Александр Росляков. Патриотизм как воля и пролог к победе

Самым смешным, в пределах моего опыта, мне кажется патриотизм английский, неотделимый от педантизма бывших хозяев половины мира, над которым так и подмывало подшутить. Их хлебом не корми – дай поучить нашего брата русских, как делать бизнес. При этом когда им втолковываешь, что в России все их законы надо обходить, а не соблюдать – иначе прогоришь, – они впадают в прострацию: «Но так не должно быть!»

Вот муж моей разбитной подружки Машки Боб, уведенный ей у островитянки с двумя детьми с потерей им половины состояния, рассуждает у меня на даче:

– Ты не можешь спорить со мной, есть ли такое слово в английском, английский – мой родной язык.

– А кто тебя ему учил?

– Папа с мамой! – с гордостью отвечает Боб.

– А меня – профессор Московского Государственного Университета Ахманова, ученый с мировым именем! Так кому лучше знать?

– Кончай над мужем издеваться! – орет Машка. – Он получает в сто раз больше твоего!

– И на тебя, дуру, тратит...

– Не вздумай это ему перевести!..

Потом мы всей компанией идем в лес, где раздается топор дровосека – непонятный Бобу звук. Во-первых, на его острове давно не рубят дерево, а пилят; во-вторых, лесные браконьеры там немыслимы со времен Робин Гуда.

– Что это? – спрашивает он.

– Гигантский русский дятел, величиной с человека. Неужели не слышал?

– Да, что-то слышал, – врет патриотично Боб.

– Видел деревья поваленные? Это он сшибает на лету...

Машка бросается на меня с кулаками:

– Ну хватит над ним ржать, совесть поимей!

Впрочем Боб был не обидчив, весело всегда смеялся потом над собой вместе с остальными – и когда приезжал сюда по его бизнесу, и сведшему с его нашей Машкой, всегда спрашивал: «Когда к Саше поедем на datcha?» Ибо так и не нашел в английском слова для моей веселой хибары, где шашлык жарили прямо на костре из наваленных гигантским дятлом дров.

Его босса, имевшего здесь штаб-квартиру и знавшего отчасти русский, я научил говорить самым важным гостям, провожая их: «Скатертью дорога!» – чтобы де путь их был ровен и гладок. Вот он страдал, когда изумленные партнеры наконец втолковали ему, что к чему!..

Самый отвратительный патриотизм – абхазский. Много лет, с самого младенчества моей дочки я возил ее на море в Сухум, где у моего друга была небольшая пустовавшая квартирка. Там мы подружились с местной семьей, где тоже была девочка, ровесница моей дочки, и мальчик Астик, чуть постарше; папы не было. С годами жизнь простых абхазов так и не наладилась, и женщины того семейства с утра до ночи гнули спины на вещевом рынке, ездя за товаром в Краснодар. Астик же вырос в статного юношу – и как-то будним днем я встречаю его на набережной, беззаботно гуляющего в компании подобных ему бездельников. И говорю:

– Астик, у тебя совесть есть? Мама с сестрой на рынке с утра до ночи как проклятые, а ты баклуши бьешь!

Он выпучил не меня глаза – и с пафосом ответил:

– Я – абхаз!

Вечером центр Сухума у гостиницы «Абхазия» забит дорогущими авто и расфранченной публикой – то есть деньги в когда-то умиравшей с голода республике нынче есть: Россия регулярно подает, курортники везут. Но сама гостиница – в руинах, город – в тех же руинах и колдобинах, кругом полно красивейших некогда дворцов, грозящих вот-вот рухнуть.

Абхазы кивают на грузино-абхазскую войну 1992-93 годов, нанесшую им впрямь страшный урон. Но с тех пор воды и денег утекло море – на утоление какого-то увечного национального высокомерия: дербанить все что можно ради личного козырного вида, при этом не позоря рук работой никогда.

Вот типичный случай. На сухумской набережной в бойком месте было кафе, которое держал абхаз. За плитой без передышки стряпала его жена – и очень вкусно, почему мы с дочкой туда и ходили. А муж дни напролет сидел с друзьями за лучшим столом под большим инжиром, положив голые пятки на стол: ну как же, он – хозяин, победитель: «Я – абхаз!» – из-за чего многие обходили это место стороной.

А еще там было двое деток: девочка лет 12-и уже вовсю помогала маме, а карапуз лет 5-и ей вовсю мешал. И как-то вырвался из-под ее ног – и к папе, увлеченному беседой «о судьбах» с собутыльниками. Мама, скинув свой передник, решительно вышла за ним следом – я и подумал, что сейчас задаст мужу сцену: «Хоть за ребенком, трутень, последи!» Каково же было мое изумление, когда я услышал от этой то ли героини, то ли рабыни:

– Бесик, а ну марш ко мне, не мешай папе!

Надо ли говорить, что за пару лет кафе это разорилось в пух – и ушло к более трудосплоченным, хоть и хуже готовившим армянам.

Я как-то разговорился об этом с одним юным абхазским историком, и он выложил мне такую патриотическую версию этой нескладухи. Мол лучшие абхазы искони защищали от врагов их Родину, поэтому труду учиться было недосуг. Вот воевать они – герои, а работать – бог не дал.

И это ложное самооправдание омерзительно преломилось в головках самых юных сухумчан, обожающей издеваться над кормящими их Родину курортниками:

– Эй, сколько там градусов в воде?

Какой-нибудь пожилой купальщик машинально отвечает:

– Да градусов 25...

И юный школьник с довольной рожицей оборачивается к дружкам:

– Слышь, он у меня градусником работает!

Или в том же духе: «А сколько времени сейчас?» – «Половина четвертого». – Он у меня часами работает!»

Понятно, что с таким патриотизмом настоящую курортную индустрию при всей местной красе природы не построить. А других средств к существованию в Абхазии, имевшей в советское время и научные, и производственные силы, нет. И потому главная мечта ее молодежи – улизнуть куда-нибудь, по крайне мере не зиму, со своей Родины, естественно, палец о палец не ударив для ее возрождения. Открыть аэропорт под Сухумом, починить железную дорогу, чтобы от границы до Сухума было ехать не 6 часов, как сейчас, и за счет этого удвоить число отдыхающих и доходов от них – об этом только разговоры. Палец о палец – стойко нет.

Самый прекрасный, на мой взгляд, патриотизм – в курортном же царстве Кипра, имеющего во многом схожую с абхазской историю злоключений.

Как абхазы долго существовали под неприятными им грузинами (Абхазия вошла в Грузинскую ССР в 1931 году), так и киприоты – под сородичами необидчивого Боба, умевшими обижать свои колонии до слез.

В 1960 году Кипр добился независимости от Англии и стал бурно развиваться. Но в 1967 году в родной для Кипра Греции взяла власть хунта «черных полковников» – и напала на турок-киприотов, составлявших 18 процентов 800-тысячного населения острова. Затем хунта терпит крах, ее войска бегут с Кипра, и уже турецкие военные под видом защиты своих оккупируют его северную часть и создают там турецкий анклав.

Турция отбила у Кипра и убила главный его курорт Фамагусту, но киприоты не пали духом. Если Абхазия, где одни горюют, другие воруют, по сей день не поднялась до довоенной жизни, на Кипре после утраты Фамагусты выстроили тысячу новых отелей, часто среди голых скал. Пляжный песок завозили из Африки; не хватало воды – построили десятки водохранилищ. Весь остров засадили ветряными электрогенераторами.

Еще поражает здесь стихия какого-то абсолютного порядка. Пить за рулем разрешено – но обстановка на дорогах самая благостная. Скоростные трассы идеальны, ни одного полицейского, но порядок до того в крови, что даже не требует присутствия его стражей. Нет этих тешащих нашу гордыню джипов-дурновозов – как и профессии охранника.

Абхазы живут по принципу: мы у себя в доме хозяева – и будем нарушать все, что хотим. У этих же островитян наоборот: мы здесь хозяева, и потому будем у себя блюсти порядок идеальный. Они рады чаевым, но еще больше – одолжить чем-то их гостей, особенно русских. Я в винном магазине объяснил хозяину, чего хочу – он выложил искомую бутылку, но у меня в кармане не хватило денег на нее. Говорю, дайте подешевле – но он всучил мне именно эту: «Я понял ваше желание, это для вас самое лучше!» – причем часть фразы гордо произнес по-русски.

В центре главного нынешнего курорта Айя-Напы – древний монастырь, где при мне проходил фестиваль старинных песен и шутовских искусств. Вход свободный, на входе бочки с дармовым вином, хоть упейся. Но публика упивалась самим действом, извлеченным из воскресшей глубины веков.

В первом ряду сиял от удовольствия мэр Айя-Напы, устроивший все это. Имея под собой курортов больше, чем во всей Абхазии, он приходил сюда не как абхазский президент, с толпой охраны – а запросто, на своей ноге. Брал пластмассовый стаканчик с тем же вином, и по его общению с соседями как-то чувствовалось, что все они – люди одного острова, объединенные мечтой о его благе. Об этом шоу с дармовом вином разнесут по миру его зрители – и Бог даст, в следующем году их здесь будет еще больше.

Кипр – вообще религиозная страна, где признается лишь церковный брак, но церковь тут занимается и прямым бизнесом. Крупнейшая компания Кипра «КЕО» по производству спиртного и съестного – лучшее качество и самые низкие цены – принадлежит церкви. Сельские батюшки одеты нарочито бедно и ездят на автобусах – но народ истово целует им руки.

Построить 3 новые аэропорта, лучшие в ЕС дороги – явно невозможно было б без духовного сплочения всего острова. И его деятельная религия, вобравшая в себя античные, христианские и коммунистические ценности, ведет, я бы сказал, прямой дорогой к коммунизму, недостроенному нами. Да здесь этот коммунизм уже, пожалуй, и построен – в том реальном виде, что лишь и возможен на земле. Он не таков, как в былых советских прописях – буржуазный остров, курорты для буржуев, в том числе и наших – но суть-то такова!

Пенсия на Кипре – 500 евро для не работавших, при трудовом стаже куда выше, – что при ценах ниже нашего делает пенсионеров классом состоятельных и уважаемых людей. Высокий уровень бесплатного образования и медицины; средняя зарплата – 2000 евро. Работают все власть, но без натуги: по их жаре – летом после обеда 3-часовой перерыв на сон, дополнительный выходной каждую среду. Народ при этом прочно держит власть в своей руке: чуть не по вкусу президент – слетает мигом.

Но я все не мог понять: с чего к нам, русским, довольно приспустившим нынче свой флаг, такое уважение на духоподъемном острове? Ну да, мы его кормим – и через его офшоры, и через наших туристов. И все-таки здесь нечто большее простой любви по расчету. Глаза открыл мне местный гид: «Мы помним, как вы помогли нам вырваться из плена Англии и Турции». – «Но это было полстолетия назад, мы уже давно не те!» – «Для нас – те!»

Эта любовь к русским причудливо вплетается в тутошний патриотизм. Я разговариваю с киприоткой «о судьбах» по-английски, подходит англичанин спросить дорогу до аквапарка, и она давай демонстративно отвечать ему на ломаном русском, чем заставляет его в ярости дать деру...

Блаженный остров воплотил в жизнь ту коммунистическую мечту, на которую у нас коксу не хватило. И мне сдается, он и из-за этого еще так любит нас – как тех, кто не дошли до светлой цели, но своими упавшими в грязь головами указали этот путь другим, которые дошли...

Ну а у нас что нынче с патриотизмом, вдохновляющим, как видно на примере Кипра, на нелегкий путь к хорошей жизни? За что любить сегодня нам свою все еще великую размерами державу, чем гордиться в ней? Этими ее размерами? Не маловато будет?

Я думаю, гордиться можно чем угодно – хоть теми же размерами беднющих территорий, опустившихся у нас по иным параметрам ниже африканских. Ибо не так важно, от чего ты отталкиваешься; важно – до чего допрыгнешь в результате.

Можно гордиться привлекательностью наших женщин. Из моих подружек, так и не дождавшихся серьезных предложений от моих друзей, не одной Машке удалось окрутить вполне успешных иностранцев. Еще одна, страдавшая от одиночества и бедности в России, в Англии стала вовсе главой ее семьи, создав могучую переводческую фирму «От Шекспира до Путина». И даже отчасти походила на гордого абхаза, говоря мужу, художнику и писателю: «Рой, ну займись детьми, не видишь, я с Сашей разговариваю!» Умеем же мы в чужих странах побеждать!

Гордиться можно и неубиенным нашим остроумием, спасающим от малахольного уныния. Зайдите на любой сайт анекдотов – и среди кучи ерунды всегда найдете эдакое бойкое: «В России две беды – Новичок и старичок»; «Что это за водоросли, отравившие морских животных на Камчатке? – Да те же, что повысили нам пенсионный возраст!»

Не надо только позволять известным негодяям, всяким пригожинским троллям и кремлеботам делать патриотизм их первым пристанищем и гешефтом. Де мы за эту власть, ибо она наша и другой в России нет! Чушь это! Все равно что сказать: «Мы за сифилис, поскольку им болеем и он наш!»

Вот чего нам надо стыдиться – это полного отсутствия национальной взаимовыручки. Стоит в той же Абхазии обидеть армянина – на помощь ему сбегутся все местные армяне, мало будет – съедутся из Адлера и Сочи. И на годы отобьют у гордых абхазов охоту зариться на армянское добро. А русского можно забить ногами, снимая это на мобильник, как бизнесмена из Гагры Игоря Варова – и ни один из 100 миллионов русских, населяющих РФ, включая отпускающих безвозмездную помощь Абхазии с ее 100 тысячами абхазов, глазом не моргнет...

Короче говоря, у нынешней России, чуть ли не объявленной священной жертвой путинских хапуг, от чего отталкиваться – есть. Есть и примеры братских Кипра и Абхазии – как надо жить и как нельзя. Нужна только толчковая нога, которой пока нет и близко. В России она всегда была левой – и Зюганова повесить мало за ее ампутацию заради путинских щедрот.

Но главное – не вешать носа все равно. Смогли же киприоты скинуть многолетнее иго Бобовой и Роевой родни! Неужто мы им во всем так страшно уступаем, что не сможем скинуть иго этих безобразно впившихся в нас путинских клещей?