Александр Михайлович Романов, известный как Сандро, (родился 1 апреля 1866, Тифлис. Умер — 26 февраля 1933, Рокбрюн, департамент Приморские Альпы, Франция)
Один из первых руководителей русской авиации, был инициатором создания офицерской авиационной школы под Севастополем в 1910, шеф Императорского ВВФ. Участвовал в Первой мировой войне.После Февральской революции из армии были удалены все Романовы, и Александр Михайлович 22 марта 1917 был уволен от службы по прошению с мундиром. Некоторое время жил в Крыму в Ливадии, а в 1920 г. смог покинуть Россию на английском военном корабле вместе с женой и детьми, а также вдовствующей императрицей Марией Федоровной (тещей), которая гостила у дочери и, таким образом, по случайности не попала в группы Романовых, подлежащих ликвидации.
В эмиграции выпустил чрезвычайно интересную «Книгу воспоминаний», являющуюся ценным источником и благодаря своей искренности и интеллекту автора вызывающую симпатию.
Сандро (так называли Александра Михайловича, чтобы отличать от многочисленных тезок среди императорской фамилии) прожил удивительную полную приключений и достижений жизнь моряка, мистика, романтика, воспитателя, государственного деятеля. И среди прочих его заслуг самая важная, но мало кому известная - создание русской военной авиации и, в частности, Качинского училища летчиков под Севастополем.
В период с 1910 года по 1917 год было подготовлено 609 летчиков.
Особую роль в чудесном спасении Романовых в 1920 году из Ливадии сыграла огромная популярность Александра Михайловича Романова среди моряков Черноморского флота и первых летчиков Российского военно-воздушного флота, подготовленных в Севастополе и Каче.
Теперь, собственно, к тексту:
"Мне пришло в голову, что, хотя я и не большевик, однако не мог согласиться со своими родственниками и знакомыми и безоглядно клеймить все, что делается Советами только потому, что это делается Советами. Никто не спорит, они убили трех моих родных братьев, но они также спасли Россию от участи вассала союзников.
Некогда я ненавидел их, и руки у меня чесались добраться до Ленина или Троцкого, но тут я стал узнавать то об одном, то о другом конструктивном шаге московского правительства и ловил себя на том, что шепчу: "Браво!". Как все те христиане, что "ни холодны, ни горячи", я не знал иного способа излечиться от ненависти, кроме как потопить ее в другой, еще более жгучей. Предмет последней мне предложили поляки.
Когда ранней весной 1920-го я увидел заголовки французских газет, возвещавшие о триумфальном шествии Пилсудского по пшеничным полям Малороссии, что-то внутри меня не выдержало, и я забыл про то, что и года не прошло со дня расстрела моих братьев. Я только и думал: "Поляки вот-вот возьмут Киев! Извечные враги России вот-вот отрежут империю от ее западных рубежей!". Я не осмелился выражаться открыто, но, слушая вздорную болтовню беженцев и глядя в их лица, я всей душою желал Красной Армии победы.
Не важно, что я был великий князь. Я был русский офицер, давший клятву защищать Отечество от его врагов. Я был внуком человека, который грозил распахать улицы Варшавы, если поляки еще раз посмеют нарушить единство его империи. Неожиданно на ум пришла фраза того же самого моего предка семидесятидвухлетней давности. Прямо на донесении о "возмутительных действиях" бывшего русского офицера артиллерии Бакунина, который в Саксонии повел толпы немецких революционеров на штурм крепости, император Николай I написал аршинными буквами: "Ура нашим артиллеристам!".
Сходство моей и его реакции поразило меня. То же самое я чувствовал, когда красный командир Буденный разбил легионы Пилсудского и гнал его до самой Варшавы. На сей раз комплименты адресовались русским кавалеристам, но в остальном мало что изменилось со времен моего деда.
— Но вы, кажется, забываете, — возразил мой верный секретарь, — что, помимо прочего, победа Буденного означает конец надеждам Белой Армии в Крыму.
Справедливое его замечание не поколебало моих убеждений. Мне было ясно тогда, неспокойным летом двадцатого года, как ясно и сейчас, в спокойном тридцать третьем, что для достижения решающей победы над поляками Советское правительство сделало все, что обязано было бы сделать любое истинно народное правительство.
Какой бы ни казалось иронией, что единство государства Российского приходится защищать участникам III Интернационала, фактом остается то, что с того самого дня Советы вынуждены проводить чисто национальную политику, которая есть не что иное, как многовековая политика, начатая Иваном Грозным, оформленная Петром Великим и достигшая вершины при Николае I: защищать рубежи государства любой ценой и шаг за шагом пробиваться к естественным границам на западе!
Сейчас я уверен, что еще мои сыновья увидят тот день, когда придет конец не только нелепой независимости прибалтийских республик, но и Бессарабия с Польшей будут Россией отвоеваны, а картографам придется немало потрудиться над перечерчиванием границ на Дальнем Востоке.
... И я спрашивал себя со всей серьезностью, какой можно было ожидать от человека, лишенного значительного состояния и ставшего свидетелем уничтожения большинства собратьев: «Могу ли я, продукт империи, человек, воспитанный в вере в непогрешимость государства, по-прежнему осуждать нынешних правителей России?» Ответ был и «да» и «нет».
Господин Александр Романов кричал «да». Великий князь Александр говорил «нет». Первому было очевидно горько. Он обожал свои цветущие владения в Крыму и на Кавказе. Ему безумно хотелось ещё раз войти в кабинет в своём дворце в С.-Петербурге, где несчётные книжные полки ломились от переплетённых в кожу томов по истории мореплавания и где он мог заполнить вечер приключениями, лелея древнегреческие монеты и вспоминая о тех годах, что ушли у него на их поиски. К счастью для великого князя, его всегда отделяла от господина Романова некая грань."
Когда он изложил свое видение ситуации в современной России, будучи в Клубе Армии и Флота [в США], члены клуба были поражены. В беседе с ними дал понять, что он прежде всего русский и лишь потом великий князь. И как мог, описал им неограниченные ресурсы России и сказал, что не сомневается в успешном выполнении пятилетки.
" ... Так получилось, что за столом председателя, прямо рядом со мной, сидел генерал ***, потомок знаменитого железнодорожного магната и член советов правления полсотни корпораций. Когда под звуки весьма нерешительных аплодисментов я закончил, наши глаза встретились.
― Странно слышать такие речи от человека, чьих братьев расстреляли большевики, ― сказал он с нескрываемым отвращением.
― Вы совершенно правы, генерал, ― ответил я, ― но, в конце концов, мы, Романовы, вообще странная семья. Величайший из нас убил собственного сына за то, что тот попытался вмешаться в выполнение его «пятилетнего плана».
Какое-то мгновение он молчал, затем попытался уйти от темы:
― Но что бы вы нам посоветовали предпринять, чтобы оградить себя от этой опасности?
― Честно говоря, не знаю, ― сказал я. ― Да и потом, генерал, это взгляд с вашей колокольни. Я русский, разве не видите.
Что же до остальных членов Клуба Армии и Флота, то я должен честно признать, что, когда первое потрясение прошло, они обступили меня, жали руку и хвалили за «искренность» и «мужество».
― Знаете, что вы сегодня натворили? ― спросил президент клуба, когда я собрался уходить. ― Вы сделали из меня почти что большевика....
(из книги воспоминаний великого князя А.М.Романова)
ВИДЕОБОНУС: Марш "Тоска по родине"
Источники:
Великий князь Александр Михайлович Романов "Книга воспоминаний", М., 1991
Игорь Русанов. Сандро Романов - создатель русской военной авиации и Царской тропы. (сайт Крымский Туристический Навигатор)
Оценили 72 человека
122 кармы