Утро. Шесть часов. Солнце едва пробивается сквозь занавески в обычной хрущёвке на пятом этаже. Кухня пахнет подгоревшей манкой — Анна, как всегда, переживает, чтобы «порция была горячей». Максим сидит на стуле, ноги болтаются в воздухе, как два непослушных маятника. Тарелка перед ним — будто поле боя. Каша остывает, густеет, превращается в цемент. А он… он смотрит на неё, как кот на аквариум.
— Или съешь, или… — голос Анны дрожит. Ремень в её руке — не инструмент, а флаг капитуляции. И… через минуту она заплачет. Как всегда.
Но сегодня её нет. Чемодан, сессия в институте, три дня тишины. Дома остались трое: муж Алексей, Максимка, и эта война за каждую ложку.
У Алексея, в кармане куртки — потрёпанная книга. Чалдини. «Психология влияния». Было дело, смеялся его коллега: «Ты что, детей по учебникам воспитывать собрался?» А он листал главу про дефицит. «Люди хотят то, чего мало», — чёрным по белому.
У детсада Максим ковыряет кроссовком асфальт:
— Пап, а мама вернётся?
— Через три дня.
— А суп будет?
Глаза — круглые, как пуговицы на его рюкзаке. И тут отца осеняет.
Приседает, чтобы быть с ним на уровне. В ушах звенит голос Чалдини:
«Создай иллюзию выбора».
— Слушай, — шепчет, будто делится государственной тайной, — в садике сегодня хорошо покушай. Дома-то… пусто. Все съели.
Ребёнок замирает. Щёки розовеют.
— Правда?
— Честно-честно.
***
Вечер. Нянечка Марина Ивановна, вся в блёстках от новогоднего дождика (хотя до декабря далеко), хлопает Алексея по плечу:
— Ваш-то сегодня! Лопал за обе щёки! И компот выпил, и котлету, и ещё кричал: «Добавки дайте!»
Максим выбегает из группы, лицо — как у сытого енота. Тянет папу за рукав:
— Пап, а дома правда ничего нет?
— Увы, — каменеет тот внутри, — ты же сам видел: холодильник пустой.
Максимка молчит всю дорогу. Потом — взрыв:
— А суп? Мама варила! А котлеты? А… а банан?
— Съели. Всё.
***
Дома он носится по кухне, как ураган в штанишках. Хлопает дверцей холодильника — тот скрипит, будто возмущается.
— Папа! Смотри! — кричит он, тыча в полку. — Яйца! Целых три!
— Одно хватит? — притворяется, что закрывает дверь Алексей.
— Нет-нет-нет! — выхватывает два, прижимает к груди, как дракончик — золото. — И картошку! И… и сметану!
Сковородка шипит. Он стоит на табуретке, серьёзный как шеф-повар.
— Пап, а когда мама приедет, она суп снова сварит?
— Конечно.
— А… а если я не буду есть?
— Тогда я съем. Всё.
Он смеётся. Смеётся! За три года впервые за ужином. Жуёт яичницу, размазывает по тарелке, а отец вспоминает, как Чалдини писал про «контроль через иллюзию выбора». Хитро, чёрт возьми. Гениально.
***
Но всё кончилось, когда вернулась Анна.
— Максим! — её голос режет воздух. — Съешь суп сейчас же!
Тарелка летит на пол. Он ревёт. Ремень стучит по столу. Алексей стоит в дверях, с книгой в руках.
— Почитай, — протягивает ей. — Здесь… про дефицит.
— Ты с ума сошёл? — она тычет пальцем в разбитую тарелку. — Это твоя психология?!
А Максим, притихший, шепчет отцу за спиной:
— Пап… а можно я в садике поем? Там… там добавку дают.
***
Если бы вы заглянули в ту квартиру через месяц — увидели бы странное. Анна, с книжкой на коленях, рисует Максиму «меню»: «Сегодня УНИКАЛЬНОЕ предложение! Только ДВЕ котлеты!». Холодильник обклеен стикерами: «Внимание! Запасы заканчиваются!».
А ремень? Висит на гвоздике в прихожей. Рядом — распечатка из Чалдини: «Угроза — это шум. Мотивация — музыка».
И да — Максим теперь коллекционирует яйца. Считает их каждое утро. На случай, если «папа опять всё съест».
Оценили 2 человека
2 кармы