Примерно 200 лет назад на нашей планете произошли события, которые можно охарактеризовать как катастрофические. На всей территории Земли выпало огромное количество грунта, который засыпал города и другие поселения. Эта катастрофа навсегда изменила жизнь, уничтожив, или "проредив", прежнюю цивилизацию. С этим утверждением можно поспорить или отвергнуть его, более к нему не возвращаясь...
Однако остаётся вопрос: почему это событие не сохранилось в памяти поколений и не было зафиксировано в официальных документах и архивах? Ведь других архивов, кроме официальных, просто не существует.
В памяти поколений, конечно, остались некоторые свидетельства, например, слово «допотопный». Однако, возможно, это просто часть библейского эпоса, и само по себе оно не может служить доказательством.
С другой стороны, существует множество вещественных доказательств, которые буквально лежат у нас под ногами, но, кажется, никому не нужны. Засыпанные города — это тема тысяч исследований, но все они являются альтернативой официальной науке.
В этот раз мы обсудим, почему ни в одном открытом архиве нет прямого описания катастрофы. Почему представители официальной науки не спешат исследовать близлежащие старинные дома и не проводят по этому поводу симпозиумы? Ведь это так просто — пусть альтернативные исследователи спорят сколько угодно, на таких симпозиумах у них всё равно не будет доступа к микрофонам. А ведь на кону стоит возможность первыми ввести в официальный оборот тему, которая может дать множество открытий.
Но мы не видим никаких симпозиумов. Почему и как это происходит? На вопрос «почему» можно ответить так: значит, это кому-то нужно. Пока мы не будем углубляться в эту тему.
Не менее важен вопрос «как». Ведь свидетелей катастрофы миллионы. Все, кто её пережил, являются свидетелями. Мы исходим из того, что, сформировавшись в послекатастрофном мире, власть приняла решение забыть о катастрофе и никогда о ней не вспоминать. Даже многие сторонники теории катастрофы подсознательно не верят, что это можно было скрыть.
Оказывается, это довольно просто. Есть два подхода: плохой и хороший.
Плохим путём было бы принятие множества законов и постановлений, в которых будет описано, что и когда следует забыть. Даже если эти документы будут иметь гриф «секретно» или «для служебного пользования», к ним всё равно получит доступ слишком много людей, которые станут невольными носителями информации. Со временем запрет ослабнет, и информация выйдет наружу.
Большинство управляющих структур выбирают именно этот путь, и это неправильно. Конечно, есть вещи, которые действительно необходимо запрещать напрямую. Но в этом случае предполагается, что все знают, что именно запрещено, и не делают этого или не говорят об этом. Однако информация всё равно никуда не исчезает, ведь нельзя запретить то, о чём никто не знает, и за это наказывать.
Как же сделать так, чтобы не было необходимости что-либо запрещать? Чтобы само явление исчезло, по крайней мере, информация о нём.
Для этого существует эффективный и разумный подход — принцип транзистора. Для тех, кто не знаком с этим понятием, поясню: транзистор — это элемент электрической схемы, который способен управлять большим током в цепи, используя небольшой электрический сигнал. Разница может достигать тысячи раз. То есть, подавая сигнал с условным значением 1, можно управлять сигналом со значением, например, 1000. Транзистор не увеличивает подаваемый сигнал в тысячу раз, он лишь открывает или закрывает путь для его прохождения. Это похоже на работу водопроводного или пожарного крана: его легко открыть, но струя воды может сбить с ног.
В исторической науке таким устройством является источник. Как и любая другая наука, история обширна и для удобства делится на отрасли. Википедия перечисляет семь основных отраслей, хотя на самом деле их может быть больше. Также существует около 30 вспомогательных исторических дисциплин. Всё это, вероятно, хорошо и правильно. Если человек посвятил свою жизнь изучению, например, геральдики, то вряд ли от него можно требовать глубокого толкования египетских папирусов. Такая специализация оправдана и имеет под собой основание. Если геральдист заподозрит, что в Древнем Египте у какого-либо фараона был свой герб, то можно провести объединённую конференцию геральдистов и папирологов, чтобы быстро разобраться в ситуации.
Очевидно, что мы говорим о добросовестном и честном подходе к работе. Однако, как это ни печально, иногда некоторые люди пытаются представить информацию в свете, который не совсем соответствует этим принципам.
В таких случаях на помощь приходит вспомогательная историческая дисциплина «Источниковедение». Название этой науки говорит само за себя: она изучает "источники".
Казалось бы, что может быть сложного в изучении источников? Если вы нашли монету или вазу на глубине трёх метров, то это уже источник. Монету можно отнести нумизмату, а вазу — в отделение истории культуры. Но на самом деле, перед тем как нести эти предметы, их следует передать в отдел источниковедения.
В отделе источниковедения разберутся, куда отправить найденное. Возможно, на вазе поставят инвентарный номер и выпишут накладную для передачи в отдел истории культуры. А может быть, по какой-то случайности ваза отправится к упомянутому выше нумизмату, но потом, после разбирательства, окажется в нужном месте.
Однако в отделе источниковедения могут сказать, что эта ваза не является историческим источником. Причин для этого может быть много. Например, авторитетный источник видел похожую вазу в сувенирном киоске. Или есть подозрение, что археологи привезли её из туристической поездки, а не откопали на месте раскопок. Или, наоборот, эта ваза ещё более древняя, чем город, который раскапывают.
Пример с вазой кажется смешным и нелепым. В любом случае это исторический источник, осталось только определить его место. Но совсем не смешно обстоят дела с теми предметами, которыми в основном и занимается история: архивами, летописями и всеми письменными свидетельствами далёкого или близкого прошлого.
Каждый может найти множество аргументов, чтобы не считать тот или иной рукописный или печатный документ прошлого историческим источником. И дело даже не в его древности, ведь историка в первую очередь интересует содержание документа.
Например, если найдена летопись и каким-то образом установлено время её создания, то можно предположить, что автор был не совсем честным человеком. Он мог писать, чтобы угодить своему покровителю, и приукрашивать его подвиги и достижения.
Конечно, существуют способы проверки летописей на достоверность. Например, можно сравнить их с другими летописями того же или более позднего периода. Однако мы часто сталкиваемся с тем, что что-то запрещаем и не допускаем. Это плохой путь.
Лучше пойти другим путём — разрешить использование некоторых документов или архивов в качестве исторических источников. Для этого нужно провести организационные мероприятия: конференции, съезды, заседания, на которые пригласят авторитетных людей. Они должны признать, что эта летопись отражает подлинные события прошлого и не вызывает сомнений.
Нашедшему летопись присвоят почётный титул и включат в состав академии. А всех сомневающихся назовут шарлатанами, отрицающими научный подход.
После этого события будут развиваться сами собой. Историки, которые не были приглашены на конференцию или съезд, прочитают о них в журналах и внимательно изучат летопись. Вопросы задавать никто не будет, а если бы и задавал, то таких заранее причислили бы к псевдоучёным. Кому захочется быть псевдоисториком?
Даже из тех, кто был на конференции или съезде, мало кто активно участвовал в дискуссии.
Это вполне объяснимо. На любой конференции проект постановления готовится небольшой группой лиц. Разве может быть иначе? В результате обсуждения проект обычно принимается, хотя иногда и с некоторыми оговорками. Однако не все приглашённые получают возможность выступить.
Теперь представим, что нужно сфальсифицировать события, которые происходили в определённый период времени. Мы знаем, что история — это наука, которая работает с документами. В зависимости от масштаба событий или продолжительности периода можно подготовить соответствующее количество документов и провести конференцию. Большинство приглашённых не будут знать, что они участвуют в заговоре, и им предстоит играть роль слушателей. Если подготовка проведена на высоком уровне, всё пройдёт так, как запланировано.
Можно обсудить документы и не включать часть из них в список исторических источников. Это создаст видимость настоящей научной работы.
Для наглядности приведу пример, не указывая место и время. Однажды спецслужбы, зная, что одна из разведок охотится за определённым техническим регламентом по производству некой субстанции, подготовили для них подарок. Они написали регламент, похожий на тот, который был нужен, но внесли в него изменения, которые в результате исполнения не приведут ни к чему хорошему. Для создания документа использовали бумагу, выпущенную до даты, указанной в регламенте, и печатную машинку, которая точно существовала на тот момент. Так что ничего невозможного нет.
Таким образом, источниковедение, эта скромная вспомогательная дисциплина, является основой всей науки истории. Подобно транзистору или пожарному крану, оно легко и быстро открывает доступ к информации или же, наоборот, закрывает его, не признавая что-либо историческим источником.
Существует ещё один, менее заметный, способ организации исторической науки, который можно найти в Википедии или других источниках. Давайте представим, что в древней пирамиде Хеопса исследователь обнаружил бензопилу и принёс её в историческое отделение Академии наук. Источниковед сразу определил, что это исторический источник, и начал думать, в какой отдел её передать.
Отделы в историческом отделении соответствуют структуре изучаемой науки. Однако бензопила не является письменным источником, а большинство отделов работают только с письменными источниками. Она не похожа на знамя или вымпел, поэтому в отдел вексиллологии её нести бессмысленно. Также её нельзя отнести к культуре, войне, политике или религии. Можно было бы направить её в отдел науки, но там в основном занимаются гуманитарными науками.
В лучшем случае бензопила из пирамиды попадёт на склад отдела археологии и останется там до лучших времён. Просто некому заниматься такой находкой. Среди многочисленных разделов, основных и вспомогательных, мы не видим ни одного, который можно было бы назвать «история техники и технологий». Неизвестно, почему так получилось. Возможно, квалификация сотрудников не позволяет создать такой отдел, но вряд ли это произошло случайно.
Если в обществе нет института, который занимается изучением какого-либо явления, то это явление как бы исчезает. Например, если аборигену из амазонских джунглей понадобится справка, которую выдают по месту жительства, то куда ему обратиться? Вождь племени и его заместители хоть и хотели бы помочь, но не понимают, о чём идёт речь. В таких случаях абориген остаётся без справки, а бензопила так и остаётся в амбарной книге на Складе отделения истории. Она вроде бы и есть, но до неё никто не дотрагивается. А пока она не изучена, то и историческим источником считается лишь условно.
Автор любой монографии или статьи в профессиональном журнале вряд ли рискнет использовать источник, который не прошёл все необходимые процедуры. Да и зачем нужна такая спорная тема, когда есть множество неоспоримых и признанных источников? Разрешение и поощрение гораздо эффективнее, чем запрет.
Не так давно ректор одного вуза призывал преподавателей бороться за гранты. Неужели они уже от них отказываются? В те времена практически все гранты были зарубежными. В узком кругу ректор говорил, что цель работы по этим грантам понятна, но материальное благосостояние сотрудников важнее. Тем более что ничего противозаконного в таком процессе не было. Кому нужна эта несчастная бензопила, с которой хорошо, если не наживёшь неприятностей, когда здесь полно достойно оплачиваемой работы?
Если кто-то думает, что в Советском Союзе было как-то иначе, то это не так. Да, зарубежных грантов в СССР действительно не было, но были другие стимулы, которые действовали так же эффективно. Например, загранкомандировки.
Те, кто застал те времена, понимают, что это было значительным стимулом. А тем, кто не застал, придётся поверить на слово.
Когда мы говорили о старых географических картах, не раз вспоминали Леонида Гольденберга — главного советского историка картографии. Удивительно, но он также был источником ОВ. Среди множества его наград, званий и степеней было членство в некоей «международной комиссии». Кроме того, он был первым советским редактором и корреспондентом международного англоязычного ежегодника. Всё это предполагало частые и длительные загранкомандировки.
Понятно, что Гольденберг не был вечен, но тот, кто претендовал на место главного советского историка картографии, видя путь своего учителя, вряд ли планировал свернуть с этой благодатной тропинки.
Несмотря на некоторую автономность и закрытость советской исторической науки, международные связи существовали и не прерывались никогда. Ценность международных званий и регалий в советском историческом сообществе была очень высока.
Поэтому, несмотря на идеологические разногласия, советская историческая наука не отличалась от зарубежных подходов к признанию или отвержению тех или иных исторических событий. Большинство национальных исторических отделений в других странах не могут проводить собственные исследования и пользуются переводами исторической литературы с одного из основных языков, сегодня это английский.
Возникает вопрос: существовал ли единый центр, где была создана концепция исторических событий, которой мы сегодня руководствуемся? Конечно, такой центр был, он не мог не существовать. Историки всего мира не могли бы повторять одно и то же без какого-либо согласия.
Мы уже говорили, что большинство историков — честные и добросовестные люди, хорошо знающие свой предмет. Однако они не могут знать, что положено в основу этого предмета, они могут только догадываться. Особо догадливых можно легко поставить на место. Если возникает какое-либо течение, идущее вразрез с общей парадигмой, его можно дискредитировать. Например, можно выбрать самые «глупые утверждения» (а такие всегда есть) и подвергнуть их осмеянию в научных журналах или на других информационных ресурсах. Это надолго, если не навсегда, отобьет охоту двигаться в этом направлении.
Многое говорит о том, что современная концепция истории сформировалась во второй половине XIX века. Именно тогда, как пишут, источниковедение стало самостоятельной научной дисциплиной.
Любой желающий может ознакомиться с историей становления источниковедения. Для этого существует множество материалов. Однако мы не будем этого делать. В истории источниковедения есть сотни известных и неизвестных имён, а также споры о подходах к определению понятий и методах интерпретации исторических источников.
Вернёмся к нашему примеру с засыпанным зданием. Имеет ли значение, какой метод мы используем для определения того, является ли это здание историческим источником? Культурологический, расширительный или информационный — какой метод выбрать? На самом деле, выбор метода не имеет значения. Все методы, подходы и направления источниковедения имеют смысл только при работе с документами.
Сегодня многие с удивлением узнают, что, например, город Рим откопали менее ста лет назад. Однако науке это неинтересно. Зато её волнует какой-нибудь документ, относящийся к древнеримским анналам. Пусть этот документ очень важен, это бесспорно. Но неужели засыпанный грунтом город никого не интересует?
Это как раз тот случай, когда явление существует, но остаётся незамеченным. Нет структуры, которая бы его изучала. Нет человека или группы лиц, в чьи должностные инструкции входило бы установление причин, по которым Колизей откапывали в 20-30-х годах XX века. Добросовестным исследователям, получающим зарплату за работу с документами, будь то папирус или глиняная табличка, просто некогда заниматься посторонними делами. Своей работы — много.
Мы не можем утверждать, что документы могли быть сфальсифицированы, потому что не знаем. Но то, что именно в документы легче всего внести подлог, очевидно. Можно засыпать один или десять домов или, наоборот, их откопать. Но с городом такие действия проделать невозможно. Можно просто не вводить это в оборот науки история, не создавать соответствующую структуру и не выделять финансирование. А вот создать 100 или 1000 документов — возможно. Это тоже трудная работа, но осуществимая. Мы ничего не утверждаем, просто говорим, что это возможно.
Возможно, именно поэтому большинство исторических учреждений сосредоточено на изучении документов. Бензопила, найденная в пирамиде Хеопса, хранится в ящике в дальнем углу склада под перегоревшей лампочкой. Кто может спросить о ней?
С историками всё понятно. Но как же миллионы обычных людей? Как же семейные предания, которые передаются из уст в уста на протяжении поколений? Ответ прост: их нет.
Нет никаких преданий, которые бы восходили к эпохе, предшествующей второй половине XIX века. А это уже послекатастрофное время. Если кто-то сомневается, пусть спросит любого жителя Санкт-Петербурга, есть ли у него знакомые, предки которых жили в этом городе хотя бы до революции. Про времена Николая I даже и говорить смешно. Таких знакомых не окажется.
Самое большое здание дореволюционной Москвы — это императорский воспитательный дом, учреждение для сирот. Он был построен в конце XVIII — начале XIX века и никогда не пустовал. Куда делись родители этих сирот, неизвестно. Даже если они и были живы, то, вероятно, отдали своих детей в этот дом не от бедности, а от крайней нищеты. Людям, живущим на грани голодной смерти, не до воспоминаний о прошлых временах. А воспитанники этого учреждения даже и не могли ничего помнить.
Подобные дома существовали не только в Москве. Многие источники приписывают Екатерине II особую заботу о детях, рожденных не в браке. Не с того ли момента, когда эти воспитанники вышли из детского возраста, начался период, который историки называют отсталостью и который растянулся на сотню лет?
Что будет делать скульптор или инженер в мире, пострадавшем от катастрофы, когда нет еды на завтра? В лучшем случае он отдаст своих детей туда, где их хотя бы пообещают накормить, а сам останется без работы. Даже если он и выживет, то кому передаст свои знания и навыки, если не существует предмета, для которого они могли бы быть применены?
Некоторым выжившим в катастрофе, вероятно, повезло. Они оказались в благоприятных условиях и заложили фундамент мира, в котором мы живём сегодня. В этом им помогла скромная вспомогательная дисциплина науки истории — источниковедение.
Оценили 13 человек
34 кармы