«Юань-чао би-ши» ̶ самый древний письменный памятник периода монгольской империи Чингис-хана. Попробуем еще раз разобраться в переводе на русский язык его названия исходя из предпосылки, что средневековые монголы принадлежали к ираноязычному миру и говорили на скифо-аланском языке. Основанием для такого утверждения послужил перевод с осетинского (то есть скифо-аланского) языка на русский свыше 1135 слов (бытовых, военных терминов, названий племен, топонимов и др.) [1, С. 257-329], содержащихся в летописных источниках [2], [3], [4], [5].
С тех пор, как архимандрит Палладий (П.И. Кафаров) в середине XIX в. приобрел монголо-китайский текст литературного памятника Средневековья [6], над этой рукописью, не считая самого Палладия, работало большое число известных европейских и китайских ученых. Прошло полтора столетия, но интерес к содержанию письменного артефакта эпохи Чингис-хана не ослабел. Авторы специальных статей и сборников, популярных переводов и адаптаций – все разными путями стремятся приблизиться к истине: максимально точно расшифровать этот древний монголо-китайский текст. Но, как часто бывает, «стремиться» и «действительно приблизиться» – далеко не одно и то же.
Случилось так, что в этом многоголосье утонуло даже истинное название рукописи. На литературном памятнике стояло два заголовка, записанных иероглифами: «Юань-чао би-ши» и, более мелко, монгольский – «Ман-хо-лунь ню-ча то-ча-ань». Считается, что «Юань-чао би-ши» буквально означает «секретная (фамильная) история династии Юань (монгольской)». В 1941 г. С.А. Козин озаглавил это произведение следующим образом: «Сокровенное Сказание. Монгольская хроника 1240 г. под названием Mongyol – un Niyuca tobciyan. Юань-чао би-ши. Монгольский обыденный сборник» [7]. С тех пор и это название, и перевод, выполненный С.А. Козиным, стали классическими для советско-российской науки. Но когда Б.И. Панкратов в 1962 г. опубликовал собственный перевод рукописи под названием «Юань-чао би-ши. Секретная история монголов», в предисловии к своему исследованию он подверг сомнению право на существование в названии литературного памятника слова «чао» (династия, кит.), считая его случайно приписанным в 1805 г. китайским ученым-текстологом Гу Гуан-ци, и усомнился в правильности перевода слова «би» (секрет, кит.). Он пояснил: «секретной» она была названа потому, что была найдена в том отделении дворцового архива, куда во время царствования династии Юань имели доступ лишь немногие избранные монгольские сановники и где хранились секретные исторические документы монгольских императоров, недоступные ни для кого из китайцев»[8, С. 9].
В литературе до 30-х годов XX столетия часто встречалось не одно, а два названия этого древнего произведения: «Юань-чао би-ши» и «Юань-чао ми-ши» [9]. Если у ученых-исследователей были небезосновательные сомнения по поводу двух (чао и би) из четырех слов заголовка, попробуем исключить их из обоих названий. В результате, пригодным для нашего исследования остается только второе название рукописи – "Юань ми-ши". Предположим, что «Юань ми-ши» – это, действительно, китайская иероглифическая транскрипция монгольского заголовка, в котором присутствует слово, звучащее как «юань». И здесь возникает закономерный вопрос: почему считается, что "юань" непременно должен означать девиз понятия «династия Юань»? Возможно, за словом "юань" скрыт совершенно иной смысл? Обратимся к хронологии событий того периода. Рассматриваемый литературный памятник был завершен в 1240 г. во времена правления Угедея, а новая династия Юань была провозглашена Хубилаем в 1271г. Следовательно, нельзя с полной уверенностью утверждать, что под словом «юань» в 1240 г. непременно подразумевалось понятие «династия Юань». Да это в целом противоречило бы содержанию рукописи. Слово «юань» могло заключать в себе вовсе не этот смысл. Обратимся вновь к осетинскому (скифо-аланскому) языку [10]. Слово «юань» (иуæй) переводится как «часть», «доля»; «ши» (си) – «его», а слово «ми» означает «дело», «занятие». По утверждению Б.И.Панкратова, некоторые исследователи полагали, что слово «ми» является пекинским произношением слова «би». С этим трудно согласиться. Непонятно, почему именно это слово претерпело подобное изменение. Думается, это – простое совпадение двух разных по смыслу слов, но одинаково звучащих и в скифо-аланском, и китайском языках. Скорее всего, в оригинале, это было слово «ми», но затем, в результате трансформации, которую претерпел монголо-китайский текст, его заменили на более понятное китайцам «би» – секрет.
Итак, если воспользоваться переводом указанных трех слов с помощью скифо-аланского языка, то письменный артефакт под названием «Юань ми-ши» мог звучать как «Иуæй ми-си» (Юай ми-ши), что означает «часть дела его». Известно, что большая часть средневековой летописи посвящена великим деяниям Чингис-хана. Но не только им. Рассматриваемое историческое сочинение прослеживает генеалогию рода Чингис-хана на протяжении почти семи столетий, уделяя при этом огромное внимание жизни и деятельности далеких предков, близких родственников и соратников. Читая это произведение, понимаешь: да, Чингис-хан велик, грандиозен. Но на фоне почти тысячелетних событий его деяния – пусть и очень впечатляющая, весомая, но только часть дела, часть вклада в общее дело его рода.
Монголы не любили пышных слов. И в делах, и в именах, и в названиях они ценили точность и конкретику. Вот почему можно предположить, что свою историческую летопись, 9/10 части которой посвящено жизни и деятельности Чингис-хана, они могли скромно, но емко назвать «Часть дела его» или, еще точнее, «Его вклад в общее дело».
Впрочем, все сомнения относительно правильности или неправильности перевода заголовка монголо-китайского текста теряют смысл, если нет уверенности в главном – истинности самого названия «Юань-чао би-ши». В предисловии к своему переводу литературного памятника Б.Панкратов попытался объяснить, почему он сомневается в достоверности общепринятого китайского названия. Он пишет: «Мы считаем вполне вероятным, что Чингис хахан-у худжаур было настоящим заглавием оригинала, записанного уйгурским письмом, или, по крайней мере, той части его, которая относится к жизнеописанию Чингис-хана, занимающем девять десятых всего текста памятника» [8, С. 9]. И обосновывает свое открытие тем, что слова этой фразы во всех списках рукописи вынесены в отдельную строку, являются совершенно самостоятельными, а место в строке после них, которое могло быть заполнено другими словами следующей фразы – пустует. А поскольку, как справедливо отмечал Б.И. Панкратов, основная часть рукописи посвящена Чингис-хану, фраза «Чингис хахан-у худжаур», возможно, и есть истинное название этого древнего литературного источника. Далее Б.И. Панкратов предположил, что эта фраза может означать происхождение Чингис-хана.
Соглашаясь с постановкой вопроса о необходимости уточнения заголовка монголо-китайского текста, приходится признать перевод фразы «Чингис хахан-у худжаур» вольным и не соответствующим истинному смыслу слов, входящих в ее состав. Дело в том, что название «Чингис хахан-у худжаур» можно перевести, вновь воспользовавшись осетинским языком: хахан (хахон) – горец; у – быть, есть; худжаур (худзæуар, худзуар) – святой покровитель свиней и кабанов, где ху – свинья, дзæуар (дзуар) – покровитель, святой, божество. В осетинской мифологии Хуыджыры или Худжири – тоже божество, покровитель диких кабанов и свиней [11, С. 183]. Свинья (ху), кабан (джир) являлись тотемными животными для рода Чингис-хана. Поэтому род, к которому относился Чингис-хан, был под защитой святого покровителя свиней и кабанов, т.е. Худзуара. Сам Чингис-хан по персидским источникам носил прозвище Джирджис (джир – кабан, джис – размышление, сомнение; думающий кабан). Именно джир – кабан, а не ху – свинья. И мы знаем разницу между ними: значит, не утративший звериный нюх, плодовитый, мощный, опасный и свободный. Эта связь с тотемным животным, а значит, с божественным покровителем рода Худзуар присутствовала в именах многих соплеменников Чингис-хана : Джаринджир (зæрин – золотой; т.е. золотой кабан) [3, С. 29], Саруджир (сæр – голова; т.е. голова кабана) [2, С. 128], Джиргала [2, С. 170] и др.). Название этого тотемного животного входило в имена внуков Чингис-хана Хулагу, Хубилая и других средневековых монголов, превращая их имена в эпонимы. В современной Осетии-Алании к роду Хуыджыры (Худжири) принадлежат Хубаевы, Хуцистовы и др. Таким образом, можно предположить, что фраза «Чингис хахан-у худжаур» в литературном переводе могла бы выглядеть так: «Чингис, горец, поклоняющийся Худзуару». Значит, и заголовок монголо-китайского текста, окажись Б.И. Панкратов прав, мог бы сегодня называться не «Сокровенное Сказание. Монгольская хроника 1240 г. под названием Mongyol – un Niyuca tobciyan. Юань-чао би-ши. Монгольский обыденный сборник», а совершенно иначе: «Чингис, горец, поклоняющийся Худзуару».
Если вдуматься, ничто из того, что известно о Чингис-хане, не противоречит такому смыслу рассматриваемой фразы. В ней подчеркнуты два ключевых момента. Во-первых, «Чингис, горец…». Почему-то принято считать средневековых кочевников-монголов жителями исключительно равнин, степей. На самом деле, и это подтверждают исторические документы, племя Чингис-хана вело свою родословную от предков, столетиями обитавших в горной местности. Становище Чингис-хана тоже находилось в горной местности возле горы Бурхан-Калдун. Более того, эта гора буквально на метафизическом уровне была связана с жизнью и судьбой Чингис-хана. А то, что на слове «горец» сделан особый акцент, по-видимому, означает, что люди, жившие в горах, по своему духу, ментальности отличались от кочевников-степняков. И летописцу казалось важным подчеркнуть эту особенность личности Чингис-хана. Во-вторых, «Чингис…поклоняющийся Худзуару». Похоже, в представлении средневековых монголов Худзуар был очень могущественным, если он покровительствовал таким сильным и плодовитым животным, как кабан и свинья. Надо полагать, мощное влияние такого божественного защитника невидимо распространялось на каждого члена рода, и Чингис-хан был тому ярким подтверждением. Вот почему о покровителе рода нельзя было забывать, его следовало почитать и приносить жертвы, а имя его необходимо было увековечить в литературном памятнике в назидание потомкам.
Список литературы / References
1. Джиоева, З.Э. Чингис-хан. Аланский след. ̶ 2 изд. дополн. / З.Э. Джиоева. ̶ Владикавказ: ИПЦ ИП Цопанова А.Ю., 2015. ̶ 351 с.
2. Рашид-ад-Дин. Сборник летописей / Пер. с персидского Л.А. Хетагурова, редакция и примечания проф. А.А. Семенова. ̶ М.-Л.: Издательство Академии наук СССР, 1952. ̶ Т.1, кн. 1.
3. Рашид-ад-Дин. Сборник летописей / Пер. с персидского О.И. Смирновой, редакция проф. А.А. Семенова. ̶ М.-Л.: Издательство Академии наук СССР, 1952. ̶ Т.1, кн. 2.
4. Рашид-ад-Дин. Сборник летописей / Пер. с персидского Ю.П. Верховского, редакция и примечания проф. И.П. Петрушевского. ̶ М.-Л.: Издательство Академии наук СССР, 1960. ̶ Т. 2.
5. Рашид-ад-Дин. Сборник летописей / Пер. с персидского А.К. Арендса, редакция проф. А.А. Ромаскевича. ̶ М.-Л.: Издательство Академии наук СССР, 1946. ̶ Т. 3.
6. Труды членов российской духовной миссии в Пекине. СПб.,1866. Т. 4. ̶ 461 с.
7. Сокровенное Сказание. Монгольская хроника 1240 г. под названием Mongyol – un Niyuca tobciyan. Юань-чао би-ши. Монгольский обыденный сборник. ̶ М.- Л., 1941. ̶ 41 с.
8. Юань-чао би-ши (Секретная история монголов).15 цзюаней. / Изд. текста и предисловие Б.И. Панкратова. ̶ М., 1962. ̶ Т. 1.
9. Позднеев А.М. О древнем китайско-монгольском историческом памятнике Юань-чао ми-ши // Изв. Императорского археологического общества. 1894. Т. 10, Вып. 3 ̶ 6.
10. Абаев В.И. Русско-осетинский словарь ̶ М.: Советская энциклопедия, 1970. ̶ 586 с.
11. Дзадзиев А.Б., Дзуцев Х.В., Караев С.М. Этнография и мифология осетин. Краткий словарь. ̶ Владикавказ, 1995. ̶ 284 с.
(при копировании материалов ссылка на автора и книгу обязательна!)
на фото аланские башни в Сычуань (Китай).
Оценили 3 человека
3 кармы