«Обещать всё, а потом вешать» ...главная управленческая технология либералов...

«Обещать всё, а потом вешать»

...главная управленческая технология либералов.

Сегодня об управленческих технологиях. Ну и об уроках истории, а точнее — об её главном уроке. В России очень много людей, которые видят сладкие сны о собственном гауляйтерстве и панувании над «этой страной» после того, как сюда придёт глобализм, придёт США (и Бабченко на «Абрамсе»), придёт «демократия». Я-то убеждён, что их всех ждёт судьба того харьковского доктора, который не понимал, почему его, такого лояльного, такого готового служить гитлеровцам, морят голодом на общих основаниях со всем городом. Но гауляйтеры думают, что доктор просто не сумел быть достаточно полезным своим новым господам, а вот они-то будут служить глобальному рейху так, что без них просто никуда — и что потом будет? Ну правильно:

«Сгинут наши вороженьки,Как роса на солнце,Запануем и мы, браття,У своїй сторонці»

Глобализм — это мечта о «панувании» в исполнении либералов, проще говоря. И тут как раз можно вспомнить историю. И управленческие технологии.

Управленческая технология самих либералов — это сочинять и рассказывать сказки о том, как ватному быдлу будет вкусно и сытно при либерально-глобалистском панувании «илитки». Из ведущихся вслух бесед либералов об «этом народе», который «генетическое отребье» и «рабская психология», есть один точный вывод: их страшно заботит благополучие простых людей, это несомненно.

Хотя всё это намного короче сформулировал украинский «коллега», когда сказал своё бессмертное:

«Надо обещать им всё, а вешать — вешать мы их будем потом».

В этом и состоит главная управленческая технология либералов.

Но есть ещё и уроки истории, главный из которых состоит в том, что история никого ничему не учит. Кстати, я сейчас имею в виду в первую очередь самих либералов, потому что уж сколько «илиток» подвергли «глобализму» западные колонизаторы, а все аборигенные царьки слишком тупы, чтобы понять, что их ждёт. Это исконное англосаксонское умение управлять колониальными элитами, причём с весьма печальными последствиями для самих элит.

Наши либералы думают, что станут субъектами управления, а окажутся, разумеется, объектами. Думают, что управлять будут они, но на деле управлять будут ими.

Я хочу привести один интересный исторический пример, причём из нашей же собственной истории. Там прекрасно описано, как внешняя сила управляет аборигенными «элитами», приводя их к тотальной покорности.

Главный урок этой истории — хозяину никогда не нужна элита в полном объёме, потому что для его задач хватает обычно примерно 10% от текущего состояния. Прелесть в том, что либеральные идиоты думают, что именно они и попадут в эти заветные 10%, хотя неумолимая статистика говорит, что с вероятностью 90% их будут морить голодом на общих основаниях, как того самого харьковского врача, который тоже думал, что без него, такого лояльного, свидомого и преданного — никуда.

Пример из каторжной жизни, но… кто сказал, что жизнь порабощённой колонии будет сильно отличаться??? Скорее всего, именно такой она и будет, так что — пример весьма актуален.

И последнее, о «терминах». В описываемые времена (середина XIX века) на каторге «Иванами» называли высшее каторжное «сословие», как сейчас сказали бы — «авторитетов», «воров в законе». Можно даже прочитать чуть подробнее, но это при желании.

Ну а теперь — управленческая технология во всей красе.

… старший надзиратель Ханов сам был из ссыльно-каторжных. Когда-то он был сослан за какое-то, говорят, зверское преступление и отбывал каторгу в Каре «в разгильдеевские времена», о которых до сих пор с ужасом вспоминают старики-каторжане.

— Я — разгильдеевец! — с гордостью говорит Ханов.

Ханов отбыл каторгу, поселенчество и, приехав на Сахалин, сделался надзирателем. Нет вообще «лютее» надзирателей, чем из ссыльно-каторжных. Как всякий бывший ссыльно-каторжник, Ханов ненавидел и презирал каторгу. К тому же он знал ее хорошо, тонко, «по-каторжному» знал.

Чтобы команда из 390 каторжан, бывшая под присмотром всего трех надзирателей, не взбунтовалась, Ханов отделил из нее «Иванов».

Опытным глазом «старого разгильдеевца» Ханов присматривался к каждой новой партии каторжан, — и сейчас же выделял «Иванов», именно их-то и делая надсмотрщиками за работами. «Иваны», таким образом, совсем избавлялись от работ, могли питаться лучше, заведуя раздачей арестантских порций, и получали полную возможность тиранить и грабить злосчастную шпанку, выколачивая из нее последние гроши, последние щепотки табаку

Лучше жизни «Иванам» и не нужно было. Они были на стороне Ханова. А шпанка, забитая и несчастная, лишившись своих коноводов, терпеливо несла свой крест

Чтобы забить «шпанку» вконец, «старый разгильдеевец» употреблял два приема: непосильные «уроки» и недостаточность пищи. Урочные работы задавались такие, что все и всегда были виновны в «неисполнении урока». Порка, — Ханову было предоставлено право драть, — шла по всей линии несосветимая. Кормил Ханов арестантов раз в день, после работ. И пищи было недостаточно, и «Иваны» еще вдобавок крали, — измученный человек, кончив урок, или, вернее, никогда не кончив урока, если избег порки, «тыкался» к котлу, «жрал» наскоро, и, заморенный, полуголодный, засыпал тут же, на месте, как убитый. До протестов ли тут! Так в голоде и ужасе жила «шпанка».

Забив шпанку физически и нравственно, Ханов «подобрался» и к «Иванам». Но делал это опять-таки необыкновенно тонко и по-каторжному — умело. Он «сокращал» их по одному, в то же время другим давая еще большие льготы. Вдруг возьмет и одного какого-нибудь «Ивана» из надсмотрщиков переведет в простые рабочие, на полуголодный, полутрепетный режим. Остальным «Иванам» это было только на руку: меньше надсмотрщиков, — больше каждому из оставшихся достанется на долю при дележке награбленного. И разжалованный из надсмотрщиков в рабочие «Иван» должен был покоряться. Что он один поделает, когда вчерашние его товарищи колотят и бьют его:

— Работай, такой-сякой! Не лодырничай!

Так мало-помалу Ханов «перевёл» у себя и «Иванов», оставив из них в качестве надсмотрщиков только самых отчаянных. Зато уж и преданы были эти надсмотрщики Ханову истинно «как псы». Их было мало, на долю каждого приходилось много. Им прямой был расчет поддерживать хановские порядки, и сам надзиратель из каторжан так не свирепствовал, как свирепствовали каторжные надсмотрщики.

Так, применяя правило «divide et impera», Ханов держал в своих поистине железных руках каторгу и делал с ней все, что хотел.

Люди бросались под падавшие срубленные деревья, чтобы получить увечье, люди отрубали себе кисть руки, — на Сахалине и сейчас много этих «онорцев» с отрубленной кистью левой руки, — чтобы только их, как неспособных к работе, отправили назад, в тюрьму. Люди, очертя голову, бежали в тайгу на голодную смерть.

Ну что же, либеральное правление глобалистских элит именно так и должно выглядеть. А то, понимаешь, устроили тут равенство и братство, равноправие и прочее либерте. А надо так, как глобалисты привыкли: пробковые шлемы, работорговля и свободное ограбление аборигенов. А сами аборигены — арбайтен.

Только аборигенная «илитка» напрасно думает, что ей выдадут пробковые шлемы. Как будет на самом деле — сказано выше.

ЖЖ: albert-lex

...  и технологии  работают   в полный рост ,не разгибаясь... 

..здесь уже и сейчас...