Сегодня о нём мало кто помнит. Я бы даже сказал не знает практически никто.
1917 год. Россия рушится. На улицах — хаос. В судах — безвластие.
Газеты лгут, народ обезумел.
Но один человек не покидает пост.
Иван Щегловитов, министр юстиции Империи.
Он был тем, кто до последнего защищал не себя, а закон.
Тот самый — имперский, строгий, святой.
Тот, где были слова о чести, долге, правде и царе.
Его ненавидели все враги России: либералы — за принципиальность,
революционеры — за верность присяге, массоны — за отказ пойти на уступки.
Сухой, сдержанный, аккуратный до болезненности.
Он не кричал в Думе, не давал интервью. Он просто служил.
Он знал, что идёт на гибель.
Не скрылся. Не сбежал. Не попросил пощады.
«Я не изменю себе. Я служу Государю. До конца.»
Когда всё рушилось, он остался.
Уехал в Киев, потом в Петроград. Не пытался бежать.
Жил в одной комнате с книгами и еле тёплым самоваром.
О нём все забыли — кроме тех, кто составлял расстрельные списки.
Когда его арестовали, он не удивился.
Лишь поправил ворот рубашки, взял трость и, как привык, —
сказал:
«Вы за законом или против?»
Они не ответили.
В тюрьме он не жаловался.
Писал прошения – не о себе, а о порядке.
Просил восстановить суды, архивы, права следователей.
Его письма никто не читал. Бумагу использовали на растопку.
5 сентября 1918 года.
Без приговора. Без допроса.
Щегловитова вывели во двор.
Он не дрожал, не спорил.
Лишь тихо сказал охраннику:
«Суд закончился. Теперь начинается история.»
Они стреляли в него так же молча, как он жил.
Иван Григорьевич Щегловитов.
Служил не Империи — а её совести.
И погиб — как приговор времени самому себе..
Без суда, без обвинения — просто как враг нового мира.
Но именно это и делает его человеком старой России.
Той, что не спасала себя, а стояла на рубеже.
Не падший — а стоящий до конца. Щегловитов — не просто министр.
Он — печать верности на умирающей Империи.
Оценили 5 человек
9 кармы