Фокусник

Зрители аплодировали. Нет, не так. Зрители, словно обезумев, создавали движениями своих рук какой-то колдовской ветер, собираясь разорвать цирковой шатёр в клочья. Фокусник Артём устроился на деревянном ящике неподалёку от входа для артистов. Очередное представление вымотало его, но вместе с тем он ощущал всю радость жизни, прислушиваясь к овации в шатре, заглушаемой биением его собственного молодого и горячего сердца. Он положил свой чёрный, как июньская ночь, цилиндр на траву и устало улыбнулся, взглянув на мерцающие под куполом неба костюмами гимнасток звёзды.

Артёму было двадцать семь лет. Он был худ, среднего роста, и носил длинные и чёрные как смоль кудрявые волосы. Жизнь его сложилась, как он сам считал, хорошо. Окончив школу, он, с полным надежд сердцем и полным троек аттестатом, решил поступать в театральный. Не приняли. Отслужив год в армии, он понял, что немного промахнулся.

Теперь он решил поступать в цирковое училище. Туда он попал без особых проблем. Взяли его в фокусники. В скором времени он стал выполнять весьма сложные трюки, за что его хвалил преподаватель, выступавший в цирке ещё в советские годы. Артём окончил курс циркового мастерства на отлично и устроился работать в шапито. Учителя, правда, предлагали талантливому юноше работать в одном из столичных цирков, но тот отказался. Не таким был человеком Артём: в жизни он всего хотел добиться (и всегда добивался) сам.

Вместе с цирком он исколесил уже почти половину страны. Артём видел многие интересные и живописные уголки своей Родины, общался со множеством людей – как с мэтрами циркового искусства, так и с простыми зрителями, большими почитателями его таланта.

Был уже поздний июльский вечер, плавно переходящий в ночь. Номер Артёма был последним, так сказать, «гвоздём программы». Публика, опьянённая восторгом, расходилась и разъезжалась. Уборщики вышли подметать арену. Тревожно ловя ноздрями запахи ночи, всхрапывали цирковые лошади. Птицы, собаки и питон давно уже спали.

Почти все циркачи собрались в главном вагончике, где был накрыт стол и горел свет. В ночи далеко разносился хохот силача Панкрата, усатого мужика с весёлыми искорками в глазах. Скромно сидели рядышком светленькие гимнастки-близняшки. Дрессировщица – коренастая женщина лет сорока – ела бутерброд и запивала его чаем из самовара (да-да, из самого настоящего самовара!). Клоун, пятидесяти лет от роду, сидел, уставясь на своё отражение в чашке, и грустил. Конечно, люди привыкли думать о клоунах как о весельчаках и вечных шутах. И немудрено, ведь они такие смешные и всегда улыбаются. Но что происходит у них внутри – не узнает никогда даже самый пытливый зритель.

Наш клоун, Евгений Александрович, был одинок. Никого у него во всём свете не было: сам он был детдомовский, а семьёй так и не обзавёлся. Нет, не так. Семьёй Евгения Александровича был цирк. Всегда, когда клоун выходил на арену, он забывал обо всех своих печалях и тревогах. Ведь, чуть что не так, зритель сразу же почувствует фальшь, и даже не глазами, а душой. Пожилой артист знал об этом, и страстно, со всего сердца отдавал себя представлению, отдавал себя публике. Во время его выступлений люди в зале складывались пополам от хохота, брызжа самыми настоящими, не бутафорскими, слезами. Ему этого было достаточно. Нет, не так. Ему этого было настолько много, что Евгений Александрович каждый раз удивлялся. Казалось бы, все эти трюки видел в цирке ещё прадедушка самого старшего сегодняшнего зрителя, так почему?.. И не находил ответа. Он знал ответ на этот вопрос в глубине души, но не знал, что знает.

Цирк сейчас находился неподалёку от столицы с её вечным шумом и блеском ни на минуточку не гаснущих огней. Она пульсировала, словно огромное сердце, прогоняя через свои улицы и станции метро множество людей, машин, автобусов, судеб, разочарований, надежд…

Артём встал с ящика, собираясь присоединиться к своим коллегам по шатру, как вдруг увидел, что к нему сквозь сумерки бегут двое ребятишек. Было видно, что у них очень важное дело.

- Дяденька, дяденька, это вы волшебник? – едва остановившись, спросил мальчик. На вид ему было лет десять. Светловолосый, курносый и голубоглазый, он не боялся ничего. Или внушал себе, что не боится. Он просто не имел права бояться. За руку он держал девочку, младше его года на четыре, свою сестрёнку, похожую на него, как две капли воды. Та всхлипывала. Ей-то было страшно.

Артём взглянул на детей, но не так, как глядел на зрителей во время представления. Он был поражён. Души их были до такой степени чисты и наивны, что у них и мысли не возникло о том, что этот человек вовсе никакой не волшебник, а все его чудеса – лишь самые обыкновенные фокусы. Артём для них стал сейчас единственным, кого они знали, способным помочь им. Тем, кем он никогда не был. Волшебником.

- Да, это я волшебник, - сказал юноша детям, поднимая с травы цилиндр. Он просто не смог сказать им правду. Столько надежды светилось в их глазах, что они разгоняли ночную тьму, подобно цирковым прожекторам. И в этот миг Артём сам поверил в то, что он волшебник. Ведь ему так этого захотелось!..

- Тогда помогите нашей маме, пожалуйста! Ей стало плохо, она там, на скамейке… Да не реви ты! – прикрикнул мальчик на свою сестру, у которой по щекам текли потоки слёз.

В ночи пели цикады.

Мальчик боялся и переживал за маму не меньше, чем девочка. Но он не мог позволить себе плакать, когда нужно было действовать. Найти волшебника была его идея. Раз он умеет превращать букет роз в стаю белоснежных голубей, то он сможет помочь и их маме!

Артём, сообразив, в чём дело, отправил детей в вагончик к циркачам, а сам стремглав побежал к скамейке.

Женщине лет тридцати явно было очень плохо. Артём достал из кармана кожаной жилетки, что была у него под мантией, фонарик и посветил. Ему всё стало ясно.

Звуки выступления разбудили спавшую под скамейкой гадюку, которая укусила не заметившую её женщину в ногу.

Артём понял: нельзя терять ни минуты. Он бережно взял женщину на руки и так же бережно опустил её в коляску своего старенького, но ещё вполне рабочего мотоцикла. Надев на неё свой шлем, он газанул и поехал в город.

Мчась по ночному шоссе, он не чувствовал ничего, кроме утекающей сквозь две крохотные ранки на ноге, словно песок из разбитых песочных часов, человеческой жизни. Кудрявые волосы его трепал шальной дорожный ветер: второго шлема у Артёма не было. «Давай, приятель, - то и дело говорил он своему грозящему развалиться на ходу мотоциклу. – Я-то ничего, а вот детей жалко…» И мотоцикл понял. В нём будто открылось второе дыхание. Артёму даже показалось, что стрелка спидометра пошла наматывать второй круг…

Впереди показались огни города. Они светились надеждой.

Артём гнал, ничего не замечая вокруг. Перед его взором стояли лица тех детей, их глаза, их надежда и вера… И молодой человек ощутил себя самым настоящим волшебником, каким он никогда не был. До сих пор вся его жизнь сводилась лишь к банальным трюкам и фокусам, а теперь он был способен помочь, был способен спасти… И знал, что поможет, что спасёт. Он просто не мог иначе.

Автомобили гудели. Нет, не так. Водители что есть мочи долбили по клаксонам своих машин при виде бешено мчащегося мотоциклиста на каком-то драндулете. Полицейские свистели, огни мигали, люди шарахались, мусор в испуге разлетался в стороны…

Но ничто и никто не могло остановить Артёма. Каким-то неведомым, почти волшебным, образом ему удавалось избегать аварий и столкновений. Завяжи ему глаза сейчас кто-нибудь, он бы и тогда ни на миллиметр не отклонился от маршрута, проложенного для него свыше. Нарушая все писаные и неписаные правила, он мчался по ночному городу, не обращая внимания ни на что и одновременно замечая и анализируя всё вокруг.

Наконец, железный конь Артёма в изнеможении затормозил у больничного крыльца. Парень проверил пассажирку – жива ли? Пульс был, но совсем слабый и, словно барабанная дробь, тревожный. Он взял её на руки и прямо так, не снимая с её головы шлема, понёс в приёмный покой...

В этой больнице работал Никита Семёнович, дядя Артёма. Он сделал всё возможное и невозможное, чтобы спасти этой женщине жизнь. И спас. Когда он вышел из палаты, куда её поместили, то спросил племянника:

- А кто она?

- Она – моё всё, - ответил ему парень, не покривив душой.

Артём спал. Нет, не так.

Хотя нет, так.

Артём уснул, не дойдя до мотоцикла, на больничном крыльце. Спал он так, как не спал ещё никогда в жизни. Ему снились дети – мальчик, лет десяти на вид, и девочка, младше его на четыре года, как две капли воды похожие друг на друга. Они улыбались Артёму. И Артём улыбнулся им сквозь сон.

Наступало утро, и солнышко ласково потрепало юношу по щеке.

А он всё так же спал, с блаженной улыбкой на лице, на больничном крыльце, для кого-то простой фокусник, а для кого-то – самый настоящий волшебник…

Рисунок автора.