Мало кто помнит сейчас, что в начале 19-ого века в маленьком баварском местечке Баттенхайм, расположенном на юге Германии жила семья торговца в разнос Герша Штрауса. Нельзя сказать, что коммерческие таланты отца были уникальны – семья была небогата.
У Герша, родившегося в 1780 году, было шестеро детей и жена, Ребекка Хаас, родившаяся в 1799 году, которая, как и в каждой традиционной еврейской семье, занималась домом и воспитывала детей. Детей звали Яков, Фейга, Липман, Мойла, Йона и Рэйзл.
В пинкасим (синагогальных записях) местной синагоги зафиксировано - 26 февраля 1829 года в этой семье родился седьмой ребенок - младший сын, Лейб. Собственно это событие, кроме радости, ничего более семье не принесло. С материальной точки зрения жить стало труднее.
Германия же в это время все еще представляла собой конгломерат тридцати шести отдельных государств, сохранивших, как пишет историк, «все тягостные особенности феодального мелкодержавия». В Баварии (что не было тогда исключением, а скорее правилом), действовали законы, по которым размер еврейского населения каждой общины был точно установлен и без особого разрешения правительства не мог быть ни в коем случае увеличен. Так что еврей из одного города не мог жениться на еврейке из другого, а тем более рожать детей, увеличивая тем самым число членов общины. К тому же магистраты и местные власти многих городов постоянно злоупотребляли этим законом, всячески уменьшая установленные ими цифры «еврейских душ» в своем упорном стремлении совершенно освободиться от евреев. По выражению баварских евреев, «путь к свадебному балдахину лежит через гроб единоверца, оставляющего вакансию в книге переписи».
Баварские евреи, наподобие почти крепостных, были прикреплены к земле. В это же время во всех немецких княжествах перманентно происходили погромы, в которых власти часто обвиняли самих евреев как «нарушителей общественного спокойствия». Все это делало положение баварских евреев невыносимым. Поэтому именно из Баварии, как ни из одного другого немецкого княжества, шел год от года, постоянно увеличиваясь, беспрерывный поток еврейских эмигрантов. Наконец, и семья Штраус задумалась об эмиграции. Естественно, первыми вызвались ехать молодые - старшие сыновья семьи Штраус решили покинуть свою неприветливую родину.
А в это время в мире происходили следующие события - на британский престол взошла 18-летняя королева Виктория, ставшая родоначальницей правящего и поныне дома Виндзоров, на острове Святой Елены уже умер Наполеон, во Франции уже произошла еще одна революция, в далекой России правил Николай Первый, родился Чайковский, Лермонтов был отправлен служить на Кавказ, до гражданской войны в США оставалось еще долгих двадцать лет, а пока Америка процветала – осваивала дикий Запад, строила железные дороги и принимала поток эмигрантов из Европы.
Куда же ехать? Конечно, в эту «новую обетованную землю», в ! После долгих споров, братья отправились одни, семья Штраусов осталась в Баттенхейме. Но в 1847 году от туберкулеза умер глава семейства – Герш, и мать с сестрами и младшим 18-летним Лейбом в том же году решила отправиться за океан к сыновьям.
Семья остановилась в Нью-Йорке, этой тогдашней Мекке эмигрантов со всего мира. В этом городе старшие братья Иона и Липман (теперь уже Джонас и Льюис) открыли мануфактуру, а попросту – магазинчик, торговавший в основном тканями и еще всякой всячиной. Нельзя сказать, что их бизнес особо процветал на этой новой родине, но, во всяком случае, концы с концами они сводили.
Первое, что сделал их младший брат оглядевшись, это, по примеру братьев, изменил свое имя на американский манер. И действительно, как это эти американцы смогут выговорить – Лейба Штраус? То ли дело, когда вместо Лейба – Леви, а вместо Штрауса – Страус! Второе, что он сделал – откликнулся на событие, которое было тогда подобно разорвавшейся бомбе – в Калифорнии нашли золото. Золотая лихорадка охватила Америку. О Калифорнии и о том, как разбогатеть за один день на найденном золоте, мечтали все – молодые, старые, больные, здоровые, добропорядочные граждане и отпетые гангстеры.
Лейб изо всех сил принялся уговаривать всю семью отправиться в Сан-Франциско. Но, видимо, у старших братьев в крови было меньше авантюризма. Правда, один из родственников, как гласит легенда, все же отправился в Калифорнию с самой первой волной золотоискателей. Так что Лейб собирался последовать по его стопам.
Наконец, семья согласилась послать Лейба на разведку, на это солнечное и тогда совершенно дикое Западное побережье. Братья дали Лейбу с собой кучу товаров. В принципе, они договорились, что Лейб попробует открыть в Калифорнии магазинчик по продаже тканей, которые ему будут посылать братья из Нью-Йорка. И Лейб (а теперь уже – Леви) отправился в путешествие.
Для того, чтобы достичь заветной цели надо было совершить путешествие на другую сторону континента. А для этого необходимо было всего лишь пересечь поперек все прерии, перевалить через хребты Скалистых гор, а главное не попасть в руки сильнейшему союзу племен Дакота-сиу и их вождям – знаменитому Сидящему Медведю и Бешеной Лошади, которые на тот момент были в состоянии войны с бледнолицыми. Желательно было также не встретить на одной тропе индейцев племен черноногих, кроу и шайеннов, хотя бы для того, чтобы с не расстаться с собственным скальпом.
Уж не говоря о том, что в этом путешествии надо было избежать стычек с бесконечными бандами разорившихся фермеров и ковбоев, которые представляли из себя в то время группы отчаянных головорезов, заполнивших все пространство Великой Долины и грабивших всех подряд. А ведь надо было еще сохранить свой товар, чтобы выгодно продать его в Сан-Франциско.
После долгих размышлений Леви решил не рисковать. Он, как пишет исследователь, «выбрал морской маршрут. Он доплыл до Колона, на мулах пересек Панамский перешеек и снова сел на корабль, направлявшийся на сей раз не на юг, а на север. И вот его глазам открылось фантастическое зрелище: Золотые ворота и залив, битком набитый разношерстными посудинами искателей шального счастья.
Сан-Франциско гудел как улей. Лихие дела тут творились. Там, где много золота, всегда льется человеческая кровь. Только за первые шесть месяцев 1853 года в городе было зарегистрировано 1200 убийств».
Что ему делать в этом городе золотоискателей, преступников и искателей приключений? Но Леви, казалось бы, повезло с самого начало – большую часть товаров он сумел распродать еще на пароходе. Каково же было его разочарование, когда по прибытию в Сан-Франциско, он обнаружил, что в этом городе все можно было продать гораздо дороже.
Но, так или иначе, все товары кроме одного были уже проданы. Леви не смог реализовать только один продукт – именно тот, который, как он рассчитывал, у него «оторвут с руками» - брезентовую ткань для палаток и повозок. Оказалось, что брезента во Фриско (как называли этот город местные жители) гораздо больше, чем требуется. И тут произошло чудо. Вернее, как всегда, чудо происходит только с тем, кто готов к нему. Случайный разговор изменил всю дальнейшую судьбу Лейба, его семьи и если не повлиял на дальнейшую судьбу Соединенных Штатов, то, во всяком случае, на полторы сотни лет повлиял на массовую культуру всего мира и на имидж Америки.
Легенда (или история – впрочем, понятия эти всегда переплетены) сохранила нам даже имя случайного собеседника Лейба. Его звали - Джо О'Коннор. Он приехал продать намытое золото. Небрежно оброненная им фраза и сотворила чудо.
Услышав, что Лейб приехал продавать брезент для палаток, Джо в ответ усмехнулся (варианты, о которых повествует легенда – расхохотался, чертыхнулся, плюнул с досады) и сказал что-то типа – «Умнее было бы привезти сюда штаны, их здесь не хватает и на месяц». И это была чистая правда – мытье и добыча золота дело грубое и грязное. Штаны, впрочем, как и другая одежда буквально «сгорали».
Что сделали бы вы, уважаемый читатель, на месте Лейба? Пропустили бы это замечание мимо ушей? Расстроились бы, что не смогли продать товар, который тащили сюда издалека? Лейб отреагировал по-другому. Быть может, этим он и отличается от читающих эти строки. Он решил сделать то, на что не решается большинство безынициативного населения - он решил попробовать!
Мысль, пришедшая ему в голову, на первый взгляд была совершенно абсурдна – он решил попробовать сшить штаны из брезента! Причем такие штаны и с такими карманами, чтобы в них можно было класть все – от инструмента до золота. Дальше было время действия – он нашел портного, который быстро смастерил ему такие штаны. Через неделю за его штанами выстроилась очередь из золотоискателей. И с этого момента Лейб Штраус вошел в историю как Леви Страус - производитель «Джинс» (хотя само название этих штанов возникло намного позже)!
Потом произойдет еще много изменений – брезент будет заменен парусиной, парусина саржей из Нима, коричневый цвет заменят на индиго, появится пять знаменитых карманов и, наконец, другой еврей, только на этот раз не из Баварии, а из Риги, по имени Яков Девис предложит Леви свою идею. Все это произойдет потом. Но главное, главное случилось в этот момент – человек почувствовал, понял свои возможности, «получил свой шанс» и решил им воспользоваться! Не каждый из нас поступает так.
Кстати о рижском портном. Яков, а впоследствии, Джейкоб Дэвис, эмигрировал из Курляндии (как тогда именовалась Латвия) и, приехав в Америку, добрался аж до далекой и «забытой богом» Невады. Там он стал мастером на все руки – от пошива одежды до шитья конских попон. Материал он стал заказывать, в частности, в Калифорнии у Леви Страуса. Якову как раз и пришло в голову, в ответ на постоянные жалобы золотоискателей, укрепить карманы «джинсов» металлическими заклепками от конской сбруи. Идея имела успех – карманы, несмотря на тяжесть золотого песка и инструментов, больше не отрывались. Джейкоб решил запатентовать свое замечательное открытие, но патент стоил 68 долларов, которых у него, к сожалению, не было. Тогда он написал письмо своему поставщику Леви Страусу, и вместе они запатентовали это маленькое открытие, принесшее с годами каждому из них миллионы долларов.
Так в 1873 году была создана знаменитая до сих пор компания Levi Strauss & Co. Туда вошли также братья Леви - Джонас и Луис (Йона и Липман), сестра Фани (Фейга) с мужем Дэвидом Штерном и Уильям, муж еще одной сестры. Но возглавлял этот бизнес, конечно же, самый молодой и удачливый из них - Леви. Тогда собственно и была создана классическая модель «Levi's 501» (501 – это был просто номер серии), которая, впрочем, почти не изменилась до настоящего времени. Кстати, тогда эти штаны назывались не «джинсы», а «waist overalls», что означает приблизительно – «комбинезон до пояса».
Свое же название «джинсы», как пишут журналисты, эти брюки приобрели следующим образом: «В Англии тогда производилась хлопковая ткань, называемая "джин" - считается, что веком ранее ее производили в итальянском городе Генуя (англичане произносили его название как "Джино"), а потом неизвестные коммерсанты перенесли технологию в Англию. Из Англии название перекочевало в Америку. Считается, что Леви Страус дал своим штанам название "джинсы", чтобы подчеркнуть, что они сшиты из хорошо известной и качественной ткани».
Как пишет другая журналистка Е. Туева «о прочности штанов Леви Страуса ходили легенды. Например, рассказывали, что как-то раз машинист паровоза использовал «комбинезон» Страуса вместо порвавшейся сцепки и благополучно довел состав до станции. В 1886-м мысль о прочности и надежности джинсов Levi's решили донести до потребителя. Так на джинсах появился кожаный ярлык (которым Леви впервые в мире снабдил брюки): две лошади тянут их в разные стороны и не могут порвать». Как гласит легенда, именно он воскликнул однажды «Черта с два через сто лет американцы вспомнят, что лампочку изобрел Эдисон. Но они будут знать, что изобрел Леви Страус!». Его предсказание стало почти пророческим.
Он так и не обзавелся семьей. Предоставив шить джинсы племянникам, он занялся банковским и страховым бизнесом, газом, электричеством и благотворительностью. На свои деньги он практически содержал всю только зарождающуюся в тот момент еврейскую общину Сан-Франциско. 26 сентября 1902 года, как пишут историки, он присутствовал на семейном обеде. До этого на протяжении недели он жаловался на здоровье. «В тот вечер он поднялся к себе раньше обычного. Среди ночи дежурная сиделка спросила его:
— Ну, как вы себя чувствуете сэр?
— Я чувствую себя настолько комфортно, насколько это возможно, учитывая обстоятельства». Ему было 73 года. Он опустил голову на подушку и отошёл в мир иной.
Весь свой бизнес он оставил четырем племянникам. Как пишут о нем: «Он оставил наследникам хорошее состояние – в шесть миллионов долларов, кроме этого он завещал деньги домам для престарелых, приютам сирот и многочисленным благотворительным обществам. Но главное его наследство, джинсы, досталось всему человечеству». В день его похорон вся торговля в Сан-Франциско была прекращена, чтобы жители могли отдать дань уважения покойному. А мэр Сан-Франциско объявил 5 мая Днем Леви Страуса.
Через четыре года землетрясение, потрясшее Сан-Франциско, смело с лица земли компанию и заводы Леви Страуса. Но это уже никак не повлияло на процветание компании. К концу двадцатых годов годовая прибыль «Levi Strauss & Co» уже достигла 4-ех миллионов долларов.
Вообще же, по словам исполнительного директора фирмы Филиппа Марино, компания со дня ее основания, продала во всем мире 3,5 миллиарда пар своих знаменитых джинсов. На данный момент компания «Леви Страус» это фирма со штаб-квартирой все в том же Сан-Франциско и объемом продаж, достигшим во всяком случае к 1999 году, 7,1 миллиардов долларов. Кстати, не так давно на аукционе пара джинсов «Леви Страус», изготовленные в 1880 году, были проданы за 46 тысяч 532 доллара, что, по-видимому, является самой высокой ценой, за которую когда-либо были проданы какие-либо брюки вообще.
Джинсы стали знаковой, или как теперь говорят «культовой» вещью.
Kто в действительности только не носил джинсы: и байкеры, и битники, и хиппи, и рокеры, и панки. Джинсы давно уже стали элементом «высокой моды» и повседневной одеждой миллионов и миллионов людей разных стран мира. Джинсы были (как собственно и остаются до сих пор) символом Дикого Запада, и символом «протеста против буржуазности», символом «детей цветов» и советской молодежи семидесятых годов (когда одна пара джинс стоила месячной зарплаты). Этот еврейский юноша, Лейб Штраус, смог создать, не желая того, целый мир, ассоциирующийся у большинства людей с простотой и свободой.
Интересно, что о всемирно теперь знаменитом Леви Страусе где-то около 20 лет назад вспомнили жители того самого баварского городка Батеннхайма, где когда-то проживала семья Штраус. Конечно, там давно уже не действуют те антиеврейские законы, от которых бежала в Америку эта ныне знаменитая семья.
И вот теперь потомки тех самых батеннхаймцев, от которых 150 лет назад спаслись Штраусы, решили открыть в своем городе музей, посвященный этой семье. Как и все пунктуальные и дисциплинированные немцы, они тщательно исследовали архивы городка, нашли синагогальные записи и даже восстановили бывший дом семьи Штраус.
Теперь три тысячи баварских немцев Баттенхайма с гордостью и умилением рассказывают историю о бедном еврейском мальчике, - их земляке, ставшем таким знаменитым. С радостью показывают они туристам достопримечательность городка – дом-музей Леви Страуса.
Знала ли семья Штраусов сто шестьдесят лет назад, покидая антисемитскую Баварию, что когда-то в далеком будущем потомки этих немцев будут хвастать своим бывшим соседством…
Оценили 4 человека
4 кармы