С чего подсел на иностранщину великий и могучий наш?

Приличный человек обязан ездить у нас на иномарке, и если кто-то приедет на какую-нибудь важную сделку на нашей – я думаю, с ним даже разговаривать не станут. Рекламщик молится на иностранные слова, на них же должен изъясняться и претендующий на уважение и вес аналитик или политолог: тренд, дискурс, волатильность, кейс, месседж... И вот наши главные ездоки на этих иномарках решили в очередной раз показательно сразиться с засильем этой чуженины в выбирающей, словами Путина, «свой путь» России:

«Госдума в приоритетном порядке рассмотрит законопроект о защите русского языка, который ограничит использование иностранных слов в публичном пространстве, позволит размещать вывески только на русском, сообщил Володин».

Мне это напомнило анекдот советских пор, как чекисты пришли к продавцу пивного ларька возле школы: «Вы так на Ленина похожи, неудобно просто, дети же мимо ходят!» На что тот, чуть картавя, отвечал: «Да бородку бы я сбрил – но как быть с убеждениями?» Так и тут: дело не в этих вывесках, которые в конце концов можно заменить, хотя их хозяева и будут стараться вон из кожи эту лакомую иностранщину сберечь – а в «убеждениях», в непреодолимой внутренней тяге к тому...

Кстати попутно я подумал: а как же с этим вывесками и названиями модных марок на Западе? Во Франции они – на французском, в Англии и США – на английском: но это же так убого тогда должно звучать, как у нас, скажем, вместо Wildberries – «дикие ягоды», как это переводится на русский, или вместо Christian Dior – Вася Иванов. Ну или вместо гордого Тинькофф – жалкое Тиньков... Должно только отталкивать, но у этих дикарей все наизнанку и наоборот – и не встретишь вообще ни одной вывески на иностранном для них русском, разве что в каких-то резервациях!

Так вот, об этих «убеждениях». По моему глубокому убеждению тяга к иностранщине, с которой вздумала бороться Дума, обязана не лексическим издержкам, а вторичности и дрянному качеству наших товаров и услуг. И настоящую защиту родной речи и патриотизма могут обеспечить не репрессии и штрафы, но лишь производство качественного своего.

Когда мы первыми слетали в космос, русское «спутник» вошло во все языки мира и звучало так, как сейчас у нас всякие иностранные «брэнды». Никому не пришло бы в голову называть первый сверхзвуковой в мире Ту-144 или лучший аэробус Ил-86 на иностранный лад. А вот заведомо отсталый, слямзенный с чужого Суперджет – законно потащил за собой и эту обязанную нашей научно-производственной отсталости чужатину.

Но родной язык – это не только сами слова, а еще и свобода выражения на нем мыслей, взглядов, вплоть до несогласных с линией «партии и лично»:

«В 2024 году общее состояние 25 самых богатых россиян увеличилось на 18,5 млрд долл. по подсчетам Bloomberg Billionaires Index. Первую строчку в их рейтинге занимает хозяин «Норникеля» Потанин с состоянием, выросшим до 31,8 млрд. На втором месте – металлургический магнат Лисин (29 млрд), на третьем – совладелец ЛУКОЙЛа Алекперов (27,2 млрд). Но насколько счастливы эти люди? Ведь они не более чем номинальные держатели активов, судьба которых целиком зависит от настоящих хозяев страны. Могут ли они позволить себе реальное вмешательство в политику, дерзкую смелость суждений по примеру Маска, Баффета, Мердока, Сороса и прочих западных воротил?»

Но что это за язык, на котором не отвести всласть душу, для которого звонкое «Вы ж такое загибать умели, что другой на свете не умел!» – сегодня отдает уже все более реальным сроком? Такой язык, прикушенный жесточайшей цензурой, страхом возрождаемых вовсю доносов и политических репрессий – и будет проигрывать в состязании с другими, развязанными куда больше языками:

«Чтобы не умереть, русскому языку нужны не запреты, а наоборот, простор и воля. Язык живет, пока на нем пишутся великие книги – вроде «Идиота» или «Мертвых душ». Но для этого нужно открываться новому, искать нехоженые тропы и неопробованные ещё идеи. Что для российских депутатов смерти подобно».

И почин этих по сути безъязыких лиц, способных лишь озвучивать спускаемое сверху – очередная услужливая перед нашим не терпящим возражений троном фикция. Язык, служащий все более лизанью задней прелести бессменного властителя, а не обратной вдохновенной бунтовщине, чем сроду и был славен на Руси – убогими запретами нашего «не места для дискуссий» не спасти. Приученный к подлизыванию дома – он будет ровно то же делать и на стороне, заимствуя с позорной нынешней ретивостью словечки с фальшиво проклинаемого им Запада.