Я — красноармеец.

Я — красноармеец.

Красной Армии нет. Но есть огромная, непрерывная во времени и пространстве русская история, в которой мировая тьма, столкнувшись с Россией, отступает и меркнет, уходит обратно в ад. Россия, обливаясь слезами и кровью, ведёт непрерывный рукопашный бой, сберегая мир от погибели. Красная Армия — это спустившееся на землю небесное воинство.

Александр Проханов.

Под Псковом у речки Черёхи есть рытвины, заросшие дёрном, сглаженные ветром, дождями и паводками. Это окопы, где сто лет назад размещался артиллерийский расчёт. Стояла пушка на деревянных колёсах с железными ободьями. Ствол этой пушки был нацелен на близкий мост, по которому в сторону Пскова продвигался бронепоезд кайзера. По этому поезду революционный артиллерийский расчёт выпустил снаряд. Бронепоезд попятился и ушёл. Этот красный революционный расчёт одержал крохотную победу, которую мы празднуем 23 февраля как день рождения Красной Армии, как день военного русского мужества.

От этой крохотной первой победы повелись другие победы: на Перекопе, в Волочаевске, на Халхин-Голе, на линии Маннергейма, под Сталинградом и Курском, на Зееловских высотах и в Берлине.

Отсюда, с берега маленькой речки Черёхи, берёт начало другая великая красная река, красное русло, по которому покатился грандиозный ревущий XX век.

У истоков рек, будь то Волга, Двина или Кама, над крохотными, бьющими из земли родниками ставят надкладезные часовни. Здесь, под Псковом, над этими мягкими, едва заметными рытвинами, следует поставить надкладезную часовню, осеняющую весь громадный красный век. Красная Армия и была той божественной победной стихией, в которую облеклась русская история. История государства Российского облекалась в кольчуги и шлемы Куликовской битвы и Ледовой сечи, в стрелецкие кафтаны и мужичьи зипуны ополчения Минина и Пожарского, в мундиры петровских семёновцев и преображенцев, в бородинские кивера, в гимнастёрки первой Германской.

Сегодня нет Красной армии. Но есть непрерывная русская история, которая движется по Красной площади во время военных парадов могучими ракетами "Ярс" и ревущими танками "Армата".

Я — красноармеец, потому что сын красноармейца, погибшего в 1943-м под Сталинградом. Я — красноармеец, потому что всю мою сознательную жизнь двигался с красными полками с того краткого кровавого боя на берегу Уссури острова Даманский до блокпостов на Донбассе в расположение батальона "Восток". Я описал советскую атомную триаду, уходя из Гремихи на атомной подводной лодке в район учебных стрельб. Поднимаясь на стратегическом бомбардировщике Ту-16 с грузом ядерных бомб. Совершая в ночи под звёздами рейд самоходных грозных ракет. Я почитал за счастье и великую честь, когда меня принимали воюющие батальоны. Я был с полками под Гератом и Джелалабадом, Кабулом и Кандагаром. Я был с советскими вертолётчиками в Эфиопии в районе сражающейся Эритреи, с советскими инструкторами в джунглях, где создавались ангольские бригады. В подземных лагерях намибийских партизан я пил водку с советскими офицерами, обучавшими партизан Сэма Нуйомы взрывать юаровские высоковольтные вышки. На трофейном американском транспортёре вместе с вьетнамцами я пересекал границу Таиланда, преследуя части отступавших из Кампучии красных кхмеров. На кораблях Пятой средиземноморской эскадры я приближался к берегам Ливана, где в долине Бекаа советские зенитные полки сбивали атакующие израильские самолёты. Мне выпала честь участвовать во множестве военных походов, которые явно или неявно осуществляла моя армия. Художник Верещагин, следовавший со своим мольбертом вместе с русской армией в пустынях Устюрта, в кишлаках Бухары, среди батарей Порт-Артура, пример его жизни и смерти является для меня идеалом русского художника.

Красной Армии нет. Но есть огромная, непрерывная во времени и пространстве русская история, в которой мировая тьма, столкнувшись с Россией, отступает и меркнет, уходит обратно в ад. Россия, обливаясь слезами и кровью, ведёт непрерывный рукопашный бой, сберегая мир от погибели. Красная Армия — это спустившееся на землю небесное воинство. 

Её солдаты и командиры, её ротные и комбаты, её комдивы и командармы, её великий генералиссимус, мученики, погибавшие на рубежах Подмосковья, на волжских кручах, в застенках гестапо, в санитарных поездах, — это святые двадцатого века.

 Их окровавленные бинты — как священные плащаницы, их простреленные полковые знамёна — как хоругви.

Каждый раз, возвращаясь в Псков, я прихожу на берег Черёхи. И зимой, когда лёд на реке, и берега в белых сугробах, и летом, когда вода сверкает, и на старом окопе растут цветы, я мысленно возвожу над этим местом надкладезную часовню. Расписываю её стены фресками великих сражений. Среди солдатских прекрасных лиц, среди мужественных лиц полководцев смотрит на меня генералиссимус с бриллиантовой Звездой Победы. Спрашивает меня: "Кто ты такой?". 

И я отвечаю: "Красноармеец".