Стоит ли сидеть на берегу или Об актуальности политэкономии

ЭКОНОМИКА

09.11.2018 10:00 АНДРЕЙ ЮМ  

Если бы меня спросили в чём актуальность политэкономии сегодня, то я вопреки известному правилу разговорного этикета задал встречный вопрос: а как бы вы хотели исследовать реку?

Желали бы вы, шагая вдоль обрывистого берега, подняться в горы к её истоку? С высоты внимательно всмотреться в долину, открывшуюся перед вашим взором? И как можно лучше, насколько позволяет перспектива, разглядеть притоки и изгибы петляющего водного потока, уходящего за горизонт? А после, исходя из увиденного вами за всё время путешествия, составить пусть довольно общую, но какую-никакую схему её русла и окружающего ландшафта? В дальнейшем на основе схемы предположить, откуда берутся её водные ресурсы и как они распределяются, питая окружающую жизнь? Ведь когда есть столь объёмные представления о речной долине в целом, тогда и догадки насчёт её подводного рельефа приобретут большую обоснованность. В конце концов, с такими знанием гораздо легче вообразить, куда же устремлён сей поток? Во что впадает? Что же там дальше, за горизонтом? Или…

Или можно, сидя на берегу реки, ограничиться наблюдением за уровнем воды и изучением её состава. Да, в обычной, не кризисной ситуации второго варианта может быть вполне достаточно. Но если с рекой что-то стало не так? Вдруг появилась угроза половодья или обмеления?

Конечно, здесь вопрос заключается в том, стремишься ли ты к более целостному знанию о предмете (в данном случае это экономическая жизнь общества) или готов ограничиться лишь фрагментарным знанием. Я имею в виду «мозаику» разнообразных цифр, экономических терминов и теорий, которые у нас на слуху, благодаря нашим либеральным экономистам и чиновникам. Такое фрагментарное знание может быть вполне полезно в практической жизни. И подобное знание может быть, скажем, эмпирически, позитивистски очень даже хорошо обосновано. Этот подход, во многом, противоположен известным словам К. Маркса:

«При анализе экономических форм нельзя пользоваться ни микроскопом, ни химическими реактивами. То и другое должна заменить сила абстракции»

Озвученный выше подход не стремится посредством холодных категорий объяснить течение хозяйственной жизни общества. Но часто цифры и термины, которые используют современные экономисты и чиновники, настолько отвлечены от реальных явлений экономической жизни нашего общества, что просто диву даёшься. Вспомнить хотя бы все эти замеры средней температуры по палате. Представим, что у нас есть выбор: общие, отвлечённые понятия политэкономии, стремящиеся дать некое целостное представление об общественном производстве и распределении. Или также довольно отвлечённые понятия из современных либерально-экономических речевых практик, которые не претендуют на более-менее целостное объяснение общественно-экономической жизни по своей природе. А в нашем случае все эти цифры и термины призваны нагло скрыть неблагополучие экономической ситуации. Что же в этом случае выбрать?

В учебнике «Политическая экономия» 1954 года говорится, что:

Политэкономия — это наука «о развитии общественно-производственных, то есть экономических, отношений людей. Она выясняет законы, управляющие производством и распределением материальных благ в обществе на различных ступенях его развития»

Определение уже отсылает нас к тому, что в истории общества есть свои этапы со своими законами, управляющими производством материальных благ. Значит, и нынешние капиталистические отношения есть одна из ступеней общественно-исторического процесса, следовательно, за ней последуют другие. Исходя из этого, мы наматываем на ус, что общественные отношения, а, стало быть, и человеческая природа обладают определённой динамикой. Даже чисто психологически такое виденье обнадёживает. Благодаря таким представлениям, расширяются и наши познавательные возможности в сфере общественного устройства. Мы узнаём, что в процессе производства развиваются отношения между людьми, а, значит, и отношения между различными социальными группами. Понимание, что есть социальные группы, а, значит, и их жизненные интересы, которые обусловлены производственными отношениями, то есть довольно мощными, весомыми материальными обстоятельствами, избавляет от множества политических иллюзий. Ещё один важный момент — внимание политэкономии направлено на социальные отношения. И благодаря этому, при всей своей абстрактности, она имеет выход к проблеме человека и в философско-теоретическом, и философско-практическом измерении. Острота этой проблемы только нарастает.

В учебнике «Экономикс» Макконнелла К.Р., 2003г., сказано, что:

Экономика — это «общественная наука, исследующая проблемы эффективного использования ограниченных ресурсов с целью максимального удовлетворения материальных потребностей человека»

В основу определения автор кладёт непреложный, по его мнению, факт, что:

«Cовокупность всех наших материальных потребностей во много раз превышает производительные возможности наших ограниченных ресурсов»

Такое определение не отсылает нас ни к формам экономической жизни с её законами, ни к историчности этих форм экономической жизни, ни к социально-экономическим отношениям. Оно как бы говорит нам: всегда есть очень мало ресурсов и очень много потребностей. Почему-то так и вспоминается всеми «любимый» перл: «Денег нет, но вы держитесь».

А так ли статично это соотношение потребностей и ресурсов? Разве нет современного маркетинга, который поможет так раздуть материальные потребности, что ограниченные ресурсы станут ещё ограниченней?

По учебнику «Экономикс» экономике важно узнать: как эффективно использовать ограниченные ресурсы для человека? Но можно ли ответить на это «как», без ответа на вопрос: кто определяет критерий «эффективности»? Второй вопрос отсылает нас прямо к проблеме производственных отношений. Если, конечно, нам не принять за посыл то, что есть некий космический разум. Очень экономически-рациональный разум (прошу прощения за тавтологию). Он знает всё об эффективности. А о нём знают только его адепты — либеральные экономисты, монетаристы, финансисты и т.п., которые манифестируют его волю в форме догм. Те, в свою очередь, должны быть приняты всеми серыми и убогими, как и любая догма, без возражений. Можно, разумеется, сказать, что это всё придирки. Хорошо. Но останется ли мнение таким же, если вспомнить, как «эффективно» используются ограниченные ресурсы нашей страны?

К сожалению, в нашем публичном поле совсем не много экономистов, которые указывают и напоминают нам о разнице между политэкономией и экономикой из учебников «Экономикс».

Грубо говоря, сознание, сталкиваясь в своём опыте с огромным многообразием вещей и явлений, формировало общие понятия. То есть категории — мощные абстракции, которые создавали крепкую опору самому процессу мышления. Предназначение этого инструмента — осмысливать общее, а не утопать в бесконечном многообразии единичного, которое мы наблюдаем в окружающей жизни. Используя те же категории политэкономии, можно мыслить о хозяйственной жизни общества в общем. Но также мыслить об этой жизни мы можем хотя и в общем, но хаотично. Каким образом? Исследуя отдельные общие моменты экономического процесса, давая отдельные абстрактные определения. К примеру, взяли и дали отдельные определения труду, стоимости, деньгам и т.п.

А можно посредством синтеза этих категорий мыслить в данном случае хозяйственную жизнь общества как целое в его движении. То есть во втором случае из этих абстракций формируется некая идеальная модель, обладающая своей целостностью (и как написано в «Философском энциклопедическом словаре») «содержание каждой из составляющих её абстракций раскрывается в контексте связей со всеми остальными». Движение категорий как бы повторяют, но мысленно, логику экономического процесса. Вот высказывание Маркса, которая, по-моему, хорошо иллюстрирует такой тип мышления. Маркс пишет:

«Простейшая экономическая категория, например, меновая стоимость, предполагает население — население, производящее в определенных условиях, — а также определенные формы семьи, общины или государства и т. д. Меновая стоимость может существовать только как абстрактное, одностороннее отношение некоторого уже данного конкретного живого целого»

Можно сказать, что размышляя подобным образом Маркс движется в своём исследовании от одной категории к другой. Категории в этом процессе всё больше «обрастают» определениями, следовательно, обретают большую конкретность, то есть большую целостность. Стало быть, знание в нашей голове представляет собой уже не бедные оторванные друг от друга абстракции, а категории, получившие такое богатство отсылающих друг к другу определений, которое позволяет нам понимать движения всего этого экономического процесса, который находится вне нашей головы, как целого.

Но даже возвращение отдельных категорий политэкономии в общественное сознание благоприятно влияет на существующее положение дел. Способствует изменению дискурса. Понятия эти, скажем, были вытеснены из сознания нашего общества, как у невротика вытеснены те или иные травмирующие воспоминания. К примеру, понятие труда отсылает нас к проблеме невостребованности труда или эксплуатации. Распределение — к теме социальной справедливости. Производство — к ситуации в промышленных отраслях. Или понятие товарного фетишизма, подразумевающего овеществление отношений между людьми. Оценивать человека как товар, переводить людские отношения в товарно-денежную плоскость, видеть в человеке товар — разве всё это отвечает нашим исторически сложившимся фундаментальным ценностям?

В политэкономии кризис является обязательным атрибутом капиталистической экономики. Такой подход даёт нам более трезвый взгляд на наше предкризисное существование. К примеру, мы можем смотреть на те же методы монетарной политики как на процесс различных ухищрений, призванных оттянуть присущие природе капитализма кризисы. Как на желание некоторых больших социальных групп (к примеру, финансовые круги) максимально продлить выгодную им экономическую ситуацию. Ключевые действия министерств и центральных банков мы можем интерпретировать как определённый вид экономической политики. Какова её цель? Прятать как можно глубже дисбалансы социально-экономической системы, чтобы не принести ущерба интересам некоторым социальным группам сегодня. Всё это делается в ущерб жизнеспособности системы дня завтрашнего.

Сейчас — когда по-настоящему запахло жаренным — есть немало статей, которые винят центральные регуляторы в безответственном подходе к ликвидации кризиса 2008 года. Странным было бы, чтобы кот был против сметаны. В данном случае кот — это все те финансовые круги, которые являются выгодоприобретателем от существующего положения вещей. Вспоминается хорошая сцена из фильма «Игра на понижение». Закадровый голос, подводя итоги ипотечного кризиса, рассказывает о том, как «в последующие годы сотни банкиров и руководителей рейтинговых агентств сели в тюрьму, Федеральный резерв был реформирован. Конгрессу ничего не оставалось, как раздробить банки и начать регулировать сектор ипотеки и деривативов». Потом слышен звук разбитого стекала, тёмный экран и закадровый голос объявляет, что сказанное было шуткой. В действительности «банки взяли деньги, которые им дали американцы, выплатили себе гигантские бонусы и лоббировали в Конгрессе отказ от банковской реформы».

Кстати, интересный вопрос: в случае серьёзного обрушения системы не упадёт ли жизнеспособность и этих алчных социальных групп? Нет ли в этом своей исторической диалектики?

Перечислю несколько важных проблем современной экономической ситуации — те большие проблемы, которые серьёзно обсуждают специалисты:

Проблема конечного спроса,

Проблема ухода капитала из реального сектора в финансовый, то бишь пресловутая финансализация,

Война как возможность нивелировать накопившиеся в системе противоречия.

И вот вопрос: какие специалисты наиболее содержательно обсуждают перечисленные проблемы? Те, что, выросли на либеральных учебниках по экономике или, те, что в своих ответах опираются в том числе на теоретическое наследие политэкономии?

Подробнее на https://aurora.network/articles/6-jekonomika/63081-stoit-li-sidet-na-beregu-ili-ob-aktual-nosti-politjekonomii