Cоциализм всегда был продуктом критики существующих порядков, строя эксплуатации и угнетения, но далеко не всегда эта критика была революционной, еще реже она была научной. Марксизм - это далеко не единственное и, тем более, не самое первое социалистическое учение.
Умные люди самого разного времени видели несправедливость и бесперспективность общества, в котором все построено на господстве и подчинении. Они страстно бичевали его и строили проекты нового общества. Такие теории получили название утопического социализма.
Одной из первых утопий принято считать работу древнегреческого философа Платона "Государство". Будучи свидетелем первых симптомов разложения древнегреческого полиса, Платон абсолютно точно указал на развитие частной собственности как причину этой болезни греческой культуры, которая, как он и предупреждал, оказалась смертельной. Греческая культура во многом представляет собой попытку сохранить родовые отношения в условиях, когда никаких условий для этого не осталось, когда господствует рабовладение. Старым, родовым способом управлялись греческие города-полисы, где верховная власть принадлежала народному собранию, а цари избирались. Все это, помноженное на вызванные к жизни развитием морской торговли достижения ремесла, давало силу греческой культуре. Античный грек не мыслил себя вне полиса, он был в первую очередь его гражданином, а только потом уже частным лицом со своими интересами. Он знал, что за его плечами всегда стоит его род и его город, поэтому и сам он полностью отдавал себя роду и городу. Это вовсе не приводило к потере индивидуальности, а наоборот, давало необычайный простор ее развитию. Ведь каждый всесторонне готовил себя к служению обществу. Он должен был уметь делать все, что умеют делать другие. Греческая система образования была построена таким способом, чтобы подготовить человека всесторонне. Гимнастика, музыка, обучение танцам, письму, чтению, а позже - риторике и философии должны были способствовать гармоническому развитию каждой личности. "Быть всегда лучше и превосходить остальных", то есть достичь славы и чести, чтобы и после смерти продолжать жить в человеческой памяти. При этом речь не шла не только о тщеславии, но даже о том, чтобы зарабатывать с помощью своих знаний и умений средства к существованию. Ведь греки были уверены, что только та деятельность достойна свободного человека, которая основывается на его духовных способностях и не служит зарабатыванию средств к существованию.
Развитие отношений частной собственности, увеличение количества рабов и использование их в целях увеличения богатства (очень долго в Древней Греции господствовало так называемое патриархальное рабство, в условиях которого рабы использовались разве что в качестве домашней прислуги, а для включения их в сельскохозяйственные работы их сначала включали в состав семьи с соответствующими правами, за исключением политических) приводило к разрушению общинных порядков, к распаду полиса, что грозило крахом всей античной культуре.
Платон очень точно почувствовал основную опасность, которая грозила античному обществу - частная собственность. Поэтому в его идеальном государстве нет места частной собственности. Все подчиняется законам Истины, Добра и Красоты.
Естественно, что учение Платона не имеет ничего общего ни с научным коммунизмом, ни с социализмом вообще. Оно реакционно, поскольку является отражением стремления родовой аристократии затормозить движение истории, по приговору которой общинный строй (первобытный коммунизм, как его иногда называют) должен был уступить место строю господства и подчинения. Но реакционное - не всегда глупое. Учения Платона - это была реакция, но это была вполне естественная реакция на наступление эпохи частнособственнического интереса. Это была несправедливая, античеловечная эпоха. Против господства частной собственности восставало все человеческое в человеке. Известна точка зрения К.Каутского, изложенная в его книге "Происхождение христианства", согласно которой Исус Христос - революционер, а христианство возникло как религия протеста, революционного сопротивления наступлению царства Маммоны, господства денег. Впрочем, уже через короткое время после признания христианства Римским государством, его иерархи прилежно служили именно этому безжалостному и бессовестному богу. Но лучшие из христиан, не желавшие продавать свои убеждения за деньги и почести, снова и снова обращали свои взоры к идее коммунизма, которую они вычитывали из евангелий.
Идея общности имуществ и красное знамя вдохновляли немецких крестьян во главе со священником Томасом Мюнцером, выступивших не борьбу с князьями и папством в годы Крестьянкой войны в Германии. Отчаянную борьбу против власти богатства вели многочисленные еретические секты Средневековья.
Отсюда, конечно же, не следует, что христианская церковь когда-либо, а тем более, сейчас, имела что-либо общее с коммунизмом. Она была и остается реакционным учреждением, верной служанкой богачей. Просто в эпоху Средневековья, когда религия оказалась господствующей формой сознания, никакие, даже самые прогрессивные идеи не могли быть ни высказаны в другой форме, кроме религиозной, ни восприняты широкими массами. Но христианская церковь немедленно отвечала самыми жестокими преследованиями на любую попытку усомниться в священности частной собственности - этого единственного нелицемерного ее догмата.
Даже основатель протестантизма - этой самой демократичной формы христианства - Мартин Лютер, идеями которого и вдохновлялись противники папства в Германии, немедленно выступил в защиту реакции, как только народные массы взялись всерьез за реализацию его идей и стали посягать не только на привилегии папства, но и на имущество богачей, требуя установления сегодня и сейчас "царства божьего", в котором бы не было бедных и богатых, ни классовых различий, ни частной собственности, ни чуждого обществу и стоящего над ним государства. Мартин Лютер, который еще недавно призывал "...скорее напасть... на пап, кардиналов, епископов и всю остальную свору римского содома, напасть на них со всевозможным оружием в руках и омыть наши руки в их крови..."1, немедленно выступил на стороне объединенного союза бюргеров, князей, дворян, попов во главе с папой против "кровожадных и разбойничьих шаек крестьян", призывая не менее страстно: "Каждый, кто может, должен рубить их, душить и колоть, тайно и явно, так же, как убивают бешеную собаку"2.
Надо сказать, что богатые классы не замедлили выполнить призыв этого осатаневшего попа. В результате, после подавления Крестьянской войны в Германии осталось около трети населения.
Но как бы не бесновались церковь и богачи, судьба феодального строя была решена. Он должен был уступить место другой форме эксплуатации и угнетения людей труда - капитализму. Большинство просвещенных людей возлагали на буржуазный строй большие надежды, полагая, что это будет царство разума, что устранение сословного деления, феодальной монархии, засилия церкви в духовной жизни приведет людей к истинной свободе. Но этим надеждам не суждено было сбыться. Юридическая свобода в условиях буржуазных порядков нашла свое естественное дополнение в свободе от средств к существованию, продажная и насквозь коррумпированная республика оказалась не менее надежным инструментом обеспечения ограбления бедных и обогащения богатых, чем абсолютная монархия, да и религия не собиралась сдавать свои позиции без боя. Буржуазный строй не принес ни разума, ни справедливости.
Впрочем, еще в 1516 году вышла в свет книга Томаса Мора "Утопия", в которой автор пишет и такие слова: "... повсюду, где есть частная собственность, где все измеряют деньгами, там едва ли когда-нибудь будет возможно, чтобы государство управлялось справедливо или счастливо".
"... я полностью убежден, что распределить все поровну и по справедливости, а также счастливо управлять делами человеческими невозможно иначе, как вовсе уничтожив собственность. Если же она останется, то у наибольшей и самой лучшей части людей навсегда останется страх, а также неизбежное бремя нищеты и забот". "... законы могут облегчить и смягчить эти беды, подобно тому, как постоянными припарками обыкновенно подкрепляют немощное тело безнадежно больного. Однако, пока есть у каждого своя собственность, нет вовсе никакой надежды излечиться и воротить свое здоровье, и пока ты печешься о благополучии одной части тела, ты растравляешь рану в других ..." Можно только поражаться прозорливости и точности мышления этого английского вельможи (Томас Мор занимал ряд высочайших постов, в том числе спикера парламента и лорда-канцлера). Уже пять столетий прошло. Каких только "припарок" не придумывали ученые коновалы этого скотского строя ради его спасения, сколько раз не объявляли о достижении "всеобщего благоденствия", а слова Томаса Мора не теряют ни своей свежести, ни актуальности.
К сожалению, в советские времена в среде интеллигенции наряду с привычкой (именно привычкой, а не убеждением) уважать учения социалистов-утопистов, выработалось к ним отношение как бы слегка покровительственное: что, мол, они там понимали, выдумывали всякие утопии. Социалисты-утописты представлялись едва ли не маниловыми от коммунизма. Такое представление не имеет под собой никакой почвы. Едва ли вы найдете среди авторов утопий двух-трех человек, которые были бы кабинетными учеными, а тем более, малограмотными бездельниками-фантазерами. Большинство из них были не только авторами, но и страстными пропагандистами своих учений. А часть из них посвятили жизнь воплощению их в жизнь, хотя общество не всегда относилось к ним благосклонно. В тюрьме писал свою "Утопию" Т. Мор. Почти три десятка лет жизни провел в тюрьме отчаянный итальянский монах Томаззо Кампанелла, но это не заставило его отказаться от планов освобождения родины от захватчиков и организации ее жизни на разумных началах. Был гильотинирован мужественный Гракх Бабеф, который всю свою жизнь посвятил реализации своих идей. Фразу из его предсмертного письма жене и детям вполне могла бы служить моральным кодексом коммуниста: "Я не видел иного способа сделать вас счастливыми, как путем всеобщего благополучия..."
"Одним из основателей свободы Соединенных Штатов" называл себя успешно воевавший во время войны за независимость Сен-Симон. Всю свою долгую жизнь не прекращал борьбу Роберт Оуэн, который прославился не только опытом успешной организации на социалистических началах знаменитой фабрики в Нью-Ланарке, но и тем, что он заложил основы массового рабочего движения в Англии.
Тем не менее, в конечном счете, утопический социализм оказывается весьма реакционным течением.
"По мере того как развивается и принимает все более определенные формы борьба классов, это фантастическое стремление возвысится над ней, это преодоление ее фантастическим путем лишается всякого практического смысла и всякого теоретического оправдания. Поэтому, если основатели этих систем и были во многих отношениях революционны, то их ученики всегда образуют реакционные секты".3
Весьма показательно, что ко времени написания "Манифеста" социализм был представлен в общественной жизни Европы весьма широким спектром различных направлений. Но Маркс и Энгельс вовсе не рассматривают представителей этих направлений как союзников. Анализируя социалистическую литературу того времени, они выделяют в тогдашнем социализме несколько направлений: реакционный социализм, консервативный социализм, критически-утопический социализм и коммунизм.
К первому направлению они относят феодальный, мелкобуржуазный и немецкий или "истинный" социализм. Что касается последнего, то он имел сугубо местное, немецкое значение, которое потерял уже после революции 1848 года.
Феодальный же и мелкобуржуазный социализм стали хронической болезнью движения и поэтому их стоит рассмотреть подробней.
Аристократия, потерпевшая поражение в результате буржуазных революций, тем не менее, неохотно сдавала свои позиции. Ее не устраивал даже тот компромисс на шее у пролетариата, который ей предложила победившая буржуазия в ходе реставрации, неотступно следовавшей за любой из европейских революций. Аристократия, воспользовавшись тем, что пролетариат, принявший самое живое участие в этих революциях, оказался обманутым в своих надеждах на улучшение своей жизни и был разочарован их результатами, развернула агитацию против буржуазных порядков, апеллируя в первую очередь к тому, что красивые и правильные лозунги свободы, равенства и братства в результате захвата власти буржуазией очень скоро обернулись для пролетариата усилением эксплуатации, поскольку в этом деле буржуазия и впрямь получила полную свободу, устранив всякие средневековые ограничения. В конце концов, феодалу было невыгодно, если его крестьянин умирал с голоду, ведь крестьянин стоил денег. Капиталисту же это было безразлично: за воротами ожидали сотни таких же голодных и готовых работать. Рабочий был полностью свободен: мог жить, мог умирать. Соответственно, и равенство перед законом страдающего от ожирения и подыхающего с голоду оказывалось разве что злой насмешкой над идеалами революции. С революцией бедные в своей массе не приобрели, а потеряли, и это было питательной почвой для успеха аристократической критики буржуазного строя. Но возврат к феодализму устраивал рабочих еще меньше, поэтому успех этот был ограничен рамками литературы. Это была блестящая и вполне справедливая критика малограмотной, алчной, лицемерной буржуазии с высот утонченной аристократической культуры (яркий пример - творчество Оноре де Бальзака), но предложить что-либо новое представители данного направления уже не могли. А возврат к старому, то есть к феодализму уже был невозможен, да и никому не нужен.
Сегодня тоже можно встретить рецидивы феодального социализма. С развитием капитализма они не ослабевают, а усиливаются. Точнее, усиливаются они тогда, когда ослабевает по каким-либо причинам коммунистическое движение пролетариата.
Так, оппозиция капитализму после поражения социализма в СССР была во многом представлена такого рода направлением. Под маркой патриотизма его представители, группировавшиеся в то время вокруг журналов "Наш современник", "Молодая гвардия", газеты "День" (после запрета - "Завтра") не только критиковали капитализм (весьма искусно, кстати, и последовательно), но и всячески пропагандировали дореволюционные российские порядки.
Еще более ярким образцом такого направления социализма являются исламские антибуржуазные движения от так называемых фундаменталистов (Иранская и афганская теократия и поддерживаемые ими движения) до официально проповедующих социализм правительственных партий Ирака и Ливии. Рука об руку с феодальным социализмом всегда шел разного рода религиозный социализм. Сегодня в большинстве случаев феодальный социализм только в такой форме и выступает. Особенно это касается арабских стран. И феодальный и религиозный социализм в основном есть реакция на стремление американского империализма подчинить эти страны своему диктату и включить их в систему международной капиталистической эксплуатации. Это обстоятельство не единожды провоцировало путаницу в умах коммунистов и приводило к непродуманным решениям. Да, это была реакция на американское вмешательство, но это все равно была реакция. Даже антиамериканская реакция не может отождествляться с прогрессивным, а тем более революционным движением.
Эти антиамериканские режимы не прочь были сотрудничать в своей борьбе против американского империализма с социалистическими странами, но все они являлись и являются ярыми врагами коммунизма внутри своих собственных стран. До сих пор, к сожалению, этим реакционным социалистическим движениям удавалось использовать коммунистов в свих целях гораздо чаще, чем коммунистам приспосабливать их к антикапиталистической борьбе. Поэтому так важно различать социализм пролетарский и реакционный, по крайней мере, не воспринимать всякое антикапиталистическое политическое движение как прогрессивное, как это было в свое время в случае с Ираном после их так называемой исламской революции, на самом деле бывшей самой дикой реакцией. Неясность в этом вопросе впоследствии, когда разгорелась ирано-иракская война, привела к огромным не только моральным, но и политическим потерям. Официальная точка зрения cоветской пропаганды, согласно которой это была "братоубийственная война", могла удовлетворить разве что тех, кто политикой вообще не интересовался. Остальным же сразу стало ясно, что, по крайней мере, последовательной классовой позиции по этому вопросу у советского правительства и КПСС вообще нет. Что оно руководствуется в данном вопросе скорее дипломатическими соображениями типа: что плохо для Америки, то хорошо для Советского Союза, жертвуя при этом интересами развития революции в странах так называемого третьего мира. И дело было не в том, что это могло показаться предательством местных коммунистов со стороны КПСС: их, бывало, жестоко преследовали те режимы, которые поддерживал Советский Союз. Не раз и не два интересы защиты социализма в СССР, а следовательно, и развития мировой революции требовали от коммунистов капиталистических стран таких, а то еще и больших жертв. Победил бы СССР в Великой Отечественной войне, а тем более, возникла бы система социализма, если бы не было экономического сотрудничества с Германией в 30-е годы или не удалось бы заключить договор о ненападении в 1939 году? А каково было коммунистам в странах, которые были союзниками СССР во Второй мировой войне? Но тогда, сколь это ни было тяжело, это было оправдано, и история показала, сколь не напрасны были эти жертвы. Они обеспечили победу социализма во многих странах. Здесь же приходилось жертвовать без определенной цели, только потому, что кто-то принял феодальную реакцию за шаг к социалистической революции. Это не могло не подорвать основы коммунистического движения во многих этих странах, не способствовать его расколу, росту влияния маоизма, что в свою очередь вело к расколам, сектантству, превращению грозной некогда международной силы в совокупность чисто национальных движений, тратящих на внутреннюю грызню больше сил, чем на борьбу с капитализмом.
Сегодня это для нас вопрос скорее исторический, поскольку и сам Советский Союз пал жертвой этой самой своей "дипломатии", сгорев в попытках "проскочить между капельками" классовой борьбы мирового капитализма и мирового социализма, превратив свою международную политику из инструмента развития мировой революции в "искусство возможного", в результате чего произошло то, что еще недавно казалось невозможным - Советский Союз исчез.
Но, к сожалению, при этом не исчезла теоретическая неграмотность и идейная беззаботность коммунистов. Все так же бездумно они готовы объединяться с любым, кто выступает против их непосредственного врага, не думая, что этим самым мы очень часто только укрепляем главного врага, то есть капитализм. Во внутренней политике основным представителем современного феодального социализма, несомненно, является православная церковь. После развала социализма она оказалась в двойственном положении. С одной стороны, она всячески этому развалу содействовала, провоцируя и поощряя оплевывание советской истории по поводу уничтожения храмов, забывая, конечно, о том, что в эти храмы тогда никто не хотел ходить, что люди были по горло сыты религиозной лапшой и рвались к знаниям и культуре, к которым Советская власть впервые открыла доступ широким массам, ранее обреченным делить свой досуг между водкой, полуживотными развлечениями да бессмысленным бормотанием полуграмотных попов. По крайней мере, ни один из церковных иерархов или просто рядовых священников, за исключением одного-двух, публично не выступил против развала Союза, против реставрации капитализма. Но попы жестоко просчитались. Они пали жертвой собственной пропаганды. Они уверили не только публику, но и самих себя, что при большевиках церковь находилась в ужасных условиях, поэтому были очень удивлены, когда обнаружили, что с исчезновением Советской власти исчезла и монополия православной церкви на продажу духовной сивухи нуждающейся в самообмане отстающей в своем развитии части советского общества. С наступлением капитализма вместе с потоком иностранных товаров, в страну хлынула грязная волна американского сектантства, всевозможных астрологий, мистики, рассчитанных на полных идиотов примитивных смесей из восточных религий и прочего мракобесия, которые даже на фоне патриархального православия с его попами-двоечниками выглядят натуральным шарлатанством. Православная церковь, разумеется, засуетилась, поскольку вовсе не рассчитывала выиграть в конкуренции с этими наглыми и хорошо финансируемыми, не стесненными никакими традициями, собственно, никакой моралью, противниками. Она начала искать союзников и была очень обрадована, когда нашла их среди своих вчерашних врагов, среди коммунистов, которые вдруг начали представлять недовольство православной церкви тем, что капитализм допустил западных конкурентов на ее "внутренний рынок" иллюзий, как недовольство капитализмом вообще, как патриотизм и едва ли не как социализм т.п. Но на самом то деле, если православная церковь и выступала где-то против капитализма, то ведь не за социализм, а за восстановление докапиталистических порядков, если не вообще (поскольку это сейчас практически невозможно), то хотя бы в сфере церковных отношений. Не лишне заметить, что на эту неожиданную любовь со стороны некоторых руководителей партии с гордым названием Коммунистическая, русская православная церковь ответила весьма своеобразно - усилением антикоммунистической пропаганды, точнее, доведением ее до крайних пределов: с одной стороны инсинуациями по поводу перезахоронения тела Ленина, с другой - канонизацией Николая Кровавого.
Еще одно проявление феодального социализма в современных условиях - патриотизм. На Украине ситуация, когда коммунисты становятся патриотами, по большому счету, невозможна. Во-первых, коммунистов на Украине всегда считали и будут считать сторонниками Союза или не будут считать их коммунистами. Во-вторых, на украинской "державности" всегда будет висеть клеймо сепаратизма, и мы вернемся к "во-первых".
Но поскольку предпринимаются попытки заявить о патриотизме украинских коммунистов, а КПРФ считает патриотизм своим главным козырем в политике, то на этом вопросе следует остановиться. Слово патриотизм не случайно имеет один корень со словом патриархальный. По своей сути патриотизм явление во многом докапиталистическое, феодальное, идеологическое выражение господствующей на то время экономической связи человека с землей. Когда минует время феодальной раздробленности, и союз королей (царей) и городов становится основой создания абсолютных монархий, возникают условия для единого рынка (в условиях феодальной раздробленности, когда ограбят если не в лесу, то на таможне, которых не меньше, чем разбойников в лесу, особо не наторгуешь), начинают формироваться современные нации. Они берут на вооружение появившуюся еще в античные времена идею патриотизма.
Капитализм же принципиально антипатриотичен. Он отрывает крестьянина от земли и бросает его на фабрику, он заставляет дворянина или хозяйствовать по-капиталистически, то есть перестать быть феодалом или разоряет его, отнимает у него его родовую землю и выгоняет в город. Для капитала родина там, где прибыль выше. Соответственно и рабочий вынужден следовать за капиталом. Ведь патриотизмом сыт не будешь.
Но это вовсе не значит, что патриотизм при капитализме - это обязательно реакционная идеология. Патриотизм буржуазной нации против феодальных - это прогрессивное явление. Патриотизм буржуазии угнетенных наций в антиколониальной борьбе - это уже революционность. Разумеется, что победившая социалистическая революция в своей борьбе с капиталистическим окружением вполне законно берет на вооружение лозунг патриотизма. Но было бы глупо коммунистам поддаваться на удочку патриотизма, когда речь идет о драке двух империалистических государств за добычу, или не отличать борьбу буржуазии колониальных стран от козней племенной или феодальной аристократии, которые, в конце концов, всегда будут направлены по пути, выгодному империалистам. Уж и подавно преступно отказываться от классовой борьбы рабочего класса против "своей" буржуазии под предлогом патриотизма.
Выискивание признаков феодального социализма сто пятьдесят лет после Маркса и Энгельса, когда от феодализма уже и следа не осталось, может показаться несколько надуманным. Но на самом деле все гораздо сложнее. Капитализм без труда приспосабливает к своим потребностям любые общественные формы, независимо от того, при каком строе они были выработаны: от социалистических до первобытных. Вот и современное христианство - явление глубоко средневековое, но не стесняются же некоторые вполне образованные люди публично потакать этому мракобесию.
Впрочем, нет сомнения в том, что заигрывание коммунистов с религией - явление временное и будет отвергнуто самой жизнью. Гораздо более опасной является другая форма реакционного социализма - мелкобуржуазный. Практически исчезнувший во времена Маркса и Энгельса в связи с исчезновением своей тогдашней социальной базы ремесла и мелкого крестьянства (в Европе капитализм быстро пролетаризовал эти слои), мелкобуржуазный социализм расцвел махровым цветом в дореволюционной России (партия социалистов-революционеров, анархисты, частично, меньшевики), поскольку там процесс разложения крестьянства был далеко не завершен. После Октябрьской революции говорить о мелкобуржуазном социализме как отдельном политическом явлении можно только применительно к некоторым течениям в странах третьего мира, хотя он нередко проявлял себя как побочная тенденция социализма пролетарского (особенно ярко такая тенденция проявилась в Китае времен Мао) или буржуазного.
Пункт "Манифеста Коммунистической партии", посвященный анализу консервативного, или буржуазного социализма, Маркс и Энгельс открывают таким предложением:
"Известная часть буржуазии желает излечить общественные недуги для того, чтобы упрочить существование буржуазного общества"4.
А потом дальше:
"Буржуа-социалисты хотят сохранить условия существования современного общества, но без борьбы и опасностей, которые неизбежно из них вытекают. Они хотят сохранить современное общество, однако, без тех элементов, которые его революционизируют и разлагают. Они хотели бы иметь буржуазию без пролетариата".5
Во времена, когда писались эти строки, консервативный или буржуазный социализм был явлением скорее литературным, нежели политическим. Получил он свое полное развитие позже, в империалистических странах Европы на почве обуржуазивания верхушки рабочего класса, то есть подключения ее к эксплуатации колоний. Классической партией буржуазного социализма можно считать английских лейбористов, уже которое десятилетие пытающихся обеспечить английскому рабочему классу социалистические условия при капитализме за счет уступок со стороны буржуазии с одной стороны, и за счет эксплуатации рабочего класса зависимых стран - с другой .
В других странах Западной Европы буржуазный социализм в чистом виде не имел особого успеха, поскольку здесь всегда было сильнее революционное пролетарское движение и сами страны были беднее. Поэтому здесь скорее нужно говорить о таком явлении как консервативный, стремящийся к сохранению капитализма, а не выступающий против него, мелкобуржуазный социализм. Он стал результатом предательства интересов пролетариата, точнее стремления примирить их с интересами национальной буржуазии со стороны социал-демократических партий II Интернационала. Мелкобуржуазным этот социализм можно называть не столько по его социальной базе, сколько по межеумочному положению, которое он занимает в политике буржуазного общества, стремясь возвыситься над реальными классами и опереться на фантомный "средний класс", который на самом деле, как правило, представляет собой индустриальную, юридическую и идеологическую челядь империалистической буржуазии и состоит из юристов-экономистов, менеджеров, инженеров, госслужащих, работников СМИ, представителей высококвалифицированных рабочих коренной национальности и т.п. Соответственно, и современная социал-демократия есть не что иное, как часть этой идеологической обслуги империалистической буржуазии. Что-что, а интересы империалистической буржуазии социал-демократия проводит отлично. Яркое свидетельство этому - роль социал-демократических правительств европейских стран во время варварских бомбардировок Югославии.
Самой одиозной формой реакционного социализма в эпоху империализма является национал-социализм. Очень часто к этому явлению мы относимся достаточно поверхностно. Пытаемся узнать фашистов по их заявлениям, по символике, по тому, как они относятся к Гитлеру. Но дело вовсе не в символике и не в риторике. Буржуазная демократия и фашизм вполне совместимы. Точно так же не стоит обманываться той критикой, с которой фашисты обрушиваются на буржуазию (немецкие нацисты тоже начинали с антикапиталистической риторики). Фашизм - это тоже социализм, но не пролетарский, революционный, интернационалистский, а буржуазный, реакционный, национальный, "патриотический". Если фашисты и выступают изредка против буржуазии или отдельных ее слоев и представителей, то только во имя сохранения самого буржуазного строя.
В сегодняшней Украине, как, пожалуй, и в других странах потерпевшего неудачу социализма, буржуазный социализм имеет несколько иную природу. Его сущность - рыночный социализм. Родился буржуазный социализм в СССР не как консервативная, и даже не как реакционная, а как контрреволюционная идеология. Именно под лозунгами лечения социализма рынком и под руководством КПСС, потерявшей к этому времени всякое классовое чутье, не говоря уж о классовой теории, проходила у нас буржуазная реставрация сверху.
Литература:
1.Цит. по Ф. Энгельс. Крестьянская война в Германии. К.Маркс, Ф.Энгельс., Собр. соч. Т. 7, 395.
2.Там же, с. 367.
3. К.Маркс, Ф.Энгельс. Манифест Коммунистической партии. К.Маркс, Ф.Энгельс., Собр. соч. Т. 4., с. 456.
4. К.Маркс, Ф.Энгельс. Манифест Коммунистической партии. К.Маркс, Ф.Энгельс., Собр. соч. Т. 4., с. 453
5. Там же, с. 454.
Оценили 6 человек
7 кармы