Иная Россия!

"Угоден ли я вам?" - откровения о Царе-Мученике Николае II

Оглавление

IV. Сердце царево в руце Божией

Предопределение

Два года назад на ОС вышла статья "Как государь хотел патриархом сделаться". Многим читателям она совершенно не известна, а она имеет большое значение. Хочу вкратце напомнить, о чем идет речь, а потом еще и добавить нечто новое, удивительное...

"В марте 1905 года ради спасения отечества (об истинном состоянии которого он знал лучше всех) государь предпринял попытку Великой Духовной реформации - которая могла бы сделаться благословенной альтернативой готовящейся кровавой революции. В своем прозрении помазанника Божия наш государь видел истинную причину надвигающихся на Россию бед и напастей - и он был предупрежден о них...

И только государь и государыня, и немного искренних, гонимых душ во всей России понимали, что Российская Империя есть колосс на глиняных ногах. Что главной слабостью России того времени была не голова царская (не с нее начал загнивать Русский двуглавый орел), а голова церковная, голова духовенства, духовного лидерства. И государь, в своей жертвенности, которая проявилась в нем уже тогда, задолго до мученического конца, решил пожертвовать собой, своей Семьей, своей любовью, своей свободой, своей жизнью... Он готов был пойти на радикальный шаг: отречься от престола и Семьи, от всего имущества - чтобы спасти Россию.

Государь ясно видел, что Церковь и ее руководство не только не справляются со своей задачей духовного лидерства и окормления людей, но использует все свое влияние так слепо, что оно буквально отравляет общество...

Неоднократно при своих встречах с церковными лидерами государь мягко, в смирении давал понять духовным лидерам страны, что Господь ожидает от них большего - ожидает служения Богу, говоря словами Христа, "в Духе и Истине". Государь был настолько духовно-чувствительным человеком, что он невольно чувствовал (да и понимал умом) амбициозные и далеко не христианские стремления высшего духовенства того времени...

Царь прекрасо понимал, что происходит. И он решил дать этим людям то, о чем они просили. И дать им даже больше - дать им такого Патриарха, который сделался бы духовным камертоном, чистым образцом, мудрым пастырем для всей церкви, для всей Руси. Все эти люди, церковники, занятые своими политическими шагами, своими амбициями, не заметили одного - они не заметили то, что сегодня уже видно даже ребенку, кажется. Они не заметили, что единственным человеком, который мог сделаться таким патриархом... был государь. Они сами должны были увидеть это, они должны были упасть перед ним, ухватиться за полы его одежды и умолять его спасти всех их, спасти Россию.

Не умаляли. Не спасли.

24 марта 1905 года состоялась встреча государя с ведущими авторитетами РПЦ - добивающимися патриархата. Эта встреча описана в книге С. Нилуса «На берегу Божией реки» - почитайте сами, вам будет интересно. Так вот, когда церковники распалялись, доказывая нужду в патриархате, тогда неожиданно для них Николай с ходу поддержал идею Патриаршества. Чем всех ошарашил. Затем он спросил их: наметили ли они кандидатуру патриарха? Они ответили, что еще не обсуждали это.

Тут они очень слукавили. Споры меж ними о том, кому быть первым, давно уже не прекращались. Каждый использовал свое влияние, чтобы продвинуть свои интересы, интересы своего клана. Об интересах церкви и страны они думали мало.

Тогда Николай предложил им свою кандидатуру."

А теперь представлю то новое и удивительное, чем не поделился с вами годы назад. Представлю вашему внимани. небольшой (хотя и не малый) отрывок из книги С.А.Нилуса "На берегу Божьей реки", из раздела: Откровения о Царе-Мученике Николае II.

Предоставлю слово Сергию Нилусу и его книге "На берегу Божьей реки", которую рекомендуют к прочтению православные издательства. Тогда давайте прочтем самое главное. Слово автору!

До новолетия 1909 года я был занят разбором старых скитских рукописей, ознакомлением с духом и строем жизни моих богоданных соседей, насельников святой обители. Плодом этого времени была книга моя «Святыня под спудом» и несколько меньших по объему очерков, нашедших себе приют в изданиях Троице-Сергиевой Лавры. С 1 января 1909 года я положил себе за правило вести ежедневные, по возможности, записки своего пребывания в Оптиной, занося в них все, что в моей совместной с нею жизни представлялось мне выдающимся и достойным внимания.

Чего только не повидал я, чего не передумал, не переслушал я за все те незабвенные для меня годы, чего не перечувствовал! Всего не перескажешь, да многого и нельзя рассказать до времени, по разным причинам слишком интимного свойства. Но многое само просится под перо, чтобы быть поведанным во славу Божию и на пользу душе христианской, братской мне по крови и по вере православной.

Откроем же, читатель дорогой, тетради дневников моих и проследим с тобою вместе, что занесло на их страницы благоговейно-внимательное мое воспоминание.

Скопировано с сайта Сергей Александрович Нилус

IV. Сердце царево в руце Божией

Предопределение

Сергей Александрович Нилус

...Было это во дни тяжелого испытания сердца России огнем японской войны. В это несчастное время Господь верных сынов ее утешил дарованием царскому престолу, молитвами Преподобного Серафима, наследника, а царственной чете — сына-царевича, великого князя Алексия Николаевича.

Государю тогда пошел только что 35-й год, государыне-супруге — 32-й. Оба были в полном расцвете сил, красоты и молодости. Бедствия войны, начавшиеся нестроения в государственном строительстве, потрясенном тайным, а где уже и явным брожением внутренней смуты, — все это тяжелым бременем скорбных забот налегло на царское сердце.

Тяжелое было время, а Цусима была еще впереди.

В те дни и на верхах государственного управления, и в печати, и в обществе заговорили о необходимости возглавления вдовствующей Церкви общим для всей России главою — патриархом. Кто следил в то время за внутренней жизнью России, тому, вероятно, еще памятна та агитация, которую вели тогда в пользу восстановления патриаршества во всех слоях интеллигентного общества.

Был у меня среди духовного мира молодой друг, годами много меня моложе, но устроением своей милой христианской души близкий и родной моему сердцу человек. В указанное выше время он в сане иеродиакона доучивался в одной из древних академий, куда поступил из среды состоятельной южно-русской дворянской семьи по настоянию весьма тогда популярного архиерея одной из епархий юга России. Вот какое сказание слышал я из уст его.

— Во дни высокой духовной настроенности государя Николая Александровича, — так сказывал он мне, — когда под свежим еще впечатлением великих Саровских торжеств и радостного исполнения связанного с ними обетования о рождении ему наследника он объезжал места внутренних стоянок наших войск, благословляя их части на ратный подвиг, — в эти дни кончалась зимняя сессия Св. Синода, в числе членов которой состоял и наш владыка.

Кончилась сессия, владыка вернулся в свой град чернее тучи. Зная его характер и впечатлительность, а также и великую его несдержанность, мы, его приближенные, поопасались на первых порах вопросить его о причинах его мрачного настроения, в полной уверенности, что пройдет день-другой, и он не вытерпит — сам все нам расскажет. Так оно и вышло.

Сидим мы у него как-то вскоре после его возвращения из Петербурга, беседуем, а он вдруг сам заговорил о том, что нас более всего интересовало. Вот что поведал он тогда:

— Когда кончилась наша зимняя сессия, мы, синодалы, во главе с первенствующим Петербургским митрополитом Антонием (Вадковским), как по обычаю полагается при окончании сессии, отправились прощаться с государем и преподать Ему на дальнейшие труды благословение, и мы, по общему совету, решили намекнуть Ему в беседе о том, что нехудо было бы в церковном управлении поставить на очереди вопрос о восстановлении патриаршества в России. Каково же было удивление наше, когда, встретив нас чрезвычайно радушно и ласково, государь с места сам поставил нам этот вопрос в такой форме.

— Мне, — сказал он, — стало известно, что теперь и между вами в Синоде, и в обществе много толкуют о восстановлении патриаршества в России. Вопрос этот нашел отклик и в моем сердце и крайне заинтересовал и меня. Я много о нем думал, ознакомился с текущей литературой этого вопроса, с историей патриаршества на Руси и его значения во дни великой смуты междуцарствия, и пришел к заключению, что время назрело и что для России, переживающей новые смутные дни, патриарх и для Церкви, и для государства необходим. Думается мне, что и вы в Синоде не менее моего были заинтересованы этим вопросом. Если так, то каково ваше об этом мнение?

Мы, конечно, поспешили ответить государю, что наше мнение вполне совпадает со всем тем, что он только что перед нами высказал.

— А если так, — продолжал государь, — то вы, вероятно, уже между собой и кандидата себе в патриархи наметили?

Мы замялись и на вопрос государя ответили молчанием. Подождав ответа и видя наше замешательство, он сказал:

— А что, если, как я вижу, вы кандидата еще не успели себе наметить или затрудняетесь в выборе, что, если я сам его вам предложу — что вы на это скажете?

— Кто же он? — спросили мы государя.

— Кандидат этот, — ответил он, — я! По соглашению с императрицей я оставляю престол моему сыну и учреждаю при нем регентство из государыни-императрицы и брата моего Михаила, а сам принимаю монашество и священный сан, с ним вместе предлагая себя вам в патриархи. Угоден ли я вам и что вы на это скажете?

Это было так неожиданно, так далеко от всех наших предположений, что мы не нашлись, что ответить, и... промолчали. Тогда, подождав несколько мгновений нашего ответа, государь окинул нас пристальным и негодующим взглядом, встал молча, поклонился нам и вышел, а мы остались, как пришибленные, готовые, кажется, волосы на себе рвать за то, что не нашли в себе и не сумели дать достойного ответа. Нам нужно было бы ему в ноги поклониться, преклоняясь пред величием принимаемого им для спасения России подвига, а мы... промолчали!

Святитель Макарий Московский (Невский)

— И когда владыка нам это рассказывал, — гак говорил мне молодой друг мой, — то было видно, что он действительно готов был рвать на себе волосы, но было поздно и непоправимо: великий момент был не понят и навеки упущен — "Иерусалим не познал времени посещения своего" (Лк. 19,44)...

С той поры никому из членов тогдашнего высшего церковного управления доступа к сердцу цареву уже не было. Он, по обязанностям их служения, продолжал по мере надобности принимать их у себя, давал им награды, знаки отличия, но между ними и его сердцем утвердилась непроходимая стена, и веры им в сердце его уже не стало, оттого что сердце царево истинно в руце Божией и благодаря происшедшему въяве открылось, что иерархи своих си искали в патриаршестве, а не яже Божиих, и дом их оставлен был им пуст.

Это и было Богом показано во дни испытания их и России огнем революции. Чтый да разумеет (Лк. 13, 35).

Продолжение следует.

https://dzen.ru/a/aPDejXVoLRNr...