" Граф с Крайнего Севера "

Долгие годы прожил и работал на Крайнем Севере. В местах столь отдалённых, а конкретней на Ямальском Севере.

Хорошие и суровые края. И люди в тех краях в основной своей массе отличные. Гниль быстро утекала с Северов.

Но сейчас хотелось рассказать о стройке № 501 ГУЛЖДС, которая была в конце сороковых, начале пятидесятых годах.

И был на строительстве той трассы один з\к-Апполон Николаевич Кондратьев или как его потом называли "Надымский граф"

Удивительной судьбы человек и огромной силы духа.

Так кто же такой граф Кондратьев?

Графом Аполлон Николаевич никогда не был. Родился он в дворянской семье. Дед его, тайный советник, был главным инспектором железных до­рог России, миллионером. Владел имениями и домами в Петербурге, Москве и Киеве.Детство и юность Кондратьева прошли в Петербурге. Там же на ули­це Песочной был свой участок с дву­мя домами — четырехэтажным и двухэтажным с флигелем. Первый этаж одного из особняков занимала конюшня и прочие хозяйственные помещения. Второй этаж был обо­рудован под жилье. Четырехэтаж­ный дом достался им по наследству от деда. В самой большой зале при­нимали гостей. Она была настолько просторной, что там свободно мог­ли танцевать вальс 30 пар, не заде­вая друг друга.

— Был у нас садовник, — рассказывал Аполлон Николаевич, — выращивавший круглый год овощи и цветы в оранжерее. Был дворник, а жена его работала по хозяйству, присматривала за живностью. Был и кучер, ухаживающий за лошадьми. Осенью на лошадях заготавливали дрова на зиму. Ив повседневной жизни ездили на ло­шадях всюду, как сейчас разъезжают на личных автомобилях. Особенно эф­фектны были выезды на легких дрож­ках, когда отец отправлялся к поез­ду.

Кухарка наша по магазинам и рынкам не бегала. В определенные дни и часы приходили на кухню булочник, рыбник, мясник, молочница. Каждый со своей продукцией, которую кухарка отбирала и покупала для нашей семьи. Все работы внутри дома выполняла горничная.

Из рассказов .Кондратьева А.Н. " В семье детей было двое: я и брат Борис 1903 года рождения. Он погиб во время блокады Ленинграда. Хорошим манерам и иностранным языкам нас учили дома нанятые родителями учителя. Учеба строилась так. Во время обеда за столом два дня говорили только по-французски, два других — по-немецки и еще два дня — по-английски. В выходные дни, когда приходил священник, разговаривали по-русски, как того требовали правила этикета. Во время трапезы нам, де­тям, под локти подкладывали тол­стые книги, которые мы должны были удерживать. Таким образом, нас приучали к хорошим манерам — не класть руки на стол.

В Первой мировой войне молодой Аполлон участвовал добровольцем, был ранен. После Февральской революции женился на графине Варваре Андреевне Квашниной-Самариной и уехал в ее имение под Алушту.У Кондратьевых отобрали имение. Оставаться там было небезопасно. Понимая это, молодая жена уговаривала его бежать за границу. Он не соглашался, так как жена ждала ребенка, и он боялся переездом навредить обоим. Потом пожалел об этом. Вскоре его арестовали. Чудом ему удалось бежать. Его поймали. Без суда и следствия приговаривали к расстрелу не один раз. Но всякий раз судьба улыбалась ему.

— Многие в гражданскую войну погибали по глупости, — вспоминал Аполлон Николаевич. — Я, к примеру, когда сбежал из-под стражи, направился пешим ходом домой, в Петербург. Почему не в Крым к жене? Ведь туда было ближе. Я считал, что она уехала за границу. На моем пути меня хватали то красные, то белые. Поскольку документов у меня с собой не было, все, не церемонясь, приговаривали к расстрелу. С большими приключениями добирался до Петербурга. В одном районе меня арестовали красные и поместили в бывшую конюшню, где уже сидело много таких, как я. Дело было осенью. Скитаясь, я сильно простудился и заболел. О каком-либо лечении и речи не шло, так что я умирал, лежа на топчане. Однажды утром пришли санитары с носилками выносить умерших за ночь. Подошли ко мне, взяли за руки, за ноги, переложили на носилки. Я застонал.

— Этот живой, — сказал один, — давай положим назад. Я пришел в себя и открыл глаза. И вдруг один из санитаров наклонился ко мне и сказал на ухо шепотом:

— Аполлон Николаевич, вы?

Оказалось, это бывший садовник нашей семьи. Он пошел добровольцем в Красную Армию после того, как Советы отняли у нас дом. С того дня он взял надо мной негласное шефство, и вскоре я оклемался. Он же помог мне уйти из-под стражи. До Петербурга я все-таки добрался.

В книге «Белый поход» описывается восстание против большевиков, возглавляемое генералом Корниловым. Я был участником этого похода. Генерал погиб при штурме Екатеринодара. А начальник его штаба генерал Алексеев умер год спустя от «испанки». И я был на его похоронах.

Связь с семьей Аполлон Николаевич потерял. После гражданской войны он окончил Петербургский институт путей сообщения и работал в железнодорожном ведомстве, занимался конструированием мостов на Урале.В очередной экспедиции на Кавказе его и застала весть о начале Великой Отечественной войны. Кондратьева призвали в кадровую армию. Во время боев, в 1942 году, он попал в плен.

После выхода программы «Взгляд» прошел слух, да и некоторые газеты писали о том, что он сам добровольно перешел на сторону врага. Этот факт Аполлон Николаевич страстно отрицал, признавая при этом, что согласился служить у немцев из желания выжить. На одном из допросов немец, прекрасно говоривший по-русски, узнал измученного бойца Кондратьева. Этим немцем был бывший управляющий имением его деда. После революции управляющий уехал в Германию, прихватив с собой немало добра.

Немец-управляющий и пристро­ил пленника садовником к своему приятелю в Пруссии, где тот прожил до конца войны. Там в конце 1945 года его арестовала советская контрразведка «Смерш». Был суд. Дали 10 лет лагерей. Поначалу свой срок отбывал во Львове. Узнав, что началась стройка на Крайнем Севере, и там применяют "зачёты". стал проситься туда.

Как жили заключенные?

По словам Аполлона Николаевича, хорошо. В одном из бараков располагались парикмахерская для зеков и вольнонаемных и сапожная мастерская. В другом — была баня, в третьем — пекарня. В этих-то пустующих бараках впоследствии стали селиться молодые семьи, приехавшие строить город Надым.

Вспоминая о жизни заключенных, Аполлон Николаевич рассказывал:

— Нас почти никто не охранял. Охранники, конечно, присутствова­ли, но строгого присмотра за каждым не было. Как не было и случаев побега: летом комары загрызут, а зимой — мороз. Да и в какую сторону бежать? Кругом болота. А то, что говорят о якобы построенной на костях заключенных дороге, то это все брехня... Начальник строительства полковник Барабанов отбирал сюда физически здоровых людей. Заботился, чтобы все были накормлены и хорошо одеты. Никто не ходил в рваной одежде. Кормили хорошо. В день заключенному по­лагалось 300 г мяса, полтора кг хлеба, 220 г крупы, 25 г масла. Платили зарплату. Некоторые могли посылать деньги своим семьям. Зимой выдавали ватные штаны и телогрейки, теплое белье. Обходчикам на линии полагались оленьи дохи. В составе колонны было 1200 заключенных и около ста вольнонаемных.

Режим.

Начало стройки было довольно вольготным в плане режима, еще не было особо особых, рецидивистов, и, тем более, блатных. Только малосрочники, 5-6 лет. Солдаты и заключенные жили вместе. Вспоминает сержант В.М. Чумак: «Одевали нас одинаково: что им шубы, шапки, так и нам. Воровства не было совсем. Готовили мы вместе. Только нам 600 грамм хлеба, им полтора кило. Мяса – по триста грамм. Мясо не свежее, в бочках, соленое. Их еще так кормили: прошли триста метров насыпи – сразу спирт, горячие булочки. Работали лопатами и тачками. Это было первые полтора года, после побега со стации Песец спирт отменили, стали одевать хуже. Питаться мы стали отдельно»

В одном из бараков располагались парикмахерская для зеков и вольнонаемных и сапожная мастерская. В другом — была баня, в третьем — пекарня. В этих-то пустующих бараках впоследствии стали селиться молодые семьи, приехавшие строить город Надым.

Не помню, в каком году на сосед­ней 503-й стройке в «Советской га­вани» во время испытания рухнул новый мост. Зная о том, что я по образованию инженер-мостостроитель, администрация по распоряжению ГУЛАГа «командировала» меня туда.

Я спроектировал мост, руководил его строительством и сдал в эксплуатацию приемной комиссии. Там-то и закончился срок моего заключения. Я стал вольным человеком и мог ехать в любое место Советского Союза за исключением столиц и режимных городов. Но душа и сердце навсегда прикипели к этой земле. И я вернулся в свой лагерь вольнонаемным инженером.

Через несколько лет после смерти Сталина стройку законсервировали, зеков расформировали: кого домой, кого в другие лагеря, — продолжал рассказывать Аполлон Николаевич. — Я же остался здесь на территории колонны. На берегу реки собственными руками построил себе просторный дом. Сам с верховьев реки сплавлял бревна, вытаскивал их на берег, вручную рас­пиливал на бревна и доски.

Будучи заядлым рыбаком и охотником, соорудил в разных местах пять избушек, отстоящих друг от друга на 5 - 10км. В то время с ним жила местная зырянка-Наташа. Вместе они уходили на лыжах на охоту на 10—15 дней. Лыжи он сделал сам — широкие и легкие. Перед выходом на промысел варили дома суп или борщ, разливали по металлическим чашкам и выносили на мороз. Когда пища замерзала, ее отделяли от чаше теплой водой и готовые брикеты хранили на морозе. В лесной избушке было достаточно положить такой брикет в миску и разогреть. Пища в походных условиях готовилась быстро и не теряла вкусовых качеств. Ею питались сами и кормили охотничьих собак. Приезжего народа в то время не было, и по возвращении с охоты можно было ружье и дичь оставить на дереве возле дома, не боясь хищения. Замков не вешали, достаточно было подпереть дверь снаружи палкой. Рыба была не пугана. Прямо возле дома добывал ее Аполлон Николаевич и тут же на снегу складировал. Ел сам, давал собакам, иногда и дикие звери питались по ночам. Возле дома разбил небольшой огород, где выращивал картофель и капусту. Урожай не ахти какой, но картошки хватало на всю зиму. В летнюю пору заготавливал грибы, ягоды. Собирал кедровые орехи, сушил травы для чая.

В 1968 году он оставил охоту и рыбалку и устроился от салехардской гидрометеообсерватории наблюдателем водомерного поста на реке Надым.

Первые строители будущего города, особенно водители, помогали одиноко живущему «графу» (так они его называли) в приобретении продуктов питания. Для оперативной связи Аполлон Николаевич соорудил на обочине дороги невысокий столб с ящиком наверху. Туда он клал деньги, бидон для молока, записку с пе­речнем продуктов. Каждый водитель, проезжая мимо, заглядывал в ящик: нет ли заказа от «графа». По словам Аполлона Николаевича, не было ни одного случая пропажи денег или невыполнения заказа.

Страсть к рисованию появилась у него с детства, но основательно за­нялся этим делом после войны, когда жил в Пруссии. Там живопись стала его основным источником дохода. Первые картины в Надыме Аполлон Николаевич писал с натуры. Потом, когда приобрел широкопленочный фотоаппарат «Любитель», не раз путешествовал на вертолете с геологами по Надымскому (тогда еще Ныдинскому) району и делал снимки на свой профессиональный вкус. Именно с таких снимков написаны картины «Тэдоэтта» и другие.

Лишь один раз за годы, прожитые в Надыме, ездил Аполлон Николае­вич в родной Петербург-Ленинград. Было это в семидесятых годах прошлого века. Там не без труда нашел улицу и дом, в котором прошли его детство и юность. Дом перепланировали и заселили в него 12 семей. В одном из близлежащих домов нашел старушку, вспомнившую его по знаменитой тогда фамилии. А вот гимназию, где он получил первые уроки рисования, не нашел.
Такая история Надымского "графа". Умер и похоронен А.Н.Кондратьев в Надыме.

источник : http://amarok-man.livejournal....