буду только рад. Тем более, что Алим и Халик показали себя мужественными воинами. Пусть готовятся к поездке.
29. Баб Тума — одни из семи городских ворот Дамаска и название прилегающего квартала в восточной части столицы Сирии. Названы по апостолу Фоме. В квартале живут преимущественно христиане, о чём свидетельствует множество церквей.
30. В 1870 году винтовка американского изобретателя Хайрема Бердана со скользящим затвором была утверждена для использования в русской армии. Правда, нашим оружейникам пришлось внести в её конструкцию 15 изменений, чтобы повысить боевые и эксплуатационные качества.Свои боевые возможности «берданки» показали во время Русско-турецкой войны 1877-1878 гг. С учётом опыта боёв с турками на винтовки установили дополнительные прицелы для поражения целей на расстоянии до 1,5 км.
Продолжение следует.
От автора: По ходу написания романа он обрастает новыми событиями и героями, поэтому, что бы не ломать хронологию событий, периодически будут добавляться новые части ранее опубликованных глав данной книги.
Рамзан Саматов ©
Оценили 46 человек
111 кармы