Лишние люди...

Рентное общество и последний «дух капитализма».

Лишние люди

Проблема капитализма, вступившего в эпоху очередного кризиса, заключается в появлении множества лишних людей, о чем писали еще антиглобалисты, иронически замечая, что «излишки этих людей должны быть каким-то образом устранены»[1]. Безработица среди молодежи (и не только) в Европе достигла гигантских масштабов[2], равно как и в странах, не представляющих интереса для эксплуатации. Надвигается очередное технологическое замещение, которое будет более радикальным, чем все предыдущие, из-за массированной роботизации и компьютеризации. Постиндустриализм в наиболее развитых странах действительно может стать вполне самодостаточным и «настоящим». Кроме того, автоматизация технологических процессов, трехмерная печать и подобные им подвижки могут привести к радикальному удешевлению производства, опять же при исключении из него людей. В развитых странах, да и не только, большинство трудоспособного населения уже занято в сфере услуг. Но и тут занятость находится под угрозой ввиду того же технологического замещения. Все менее востребованной становится и большая часть коренного населения в странах, живущих за счет экспорта сырья, вроде ОАЭ[3] или России.

Вытекающий отсюда процесс роста прекариата[4] предсказывался теоретиками постиндустриализма. В свое время Владислав Иноземцев писал:

«В новых условиях оказывается, что классу технократов противостоят подавленный класс исполнителей и особо отчужденный класс, к которому относятся представители устаревающих профессий; сам же переход к новому социальному порядку становится переходом от общества эксплуатации к обществу отчуждения»[5].

Однако вместо постиндустриализма нас, вероятно, ожидает какое-то иное общество. Его преддверием стала ситуация, в которой, по словам Гейдара Джемаля, все делаются «люмпенами, но не в лохмотьях, как говорит первоначальное значение этого слова, а люмпенами, возможно, вполне неплохо живущими»[6]. Характер этого общества пока сложно определить и описать с точностью; оно вызывает ассоциации со средневековым обществом, но в то же время будет представлять собой «что-то невиданное в истории, причем для анализа его нужен классовый подход, хотя оно развивается сейчас по логике разложения классового социума»[7].

Базовый основной доход и «страх Спинхэмленда»

Исходя из всего вышесказанного весьма вероятным представляется переход к условно говоря «рентному обществу»[8], в котором требования «лишних людей» до известной степени будут удовлетворены. Механизм перехода к рентному обществу сейчас осмысляется сквозь призму идейной борьбы за или против введения базового основного дохода (БОД). Аргументы в пользу такого шага в основном сводятся к тому, что БОД освободит человека от «первичной работы» для «развития и реализации своей личности»[9]. Социолог Гай Стэндинг, как и большинство других сторонников БОД, считает, что, если человек не будет бояться отсутствия денег, это позволит ему стать более креативным и «заняться осуществлением собственной мечты о счастье»[10]. При этом сторонники БОД полагают, что опасения насчет того, что получатели базового основного дохода станут бездельниками и тунеядцами, беспочвенны. Подавляющее большинство из них, напротив, займется действительно общественно полезной деятельностью, ибо, как выразился один из энтузиастов этой идеи, «работы хватит на всех».

Аргументы против, помимо неудобных вопросов о финансировании этой инициативы, по большей части сводятся к опасениям вроде тех, что «низкооплачиваемые работы, к примеру уборщиков и кассиров, обесценятся», а «бедные люди, утратив мотивацию к поискам работы, будут тратить полученные деньги на алкоголь и наркотики»[11]. Не трудно заметить, что подобные возражения обусловлены, образно выражаясь, «страхом Спинхэмленда». Введенная в Англии в 1795 году и отмененная в 1834-м система[12]обеспечивала малоимущим слоям населения доплату к их доходам в размере, который позволял свести концы с концами. Вводившие эту систему руководствовались гуманными соображениями «права на жизнь». На деле же она привела к падению стоимости рабочей силы, пауперизации и моральному разложению значительной части бедняков, а также к разорению многих фермеров, отягощенных «налогом в пользу бедных». В итоге положение стало настолько невыносимым, что новшество упразднили. Нынешняя же критика БОД во многом повторяет критику Спинхэмленда, предрекая, что реализация нынешней идеи приведет к тем же последствиям.

«Страх Спинхэмленда» вытекает из отождествления ситуаций XVIII–XIX веков и сегодняшнего дня. Но это – принципиально разные ситуации. Система Спинхэмленда возникла тогда, когда требовалась поддержка определенной социальной группы в критический, но не угрожающей ей полным исчезновением период. А идея БОД актуализировалась в то время, когда обширная социальная группа наемных работников действительно находится под угрозой исчезновения и единственным способом задержать или остановить его является предоставление ей ренты. Иными словами, сходство между ситуацией Спинхэмленда и современным положением вещей лишь внешнее. Ситуация, в которой появилась система Спинхэмленда, не была ситуацией борьбы за ренту.

Временно и окончательно «лишние» социальные группы

С точки зрения ресурсной парадигмы большинство процессов, касающихся современной социальной стратификации, могут быть описаны как борьба за распределение ренты[13]. Рента обусловлена обладанием некоторым дефицитным ресурсом. Если социальная группа теряет этот ресурс, то она логичным образом будет стремиться компенсировать утрату приобретением другого ресурса, то есть другой ренты. Если же первоначальный ресурс по-прежнему остается в ее распоряжении, то о борьбе за новую ренту нет и речи.

При этом надо учитывать, что социальная группа в период радикальных трансформаций может оказаться только «временно лишней», поскольку развитие науки, техники, промышленности даст ей в недалеком будущем рабочие места. В подобном случае ее поддержка посредством чего-то, похожего на ренту, – временное явление. Показательно, что в Англии времен системы Спинхэмленда нарождающийся класс пролетариата не боролся за ренту. У него были другие пожелания; он хотел достойной платы за труд, приличных условий труда и так далее. Пролетариат не был такой социальной группой, для которой не находилось места в ближайшем будущем. Он был группой, терпящей временные трудности, но обладающей при этом востребованным ресурсом: рабочей силой. Поэтому даже сокращение спроса на труд взрослых рабочих, вытесняемый трудом детей и женщин, было временным явлением, поскольку затем усложнение техники исключило участие детей в производстве. Исследователь английской промышленной революции Поль Жозеф Манту отмечал в свое время:

«Эту опасность, вызванную успехами машинного производства, и устранило потом то же машинное производство: по мере того, как механическое оборудование развивалось, обращение с ним становилось более трудным. Вскоре пришлось отказаться от наполнения мастерских учениками»[14].

Система Спинхэмленда была введена как временная мера в период перехода, когда «на деньги для бедняков, вымогаемые наполовину у общества, наполовину у самих же бедняков, вырастали большие состояния промышленного капитализма»[15].

Система Спинхэмленда способствовала личной и культурной деградации трудящихся[16]. Ее внедрение исходило только из «права на жизнь», но не из соображений сохранения личного достоинства – и уж точно, не из резонов самореализации. Иначе говоря, в этом смысле она была противоположностью ренты, которая призвана поддержать привычный образ жизни группы наряду с сохранением личного достоинства ее членов.

«Временно лишними» периодически выступали и группы буржуазии, которые начинали жить на ренту, бросая занятия предпринимательством. Николай Бухарин, вслед за Вернером Зомбартом, описывает такие группы, как «деградировавшую», обленившуюся, выпавшую из производственного процесса буржуазию, паразитический класс. В «Политической экономии рантье» он утверждает:

«Общественный класс, о котором идет речь, является продуктом деградации буржуазии, деградации, стоящей в связи с утратой ею социально-полезных функций. Это своеобразное положение класса “в производственном процессе”, когда он стоит вне производственного процесса, влечет за собой создание особого социального типа, который характеризуется своей, так сказать, асоциальностью»[17].

...........Итак, в странах центра капиталистической миросистемы, который задает образцы решения проблем для всего мира, есть возможность решения проблемы «лишних людей» за счет построения рентного общества. «Лишним людям» в таком случае будет предоставлена доля технологической и научной ренты, а в целом – ренты с политического и экономического доминирования центра капиталистической миросистемы над периферией. Можно предположить, что поворот к рентному обществу будет сопровождаться доминированием в идеологической сфере какой-то версии коммунитаризма[28], окрашенного в правые или левые тона, но в равной степени нацеленного на то, чтобы занять «лишних людей» «общественными делами» и привить им представление о самоценности «общества» как такового. Средним членом общества станет рантье, участвующий в «общественно полезной работе». Поэтому нас ожидает появление многочисленных идеологических стратегий, призванных обосновать ренту или, что еще вероятней, обновление старых идеологий, которые теперь будут осмысливаться в ключе рентной проблематики. Рантье, полностью отказавшийся от преобразующей мир деятельности (а таких, вероятно, будет немало), подобно гегелевскому господину, обладает ущербным самосознанием. Но гегелевский господин знал, почему он господин: он преодолел в борьбе страх смерти и победил того, кто стал рабом. У него имелось оправдание своей ограниченности и ущербности, своей «неполноты» и отчужденности. Господин-рантье изначально отчужден, и такого оправдания у него нет. Его отчужденность не уравновешивается отчужденностью раба. Поэтому одним из вариантов поддержания своего габитуса для рантье станет поиск обоснования своей новой отчужденности – придумывание для себя «раба». Что и проявится на идеологическом уровне, приведя к рецидивам «варварства», предсказанного еще Розой Люксембург. Подобные рецидивы будут объективно обусловлены тем, что переход к рентному обществу, как и к мифическому «постиндустриальному», невозможен без эксплуатации «третьих» стран, подобно тому, как в свое время был бы невозможен переход к индустриальному обществу в колониальных странах без поддержки со стороны колоний, находящихся на аграрной стадии развития. Рентные общества, как и сегодняшние «постиндустриальные», останутся вершиной экономической пирамиды. Поэтому появятся и идеологические обоснования сохранения положения, при котором одни страны финансируют рентное общество в других, равно как и социалистическая, и разного рода популистская реакция на такие обоснования. Национализм и социализм в очередной раз сойдутся в борьбе за понимание характера желаемой «общности», и исход этой борьбы определит то, что возникнет уже после рентного общества.

Леонид Гершевич Фишман – ведущий научный сотрудник Института философии и права Уральского отделения РАН.

http://www.intelros.ru/readroo...

Смерть капитализма. Впереди - «новый рабовладельческий строй»...

ДЕМОНТАЖ КАПИТАЛИЗМА РУКАМИ КАПИТАЛИСТОВ.

"НОВЫЙ МИР" ОБЕРНЁТСЯ НОВЫМИ "ТЁМНЫМИ ВЕКАМИ".

Библейский проект закончен. На очереди – тотальная дебилизация.

Марксизм, коммунизм и идиоты. https://cont.ws/@anddan01/7033...

 https://cont.ws/@anddan01/7036...

https://cont.ws/@anddan01/7027...  https://cont.ws/@anddan01/7029...

https://cont.ws/@anddan01/7033...  https://cont.ws/@anddan01/7035...

Главное отличие социализма от капитализма запрет ЛЮБОЙ ФОРМЫ ВОРОВСТВА.

Главной ценностью при социализме является Жизнь. Жизнь как отдельных людей, слагающих социум, так и Жизнь всего общества. Поэтому такое важное значение для социализма имеет совершенствование Человека и Общества.

Капитализм является принципиально античеловеческой системой.

Капитализм - это фашизм. Капитализм как идеология убийства.